С миру по нитке

— Во вторник, — сказал Берт и посмотрел, как мог, строго, рост, благо, давал ему преимущество, которым он, по правде говоря, так толком и не научился пользоваться. — Не могу, — ответил Райнер и, проникновенно заглядывая в глаза, взял Берта за плечо. — Дружище, ей-богу, никак не могу. Берт попробовал возмущенно дернуть плечом и руку стряхнуть, вышло не очень, Райнер вцепился, как тот лобстер, которого Бертольд готовил сегодня в винном соусе. — Имей совесть! — искренне возмутился он. — Я ведь даже заранее тебя предупреждаю, не накануне, как ты меня. И в конце-то концов, это ты мне должен, а не я тебе, Рай… Он запнулся, когда Райнер с наглющим видом, тщательно замаскированным под смущение, пожал плечами, приподняв при этом обе руки, так что мощные бицепсы напряглись под белым поварским кителем. Говорить, кажется, больше было не о чем, и Берт, кляня свою мягкотелость, отступил. А дело было самое простое, и правда действительно была на его стороне. Три недели назад Райнер с самым смущенным и просительным видом подошел к его столу и вполголоса поведал, что его, Райнера, близкий друг, который при дальнейшем выяснении обстоятельств оказался подругой, купил квартиру и затеял переезд, и вот просто позарез надо помочь хорошему человеку, вот именно завтра. — Ты же завтра отдыхаешь? — говорил Райнер скорее утвердительно. — Выйди за меня, а я за тебя в свой выходной выйду, в какой скажешь день. Очень надо, будь другом. И ты же всю жизнь на одном месте не проживешь, и тебе ещё силач Райнер Браун пригодится. Берт подумал тогда, что нынешнее жилье его более чем устраивает, а если вдруг перестанет, то служб, предоставляющих услуги грузчиков, пруд пруди, и берут недорого и работают быстро, но отказать Райнеру было тяжело. Райнер поддержал его в первые месяцы работы в ресторане, когда Бертольд больше сидел, чем стоял из-за своих поломанных ног, и, так или иначе, часто нуждался в помощи, несмотря на то, что очень старался не нуждаться. И конечно же, пришлось соглашаться. Правда вот отдавать долг Райнер, казалось, и не думал и уже в четвертый раз, смущаясь и сокрушаясь, говорил, что ему очень жаль, но вот в этот раз ну никак. И поводы находил приемлемые: то старый друг пришел из рейса и скоро уходит снова, если не в этот раз, то год ещё не увидятся, то маме нужно срочно чем-то помочь, она знает, что у сына выходной и уже всё распланировала, то билеты на концерт куплены за полгода, ты уж пойми, хорошо? А в этот раз вообще объясниться не удосужился: не могу, и хоть ты тресни. Берту и хотелось треснуть от злости и возмущения, то ли на наглого Райнера, то ли на мямлю-себя. Главное, и ему самому свободный вторник ну очень нужен, невероятно нужен, и планы уже есть, и он уже обещал, и если подведет, начнет рассказывать, что не выйдет, что давай в другой день — лучше и не начинать. Берт оттер салфеткой взмокший лоб, выпил залпом стакан холодной воды и в три шага преодолел путь к столу Райнера. — Знаешь, дружище, — он намеренно использовал так любимое Райнером обращение, после которого так трудно было в чем-либо отказать, — я тебе помог, когда тебе было надо, а теперь надо мне. И мне очень жаль, если на вторник у тебя были какие-то планы, потому что у меня тоже планы и для меня они, извини, важнее твоих. Райнер застыл, потеряв на минуту контроль над своей нижней челюстью. Леви, внезапно невесть откуда появившийся рядом, стукнул его в бок: — Стейк сгорит к херам. Переворачивай! — И глянул в упор, хоть неизвестно, как ему вообще удавался такой фокус. — С хера ли ты, такой спец в проблематике чести и долга, товарища подставляешь? Ещё услышу, как ты в курилке на тему братства и взаимопомощи людям в уши заливаешь, сигарету в одно место запихну. — И, уже отойдя на два шага, глянул вполоборота: — Во вторник работаешь, у Фубара выходной, если у тебя, конечно, не запланировано какого-нибудь важного события, вроде суицида. Райнер отвернулся и с угрюмым выражением лица почесал в затылке. Бертольд отер вспотевшие ладони о штаны.