Мой Демон

Бывают разговоры о дружбе, о благороднейших чувствах между людьми. Но благороднее, чем любовь к сестре нет, потому что она основана на инстинктивном чувстве родства. неизвестный автор

1       Вы знаете то чувство, когда во сне ты падаешь в бездну, а потом просыпаешься на холодном полу своей спальни? Если нет, то вам не понять, что я сейчас испытываю.       Прыгнув в черную дыру, я ожидала упасть на что-то твердое вроде камней. Однако в этот раз — как впрочем и всегда — фортуна была на моей стороне, и приземлилась я на мягкую поверхность мха. Меридиана, собственно, тоже.       — Ты как? — спрашиваю я, поднимаясь на ноги и помогая ей встать.       — Неплохо, а ты? — она выглядит изможденной.       После всего произошедшего с ней я вообще удивляюсь, как она на ногах стоит.       Мы упали прямиком в пещеру. Понятия не имею, насколько глубоко мы находимся под землей. Дышать здесь крайне сложно.       — Воздух влажный и под ногами водный мох, а это значит, мы не так далеко от воды.       — Да, не знаю, хорошо это или не очень. Кажется, будто стены давят, — проговаривает Меридиана, осматриваясь. — Почему здесь не темно?       — Вероятно, откуда-то проникает свет. Пошли.       Мы направляемся в сторону источника света, аккуратно ступая по мху. Спустя некоторое время всё же находим тот самый свет. И от увиденного мы теряем дар речи.       — Уау, — только и выговаривает Мер.       Мы словно попали в самый настоящий океанариум. Нас от настоящего моря отделяет лишь магическая стена, которая выглядит как кристальный лед без единой царапины. Отсюда прекрасно видны разнообразные рыбы, плавающие по ту сторону преграды.       — Уау, — повторяю я. — Должно быть, не такие уж и глупые эти дьяволы.       — Это сделали не дьяволы, — раздается мерзкий, до ужаса жуткий голос за нашими спинами, и мы резко оборачиваемся. — Это сделал я.       Страх пробирает до самой дрожи. Я хватаю Мер и прячу её за свою спину. Тот, кто стоит напротив нас, гораздо страшнее всех, кого мы видели недавно. Гигантских размеров падший ангел с ужасающей внешностью: у него шесть крыльев летучей мыши, кроваво-красное лицо с бездонно черными глазами и острые, как клыки, зубы.       Сатана.       — Впечатляет, не правда ли? — добавляет он, чудовищно ухмыляясь. — Я люблю это место. Теперь особенно, ведь именно сюда пожаловали мои дорогие гости.       Я не говорю ни слова. Мне нечего говорить такому существу. Я бы лучше ослепла, чем увидела его в реальности. Чувствуя себя загнанной в угол овечкой, крепче сжимаю руку Меридианы. Мы беспомощны против него. И, вероятнее всего, живыми мы отсюда не уйдем, если нас не кинуться спасать сейчас же.       — Я долго ждал этого момента, — говорит, а точнее хрипит, он, глядя на нас, как на любимое лакомство. — И наконец-то он настал.       То, что происходит потом, выбивает из меня весь дух. В одну долю секунды я оказываюсь рядом с ним: он притянул меня с помощью своих сил. Теперь мое горло сжимают две его руки, которые больше похожи на куски обгоревшей плоти. Ноги отрываются от земли, и я начинаю задыхаться.       — Нет! — вопит Меридиана, пытаясь сорваться с места, однако он не дает ей этого сделать, приковав к месту. — Отпусти её!       В её голосе одна сплошная боль. Я пытаюсь освободиться, но попытки до безумия тщетны. Я никто против него. — Отпусти! — её крик срывается.       А потом я начинаю чувствовать, как что-то проходит сквозь меня. Сначала боль притупленная. Ощущение такое, словно меня сильно ударили в живот. Только потом вся реальность накатывает волной: он пронзил меня клинком, который разрезал мои внутренности. Как только боль становится невыносимой и голова в десятки раз тяжелее, я отключаюсь, ожидая лишь быстрой смерти. 2       Я просыпаюсь там, где нет боли и отчаяния. Там, где царит мир и покой. Вокруг меня лишь белоснежный свет и ничего больше.       — Гермиона, — раздается голос моей мамы за моей спиной.       Я оборачиваюсь, улыбаюсь, довольная её присутствием, и бегу обнимать. Как давно я её не видела! Радость переполняет меня так, что я вся сияю от счастья.       Однако как только я кидаюсь к ней, она исчезает. Растворяется в воздухе, будто бы её здесь не было и вовсе.       — Мама?       А затем, как только мой голос утихает, всё меняется. Я оказываюсь в тускло-освещенном помещении, где есть лишь мой отец. Он тревожно мерит коридор больницы шагами и без конца вглядывается в окошко родовой палаты.       — Папа? — спрашиваю я, но он меня не видит и не слышит.       Выходит доктор из палаты, и мой папа тут же бросается к нему. Выражение лица молодого врача не сулит ничего хорошего.       — Ну, как там? — интересуется папа, застыв от ожидания.       — Дело в том, что… — врач подбирает слова. — Были обнаружены внутриутробные инфекции, из-за которых ребенок скончался.       Отец, не удержавшись, падает и приходит в шок от услышанного.       Должно быть, вот так я когда-то потеряла брата…       Не выдержав, я забегаю в родовую палаты и первое, что вижу, это плачущую мать. Она ревет, прося не уносить её ребенка. Я смотрю на маленький сверток, который лежит в углу, пока девушка в белом халате, стоящая рядом, суетливо что-то пишет на бумагах.       Медленно, не торопясь, я подхожу ближе к своей кровинке и разворачиваю этот сверток.       То, что я вижу, меняет всё.       Девочка. У моих родителей была девочка.       Я снова переношусь в пространстве и следующее место, куда я попадаю: морг. Мне совсем не хочется быть здесь. Как только я пытаюсь выйти, в помещение завозят младенца.       — Новорожденный, — громко оглашает санитар патологоанатому. — Только из родовой палаты.       — Документы оформили? — спрашивает женщина-патологоанатом, готовя инструменты.       — Да, оформляют, — санитар покидает морг.       Теперь здесь только я, женщина-врач и мертвый младенец, смотреть на которого невыносимо.       Женщина что-то записывает и уже было приступает к работе, как вдруг тело маленького ребенка содрогается. И я, и врач это замечаем. Затем еще пару движений и только что мертвый младенец начинает плакать. Я утопаю в немом удивлении, не смея сделать и шагу.       — Хроническая смерть, — быстро проговаривает врач и начинает суетливо что-то делать. Она звонит кому-то и просит приготовить какое-то помещение. Я не понимаю, что она тараторит, но сильно надеюсь, что эта женщина вернет мою сестру родителям.       — Вы ведь спасете её? Спасете? — кричу я, но она меня не слышит.       Картина меняется. И вот теперь я стою в некой светлой гостиной, где на полу с игрушками играет двух-летняя девочка. Не могу понять, что я здесь делаю до тех пор, пока в комнату не заходит та самая женщина, которую я видела секунду назад. Она выглядит иначе без халата: ухоженная, с теплой улыбкой на лице, похожа скорее на ту, кто работает с детьми, а не с трупами.       — А кто тут у нас? — спрашивает она, присаживаясь возле девочки. — Мэри!       Я не успеваю взглянуть повнимательнее на девочку, как в гостиную заходят еще двое людей: девушка и парень, у которых кольца на безымянных пальцах.       — Спасибо, что пришла, Лидия, — говорит девушка, улыбаясь смотря на дочь. — Ты очень много значишь для нас, и мы всегда рады тебя видеть. Да и Мэри тебя любит.       — Конечно! Я ведь её любимая тетушка, — женщина ласково целует Мэри в лоб.       — И единственная, прошу заметить, — смеется парень.       Я поняла, почему оказалась здесь. Не спеша и аккуратно ступая, обхожу девочку и сажусь напротив, чтобы лучше рассмотреть её.       Да, это моя сестренка. Та, у которой была клиническая смерть. Та, кого спасла женщина-патологоанатом. Та, кого отдали другой семье.       Я хочу было коснуться её, как вдруг всё снова меняется.       Меня окружает лес. Сейчас поздний день и кругом еще светло. По тропинке, возле которой я стою, идут трое людей. Те же самые родители девочки и она сама, только уже постарше. Шестилетняя девочка носится вокруг своих родителей, постоянно прыгая и пытаясь словить бабочку.       — Мэри, смотри, не упади, — предупреждает её мама.       — Мхм.       — И не отставай, ладно? — улыбнулся ей папа.       — Ладно.       Она бегает позади них, с интересом рассматривая деревья, кусты и землю. Она словно рассматривает каждое насекомое, которе было под ногами. Заметив стаю бабочек, которые пролетели мимо, девочка не удерживается и тут же несется за ними. Вскоре, заблудившись, она теряет из виду своих родителей. Я хожу за ней и безумно хочу помочь, но не могу.       Вскоре вся заплаканная и испуганная девочка бегает по лесу, зовя родителей и пытаясь их найти. Она обещает, что больше не будет так делать и не станет вести себя опрометчиво. Девочка молит лишь о том, чтобы её нашли. Однако этого не происходит, а я лишь нахожусь рядом в виде призрака, будучи не в силах ей помочь.       Ночью, когда уже совсем становится темно, девочка ложится под большим дубом и, свернувшись калачиком, засыпает. Там её на утро находит бабушка, которая отводит ребенка в свой дом, чтобы накормить и искупать.       Я искренне благодарна этой пожилой женщине, которая взяла на себя ответственность за мою сестренку. Если не она, мало ли что могло произойти.       — Как тебя зовут? — мягко спрашивает бабушка, расчесывая волосы девочки.       — Мэри, — отвечает она, то и дело всхлипывая.       — Это твое полное имя?       — Нет.       — А какое же полное имя у тебя, Мэри? — аккуратно интересуется бабушка.       — Мэри от… — всхлипывает. — …Меридиана. 3       Больно. Жутко больно. Настолько больно, что я хочу умереть, лишь бы перестать это чувствовать.       Земля дрожит, небо трясется. Я слышу чей-то крик, который заглушает все остальные звуки. Он настолько громкий и пронзительный, что еще чуть-чуть и я оглохну.       — Меридиана, — тихо шепчу я, сама того не осознавая.       Это она кричит. И это из-за неё сейчас здесь, в пещере, происходит обвал. Мне удается открыть глаза и найти её взглядом. Она находится в пяти метрах от меня с безумно горящими от злости глазами. Вместо привычных карих глаз, сейчас я вижу угольно черные. Она не стоит, а парит над землей. Её волосы так наэлектризовались, что кажется, будто прикоснуться к ним то же самое, что прикоснуться к молниям. Она кричит, нет, вопит словно Банши.       И, клянусь Богом, в этот момент она не человек. Она нечто совершенно иное.       Она — дочь Небес.       Я теряю сознание. 4       В моей голове звучал томный мужской голос, который проговаривал лишь одну фразу:       «Ты была рождена, чтобы править»       Его голос мне не знаком. Я стараюсь понять, что он имеет ввиду, но попытки провальные.       Этот сон продолжается очень долгое время. Мне кажется, будто я сплю вечность. И весьма странно то, что осознавая сон, я не могу его контролировать. Лишь просто продолжаю спать. 5       До меня доносится запах медикаментов и кислых зелий. Я морщу нос от того, что мне это не нравится. Кто-то открыл окно и теперь в комнате очень прохладно. Я хочу попросить закрыть окно, но у меня нет на это сил. Сквозь спящий разум, я улавливаю лишь незначительные вещи, происходящие вокруг. Когда в следующий раз я снова начинаю чувствовать ветер на своей коже, уже совсем другое время.       Засыпаю, а затем просыпаюсь, но не совсем до конца. Открыть глаза и пошевелиться у меня не выходит. Потом я снова засыпаю, чувствуя, что пролетают дни и ночи, пока сон окутывает меня целиком и полностью.       — Мина.       Этот голос заставляет меня проснуться. Я никак не могу взглянуть на своего гостя. Слышу его и только.       — Это конец, — говорит он. — Всё закончилось.       Затем некоторое время мой гость молчит, а я не могу вспомнить, кто он.       — Наша миссия завершена и сейчас мы должны возвращаться. Здесь нас больше ничего не держит, — он не может подобрать слова. — Мина, так получилось. Вас больше ничего не побеспокоит. Береги себя.       Затем я слышу шаги в сторону выхода, а после хлопок закрывшейся двери. Кем бы ни был мой гость, он ушёл, попрощавшись. 6       Спустя долгое время после того, как ушёл тот парень, из сна меня выдёргивает другой голос, женский:       — Ты возомнила себя спящей красавицей? Просыпайся скорее!       — Может она просто хочет подольше отдохнуть от тебя, Сьюз, — усмехается кто-то и открывает окно. — Свежий зимний воздух никому не навредит. Тебе, Сьюз, вообще ничего не навредит.       — Я замёрзну!       — У тебя такая толстая кожа, что не замёрзнешь, милая.       — Лили, — говорит та самая Сьюз. — Тресни Дафну по голове. Она снова надо мной издевается.       — Перестаньте, — разносится третий голос, более нежный. — Вы можете хотя бы здесь не ругаться?       — А мы не ругаемся, — говорит Дафна. — Это мы так развлекаемся.       — В любом случае вы мешаете ей спать.       — Она что, медведь? Всю зиму будет спать? — негодует Сьюз, топнув ногой.       Я морщусь. Они очень громкие.       — Она спит, чтобы набраться побольше сил, — отвечает Лили, пародируя врача. — И вам, мисс Боунс, следовало бы это знать!       — Да-да, конечно. Вы все такие умные, одна я тупица.       — Ты первая тупица, которая осознаёт это! — снова издевается Дафна со смешком.       — Да хватит уже! Достали! — Боунс вскакивает с моей постели. — Гермиона, скорее очнись, не то тебе больше не представиться шанс увидеться с подругами! Я их лично убью своей «тупостью»! Ха!       Она быстро уходит, в конце демонстративно хлопнув дверью. Дафна фыркает, а Лили протяжно вздыхает. Я не могу понять, как мне удалось найти таких разных подруг.       — Ты должна быть с ней помягче, — говорит Лили укоризненно. — Сейчас Боунс переживает сложный момент в жизни.       — А разве не все мы его переживаем? 7       Проходит время. Дни и ночи становятся все длиннее и длиннее. Я устаю лежать здесь. Больничное крыло мадам Помфри немноголюдно, поэтому порой мне наскучивает лежать и слушать, как шуршит в своей комнате медсестра, готовя разные виды зелий.       Однажды приходит директриса. Возможно, она приходила не раз, я не помню, потому что лишь недавно ко мне начала возвращаться память.       — Как она? — спрашивает Макгонагалл.       — Невероятно, но отлично, — отвечает мадам Помфри. — Ее раны быстро затянулись и теперь от них видны лишь зажившие шрамы. Потеря крови сильно сказалась на здоровье, но сейчас всё гораздо лучше. Состояние нормальное и стабильное. Я каждый день даю ей порцию витаминов для восстановления. Как видишь, эта девочка совсем скоро встанет на ноги.       По комнате разносится облегчённый вздох.       — Спасибо, Поппи. Не знаю, что было бы, если бы не ты. Спасибо.       — Это моя работа, Минерва. 8       «Ты была рождена, чтобы править»       «Это конец. Всё закончилось»       Я проснулась от долгого сна. Вышла из комы, словно заново переродившись. И, может, поначалу было сложно, но теперь все хорошо. Я встала на ноги и действительно заново начала жить.       О произошедшем старалась не вспоминать. Грустные воспоминания лишь причиняли боль.       Как и сказал Драко, всё закончилось. Они ушли. Все демоны покинули школу в один день, сразу после того, как меня нашли полу-мертвой в лесу. Меридиана, находившаяся в тот момент рядом со мной, не могла выговорить ни слова. Просто обнимала меня и сидела рядом.       Нашедшие нас демоны доставили к мадам Помфри и сказали, что во время потасовки неподалёку от Хогсмида, на меня напали неизвестные. Демоны сделали все, чтобы Макгонагалл в это поверила. А сразу после этого подались на отчисление. Все до последнего. Причину так и не назвали.       Они ушли, оставив всех своих избранниц. Меркан бросил Сьюзен, Офелан Дафну, Эйса Лили, а Драко меня.       Просто ушли, а мы продолжаем жить после этого.       Я никогда не думала, что так просто приму это. Раньше я знала, что если такое произойдёт, мне будет сложно это пережить. За короткий промежуток времени я полюбила своего демона всем сердцем и душой. И теперь мне было больно, но терпимо. Совсем не важно было то, что я плакала по ночам и не могла успокоиться, пока сон не дарил мне покой на какое-то короткое время. Это было не важно, ведь теперь все было в прошлом. Я старалась дышать ровно и стойко смотреть глаза будущему.       В ту злосчастную ночь все закончилось. Дочь Небес не нашлась. Ни Меридиана, ни я, как выяснилось, ею не являлись. И все в этом убедились.       Сатана проткнул мой живот своим лезвием. Я потеряла сознание и видела то, что до сих пор не могу вспомнить. Меридиана спасла меня, хотя я все ещё не могу понять, как. По словам девочки, это была обычная сила волшебника, которая могла перерастать в нечто большое, если оно требовалось. Я хотела в это верить, и в итоге так и произошло. Какая разница, что тогда было, если сейчас это уже не имело никакого значения.       Вот так это и завершилось.       Я пролежала в коме почти два месяца. Полтора, если точнее. После пробуждения меня многие навещали: Дафна, Лили, Сьюзен, Эрни, Дин, Асвиопель, Меридиана и ещё десятки ребят, которые заходили, чтобы просто пожелать скорейшего выздоровления. Приезжали даже Гарри, Рон и Джинни, которые не требовали объяснении, а просто попросили быть осторожнее. Благодаря им, мне стало легче. Я читала книги и готовилась к предстоящим экзаменам, стараясь выкинуть из головы мир, который совсем недавно меня окружал, и человека-демона, который совсем недавно сводил меня с ума. 9       Я стою посреди своей комнаты и смотрю вокруг себя, желая от всего избавиться. Спустя долгое время, я наконец-то покинула больничную палату и смогла вернуться в свою комнату, видеть которую больше не хотелось. Каждая вещица в этой комнате напоминает мне о произошедшем. Напоминает мне о Малфое.       Я хватаю коробку и начинаю все выкидывать туда, не разбирая. Начиная с ручек, заканчивая вещами. На глазах стоят слезы, но я стараюсь не плакать. Мне не жалко ничего, я избавлюсь и станет проще. Денег достаточно, чтобы приобрести все самое нужное. Я выкидываю даже постельное белье.       Когда на полках ничего не остаётся, когда шкаф становится пустым, когда во всей комнате есть лишь учебные книжки и большая клетка Кая, мне становится лучше. Я избавляюсь от мусора и хлама, который возвращал бы меня в прошлое. Переставляю мебель с помощью магии и меняю комнату окончательно. Даже цвет стен теперь другой.       Закончив работу, я стою у двери и осознаю всю суть сделанного.       — Прошлое должно оставаться в прошлом. — Заключаю я и выхожу из комнаты.       Спустившись вниз, я иду в Большой Зал. Ужин уже давно начался, а я безумно голодна.       При видя меня, сидящие за столом девочки (Дафна, Сьюзен и Лили) вскакивают. Они не знали, что меня сегодня выпишут. Я улыбаюсь им, а они мне. Невольно вспоминаю похожий момент из детства. Когда после Василиска я лежала в больничной палате, и после выпуска меня подобным образом встречали Гарри и Рон. Ситуация действительно чем-то схожа.       Я быстрым шагом — почти бегом — иду к ним, и мы вчетвером заключаем друг друга, а объятиях на глазах у всей школы.       — Ура, ты вышла! — кричит Сьюзен.       — Мы снова вместе! — ликует Лили.       — Да-да, и теперь на нас все пялятся, — произносит Дафна, заставив всех нас засмеяться. Она по-прежнему вредина, но мне это нравится. Я дорожу её такой, какая она есть.       — Спасибо, что ждали, — говорю, довольная как слон. — Давайте кушать! Я голодна, как волк.       Вместе дружно плюхаемся на табуретку и принимаемся трапезничать. Девочки рассказывают о том, что было пока я пребывала в коме. Болтает больше всех Сьюзен, что весьма не удивительно. У неё накопилось столько истории и новостей, что я даже слово не успела вставлять. Слушая её, я старалась не смотреть в ту сторону стола, которая теперь пустовала. 10       Настали рождественские каникулы. Мы, вчетвером, успешно сдали экзамены, завершив это полугодие на отлично. Пришлось изрядно постараться, но мы сделали это.       Будучи свободными ещё, как минимум, на две недели, я предложила всем слетать со мной в Австралию. Первой согласилась Сьюзен, что не удивительно. Потом Лили. А уж потом, после изнурительных уговоров и Дафна.       Целью этой поездки была — встреча с родителями. Я собиралась вернуть им память, а себе родителей. Что бы ни произошло, я больше не могла тянуть это дальше.       Настроившись, я принялась ждать день вылета. 11       Утро выдалось тёплым. Несмотря на то, что сейчас была зима, я спокойно могу выйти в пальто и ничуть не замёрзнуть. Покинув дом, я отправляюсь в аэропорт, где меня уже ждут подруги.       — Напомните мне ещё раз, почему мы летим маггловским способом? — интересуется Дафна, как только мы встаём в очередь, чтобы сдать багаж.       Идея полететь на самолёте была моей. Я настолько устала от всего магического, что сейчас мне хотелось делать всё простым и обыкновенным способом. Я хочу снова чувствовать себя обычным человеком.       — Гринграсс, потерпи, — цокает языком Сьюзен, скрестив руки на груди. — Лететь недолго. Но если ты будешь все время ворчать, то этот путь покажется всем нам безумно длинным!       — Постарайся уснуть, — говорю я.       Она пропускает наши слова мимо ушей. По какой-то причине эта вредина терпеть не может самолеты.       — Ты забронировала отель? — спрашивает Дафна у меня, видимо, желая не думать о перелёте.       — Нет, — отвечаю, закатывая глаза.       Минут десять назад я говорила о том, что сняла небольшой домик возле пляжа. Дафна даже не слушала меня.       — И куда мы поедем после прибытия? — раздражается она.       — Объясните ей, — махаю рукой на нее. — Я в уборную.       Пробираясь сквозь толпу людей, дохожу до заветной комнаты и прислоняюсь к стене, чтобы немного отдышаться. Мимо проходит девушка, о чем-то щебеча по телефону.       — Да, ангелочек, я позвоню, как только… — голос затихает, как только закрывается за ней дверь.       Ангелочек. Услышав это, я невольно фыркнула. В моей голове ангел ассоциируется с демоном, а это все ведёт к тому, что было в моей жизни месяц назад. Желая не поддаваться воспоминаниям, умываюсь холодной водой и привожу себя в порядок.       В одной кабинке слышатся чьи-то всхлипывания. Поначалу я их вовсе не слышала, но с каждой секундой они становились громче. Я понимаю это только сейчас.       Какие-то девушки выходят из других кабинок, мрачно глядя на третью дверь.       — Вечно здесь кто-то ревет, — говорит одна девушка, чуть старше меня. Она умывается и недовольно цокает языком. — Пора бы уже им что-то с этим сделать.       — Не говори, — поддакивает вторая, помладше. — Это безумно жутко. Пошли отсюда побыстрее.       Они уходят, спеша оставить меня одну с плаксой.       — Эй, все в порядке? — спрашиваю я, подойдя ближе.       В ответ ничего не говорят, но на секунду плач прекращается.       — Вам нужна помощь? — добавляю.       Добрая гриффиндорская сущность во мне не дремлет. Я не могу пройти мимо, вдруг человеку действительно нужна помощь.       — Боже, скажите, что все в порядке, и я пойду, — кричу так, чтобы она точно услышала.       Я стучу по двери, которая в момент удара со скрипом открывается.       — Извините за вторжение, но… — я осекаюсь, когда замечаю, кто за дверью.       Вернее «что». Оно сидит на бочке унитаза, согнув ноги в неестественной позе. Кожа сравнима с грязной землёй, глаза большие и бездонные, а руки длинные и безобразные. Оно плачет, словно обидевшийся ребенок. Это существо безумно страшное и пугающее. Только вот по какой-то причине я уже не боюсь этого. При видя такого чудища мне ничуть не страшно.       — Уходи, — говорю я чересчур спокойно.       Существо перестаёт всхлипывать и поднимает голову, чтобы посмотреть на меня. Ту, кто осмелился ей что-то сказать. «Оно» так и не смотрит мне в глаза. Лишь водит взглядом по моему телу.       — Уходи, — настойчиво повторяю.       А затем, в порыве гнева и злости это существо кидается ко мне, вопя словно Банши. Я не отпрыгиваю, нет. Я продолжаю стоять там ровно, поражаясь своей стойкости. Оно кинулось ко мне, но, поняв, что меня этим не напугать, застыло, так и не дотянувшись.       Её что-то напугало. Что-то во мне. Оно снова забилось в дальний угол, начиная плакать с новой силой. Я смотрю на него, как на объект изучения. Скорее всего это покалеченный призрак души. Порой после смерти душа человека вылетает из оболочки в изуродованной форме. Такое бывает лишь когда при жизни человек был плохим. Так Бог наказывает тех, кто нагрешил. Они не могут уйти отсюда, потому что не понимают, что нужно сделать. Привязавшись к месту гибели, так и сидят там, испытывая дикую боль и обиду. Застревают между мирами словно узники, не имеющие шанса спастись.       — Уходи, — снова повторяю я. — Тебе больше не будет больно, если ты уйдёшь. Ты достаточно настрадался, теперь тебе надо идти. Уходи.       Оно перестаёт плакать и дрожать. Мои слова до него доходят, чему я рада.       — Он тебя простит. Он всегда прощает. Только ты попроси прощения, — говорю я. — А теперь иди и не бойся.       Существо сползает с унитаза и, передвигаясь как паук, направляется к противоположной стене. Оно, вскарабкавшись наверх по стене, исчезает, словно проваливаясь в бездну.       Ушёл.       Я возвращаюсь к подругам с чувством выполненного долга. Странно, но такое я делала впервые, хотя получилось очень профессионально. Хорошо, что когда-то у меня был интерес к призракам и им подобным. Я настолько интересовалась этим, что перечитала все книги о привидениях в библиотеке школы.       — Тебя долго не было, — замечает Лили. — Что-то болит?       — Не волнуйся, все в порядке.       Через полчаса мы садимся на самолёт, который вскоре успешно посадят на другом конце земли.       Австралия.       Мама, папа, я уже рядом. 12       — Уи! Мы в Австралии! Ура! — вопит Сьюзен, бегая и кружась по пляжу. Голос ее наполнен той искренней радостью, которую я не слышала уже долгое время.       Я сажусь на шезлонг и поднимаю голову ввысь. Закат здесь невообразимо красив. Небо укутывают облака, сквозь которые ярко и сочно переливаются цвета солнца. Разноцветная жизнь здесь отличается от жизни в серо-белом Лондоне.       — Ву-ху! — Боунс делает сальто в порыве счастья. Ее лёгкое пальто и тонкий шарф не поспевают за хозяйкой. Она носится, как сумасшедшая.       Я начинаю смеяться. Она забавная. Словно ребёнок, который впервые увидел то, что ему очень нравится.       — Не сломай себе ничего, — говорю, улыбаясь.       — Мне хочется бегать здесь каждое утро, Гермиона! Хочется танцевать под красивый закат и гулять под дождём, смотря на море! Это волшебно!       — Тебе здесь так нравится?       — Очень! Я впервые в жизни нахожусь где-то в совершенно другом месте! Раньше мама мне часто рассказывала про эту страну, потому что она провела здесь треть своего детства. Никогда не думала, что когда-нибудь настанет день, когда я буду здесь!       — Вот счастье привалило.       — Да!       Спустя некоторое время, надышавшись свежим воздухом, мы идём домой, который находится в двух минутах ходьбы от пляжа. Дафна сходила в ближайший магазин и купила почти всё, что нам было необходимо.       — Из продуктов я взяла только то, что показалось мне свежим и вкусным, — говорит она, плюхаясь на стул.       Кухня небольшая, но мы вчетвером здесь спокойно умещаемся. Сьюзен ищет шоколад среди продуктов, а Лили приступает к готовке ужина.       — Ты хорошо готовишь? — интересуется Дафна.       — Неплохо. Я часто готовила для своей семьи.       Голос ее звучит так спокойно, когда она упоминает ушедшую семью, что я невольно улыбаюсь. За тот промежуток времени, когда она была с нами и со своим демоном, Лили сильно изменилась. Она словно нашла сил жить дальше и не цепляться за прошлое. Не знаю, что за чудо произошло, но оно мне нравится. Теперь Лили Мун стала той, кем была когда-то.       — Дафна, где шоколад? — нахмурив брови, спрашивает Боунс.       — Где-то среди мороженного.       Я выхожу из кухни и иду в комнату. Дом совсем небольшой. Одна кухня, одна гостиная, спальня и ванная с подсобкой. Я решила обосноваться здесь на две недели, посчитав пространство достаточным для четырёх девушек. Вещей с собой мы много не брали. По крайней мере, я. Как только верну память родителям, пойду на шоппинг. Устрою грандиозный день траты денег, хоть это и вовсе не в моем стиле.       Я распаковываю свои вещи, а после принимаю ванную. Как раз к ужину успеваю высушить волосы и надеть чистые вещи. Лили приготовила спагетти с соусом Бешамель, а Дафна решила добавить пару салатов к блюду.       — Ты наверняка перебила весь аппетит, пожирая конфеты! — цокает языком Дафна, глядя на Сьюз.       — А вот и нет, — фыркает она. — Я наоборот после сладкого всегда хочу горячее!       — Бредятина.       — Просто сядьте за стол и заткнитесь! — выпалила Лили, взбесившись.       Я в шоке уставилась на эту милую девушку, которая раньше и голоса не повышала на других. Впрочем, в шоке была не только я. Воцарилась тишина.       — Просто вы ругаетесь все время! — постаралась оправдать свой гнев Мун. — В школе, на улице, в самолёте, дома! Везде! У вас столько препираний, что меня это выбесило! Хотя бы на этот вечер можете заткнуться и не поддевать друг друга?       — Э, да, мэм, как скажете, — Дафна, пожав плечами, уселась на своё место.       — Окей, — извиняюще улыбнулась Сьюзен.       Я села и поняла, что вечер будет веселым. Мы болтали о всяком, поедая вкусный ужин. Наши разговоры охватывали разные сферы жизни, но никак не касались темы демонов. Каждая из нас не горела желанием вспоминать о том, что было. Хотя я уверена на сто процентов, что каждая из нас безумно скучала. Постепенно мы переехали в гостиную, обустроив ее так, что по всему полу были разбросаны подушки, на которых мы уселись. Время уже текло ближе к полночи, а спать нам так и не хотелось. Толи от синдрома смены часового пояса, толи от того, что нам нужно было это общение. Мы давно так не собирались и не говорили обо всем на свете.       — Я хочу заняться сёрфингом! — объявила Сьюзен ближе к часу ночи. — Мерлинова борода, я в Австралии! Да это же страна серфингистов!       — У тебя есть прекрасная возможность, — говорит Лили. — Я читала в местной газете, что для туристов есть специальные тренировочные центры, которые работают с утра до вечера каждый день. Ты можешь сходить туда. Ближайший центр находится в двух кварталах отсюда!       — Господи, откуда такие познания? — интересуется Дафна.       — Пока ты спала, Сьюзен болтала с милым таксистом, Гермиона читала книгу, а я разглядывала здания вокруг. И, слава Мерлину, фотографическая память у меня хорошая.       — Вот и чудно! Завтра же пойду в этот центр! — заявляет Боунс с мечтательным лицом. Она довольно ухмыляется, видимо, уже думая, что завтра надеть.       Дафна недолго думает, а потом выдаёт:       — А вот я хочу в театр. Словно пол жизни туда не ходила!       — Ну раз уж мы здесь, то ты обязательно должна сходить в Сиднейский оперный театр! — предлагает Лили.       — Было бы замечательно, но идти одной я не горю желанием.       — Я пойду с тобой, — Лили сразу же понимает намёк и улыбается.       Вот и отлично. Каждая нашла себе занятие на завтра.       — Гермиона? — спрашивает Лили осторожно. — Может, нам пойти с тобой? Поддержать?       — Нет, конечно, — отмахиваюсь, ничуть не желая их обременять. — Я сама справлюсь. Тем более это должно произойти в очень узком кругу. Только между мной и родителями.       — Да, ты права, — Дафна одобрительно кивает. — Надеюсь, все пройдёт хорошо.       — А как же иначе, — ухмыляется Сьюзен. — Она же Гермиона Грейнджер! 13       Я стою перед их домом.       Стою и не могу поверить в то, что это действительно происходит. На этой улице домов гораздо меньше, чем на других. Четыре дома, в одном из которых живет моя семья. Вокруг ни души. Здесь очень тихо. Наверняка моя мама настояла на покупке именно этого дома, ведь она терпеть не может шум. Это так в ее стиле. Я ещё раз оглядываюсь вокруг. Кажется, будто все спят. Может, я пришла слишком рано? Сегодня суббота, на часах девять утра. Если режим моих родителей не поменялся, то они сейчас завтракают. Я стою ещё немного, собираясь с духом. А затем, быстро иду к двери и в нетерпении стучусь.       Черт, может, я действительно слишком рано? Я разворачиваюсь и кусаю губу. Нет, если не сейчас, то никогда. Снова встаю прямо перед дверью. Нет, я лучше приду после обеда! Отворачиваюсь и уже ступаю на первую ступеньку, как вдруг сзади слышится скрип открывающейся двери и спокойный голос мужчины:       — Вам чем-нибудь помочь?       Я застываю. У меня мурашки по коже пробегаются. Папа.       — Я… — оборачиваюсь и смотрю ему в глаза. —… скучала.       Прошло больше года с тех пор как я видела его в последний раз. Он не изменился ничуть. Может, лишь стал чуточку полнее. Но он все такой же, как и всегда. Мой папочка. Я сама того не замечая, начинаю плакать. Папа, как я скучала! Как мне не хватало тебя и твоих тёплых объятий! Не хватало твоего смеха и твоих наставлений! Боже, я просто скучала по тебе. Очень и очень сильно.       — Извините? Мы раньше встречались? Вы мне кажетесь знакомой, — говорит он и сам того не понимая режет словами мое сердце.       — Да, мы раньше встречались. Только вы меня не помните, — говорю очень осторожно, вытирая слезы рукавом кофты.       — Вытирать слезы нужно салфеткой или платком, но никак не вещами, — заботливо говорит он.       Слезы новой волной подкатывают к горлу. Он с детства мне говорил подобные фразы.       — Да, — шмыгаю носом. — Я помню.       — Слушайте, это странно. Вы появляетесь перед нашим домом, затем начинаете плакать и говорить, что мы когда-то были знакомы. Я не знаю, кто вы и зачем пришли. Но чувствую, что вам необходима помощь. Заходите в дом.       — Вы мне доверяете? — удивлённо спрашиваю я.       — Странно, но да. Вам я доверяю.       Он приглашает меня внутрь и я, едва успевая вытирать капающие слезы, прохожу в дом. Это пристанище моих родителей наполнено любовью и теплом. Цвета обоев нежные, почти везде постельные и бежевые. Цветы стоят повсюду и они ничуть не кажутся лишними. Я прохожу в большую и светлую гостиную.       — Посидите на диване, я позову свою жену, — папа скрывается в коридоре.       Не плачь, Гермиона, ты напугаешь и встревожишь маму! Я сижу и не могу собраться с мыслями. Перед тем как прийти я очень долго готовилась и даже сделала план, по которому собиралась действовать. Однако, как только я услышала голос папы, все разом вылетело из головы.       — Кто это, дорогой? Почему ты впускаешь домой неизвестных людей и оставляешь их одних? — слышится голос моей мамы в коридоре.       — Увидишь. Есть в ней что-то родное и близкое. Я не мог ее отпустить.       Они заходят в комнату, и я мигом поднимаюсь на ноги. Все мои попытки сдерживать слезы потерпели крах. Я просто стою и реву в три ручья. Мама. Папа. Боже, я счастлива, что просто увидела их.       — Девушка, почему вы плачете? — спрашивает мама, не узнав меня.       — Я просто рада видеть вас, — как-то выдаю я, стараясь унять дрожь. — Меня зовут Гермиона Грейнджер. Я прилетела из Великобритании.       — О, как интересно. Грейнджер? Это же наша фамилия. Из Великобритании? Мы тоже оттуда, — папа улыбается и садится в кресло. — Дорогая, не стой. Садись. Вы, девушка, тоже. И вот, возьмите салфетки.       Я беру салфетки и, извинившись, принимаюсь вытирать слезы. Глаза наверняка опухли. Хорошо, что я предусмотрительно не красилась сегодня.       — Гермиона, — пробует на вкус мое имя мама. — Знакомо звучит.       — Да, так и должно быть, — говорю я, собравшись. — Дело в том, что я волшебница, которая когда-то стёрла вам память. И, говоря по правде, я ваша дочь.       Боже, как это странно. Наступает тишина, которая становится всё напряжённее с каждой секундой. Папа мерит меня испытывающим взглядом, а мама готовится вот-вот выгнать сумасшедшую из дома.       — Пожалуйста, поверьте мне, — выговариваю я. — Вы назвали меня Гермионой в честь бабушки. Я родилась девятнадцатого сентября в тысяча девятьсот семьдесят девятом году. Я была вашей первой и единственной дочерью. Когда узнали, что я необычная девочка, а волшебница, то вы были горды и счастливы за меня. По некоторым обстоятельствам мне пришлось полтора года назад стереть вам память обо мне.       Мама хватается за сердце и поднимается на ноги. На ее глазах стоят слезы и она еле выговаривает следующее:       — Пожалуйста, уйдите. У нас никогда не было дочери. И поверить вам мы не можем, извините.       Она медленно ступает в сторону коридора, но я вскакиваю и проговариваю то, что заставляет её притормозить:       — В две тысяча восьмом у вас должен был появится второй ребёнок, после меня. Мальчик. Но в заветный день ребенок родился мертвым. Я в тот день была во Франции у тёти Рейчел. По приезду вы с папой сказали мне, что мой братишка ушёл из жизни, так и не родившись.       Боже, я плачу так много, что скоро точно будет всемирный потоп.       — О, Господи… — мама закрывает рот рукой, не сдерживая больше слезы.       Папа мигом оказывается рядом с ней и помогает сесть. Сам он выглядит не менее ошеломлённым, чем мама. Его взгляд блуждает по мне так, будто он пытается — очень сильно пытается — вспомнить меня.       — Гермиона, — мягко говорит он. — Если ты действительно наша дочь-волшебница, которая когда-то стёрла все воспоминания о себе, то… Ты можешь их вернуть?       — Ричард… — шепчет мама, не будучи так уверенной во мне.       — Джин, ты сама всегда говорила, что что-то не так. Вспомни? Почему нам всегда казалось, будто кого-то не хватает? Почему ты, сама того не осознавая, начинаешь плакать при виде молодых девушек, которые так похожи на неё? — он смотрит на меня. — Да и сама погляди, она копия твоей матери.       — Я могу вернуть вам все воспоминания обо мне, — говорю, вытирая слёзы и шмыгая носом. — Только для этого вы должны доверять мне.       Они молчат, некоторое время осмысливая услышанное. Мама старается не смотреть мне в глаза, а папа должен принять выбор за двоих. Потому что мама всегда доверяет его выбору. Больше всего я боюсь, если он скажет «нет». Думаю, я не смогу выдержать. Это сломает меня.       Пап, пожалуйста, доверься мне…       Он испытывает меня взглядом, а потом, шумно вздохнув, кивает:       — Мы доверяем тебе. Надеюсь, это не причинит нам вреда?       — Мерлин, конечно нет! — я поспешно достаю палочку и собираюсь с мыслями. — Просто думайте о чем-то хорошем.       Я наставляю на них палочку и, приготовившись, делаю невидимый узор, проговаривая:       — Redit memoria.       Все снова проносится перед моими глазами. Все воспоминания, которые я так берегла. Теперь я не вычёркиваю себя из их жизни, а наоборот, добавляю. Их глаза становятся стеклянными во время процесса. Они пересматривают все эти девятнадцать лет заново со мной. Всё. Они вспоминают всё, связанное со мной.       В конце я безвольно опускаю руку и в предвкушений смотрю на них.       — Мам? Пап?       Каждая секунда тянется как вечность. Они медленно опускают головы, затем смотрят на меня. Теперь их взгляды совсем другие. Они узнают меня. Боже, узнают.       — Гермиона! — мама первой кидается ко мне, стараясь заключить в объятиях так крепко, как она может.       — Милая… — папа начинает плакать, закрывая рот рукой, чтобы успокоиться.       Мама плачет — нет, ревёт — в моих объятиях и без конца проговаривает:       — Извини, извини, извини, что мы забыли тебя. Прости, доченька, прости…       — Всё хорошо, мама, всё хорошо. Это вы меня извините. Это моя вина.       Папа подходит к нам и обнимает с такой радостью, что я начинаю чувствовать себя самой счастливой на всём свете. Мы стоим втроём посреди гостиной, не отпуская друг друга ещё несколько минут. Все плачут и стараются унять дрожь. Я не могу надышаться. Невероятно, я так не плакала целую вечность.       — Как ты, Гермиона? С тобой все хорошо? — спрашивает папа, успокоившись.       — Да, все нормально. Мне есть много чего рассказать. Давайте сядем.       Мама не отпускает меня. Крепко держа за руку, садится рядом со мной. Папа же садится на кресло. Он улыбается так, словно выиграл миллион.       — Я знал, — говорит он. — Знал, что ты придёшь. Иногда я видел тебя в своих снах.       — Папа, я люблю тебя, очень и очень сильно, — плачу я. — Мама и тебя! Простите свою глупую дочь. Я больше ни за что вас не отпущу.       — Малышка… — мама обнимает меня.       И тут, я замечаю то, что заставляет мое сердце замереть. Там, с коридора, на нас выглядывает маленькое чудо. То чудо, которое напугало меня в прошлый приезд. Маленький мальчик, которому чуть больше года. Он стоит в коридоре, боясь зайти в гостиную. Маленький и безумно милый.       Папа, заметив мой взгляд, поворачивает голову.       — А вот и Кристофер проснулся! — он встаёт и берет малыша на руки. — Смотри, Крис, видишь вон ту красивую девушку? Это твоя сестра.       Мальчик ещё маленький, чтобы что-то понимать. Он просто, застеснявшись, прячется за папой.       — Кристофер? — спрашиваю я.       — Его подбросили к нам год назад, — говорит мама очень спокойно. — Маленький свёрток с запиской «Позаботьтесь о нем». Мы не могли его отдать другим. Оставили у себя и начали растить, как родного.       Я встаю и подхожу к папе и Кристоферу.       — Эй, малыш? — я улыбаюсь ему, а он, все ещё стесняясь, прячет взгляд. Но он улыбается. — Какой же ты милый, Крис.       — Пойдёшь к сестре на руки? — спрашивает папа.       Тот мотает головой, цепляясь за папу.       — Он ещё не привык к тебе. Не обижайся, — говорит мама, счастливо улыбаясь.       — Я не обижаюсь. У нас есть много времени, чтобы он ко мне привык. Да, Кристофер?       Он улыбается, а я начинаю чувствовать себя так, будто у меня выросли крылья. С помощью которых отныне я могу взлететь до луны.