Пособие для начинающих психов

Обычно, камень выбивают таким же камнем. Если кто-то потерял память в результате падения с лестницы, говорят, неплохо бы грохнуть сапиенса оттуда ещё раз. Или вот, начал кто-то икать из-за испуга — надо припугнуть его хорошенько, и хоба — икота отпустила. Мог ли кто-то таким образом кинуть в меня камень? Минуты три на кортанах я смотрел на собственное тело со смешанным чувством гордости и отвращения. Всё же мне удалось достичь определённых успехов в метаморфозе из создания «А» в создание «Б». Иного, чем воспеваемый мной сочатовцам персонажа, но всё же. Аки молвила Лис: «Сатанист? Скажи, перепутал с атеистом». Впрочем, вскоре меня всосало обратно, и у бедного тела знатно болела голова, правда, не конкретное место, а шрам — от прошлого столкновения: смутно помню происходящее, но нас тогда тряхнуло так, что машина перевернулась. Или может во мне просыпается ГП, и это Единорог тут бродит в образе Воландеморта, высасывая кровь из непорочных созданий поблизости, дабы накопить жизненную силу и вернуться к прежнему могуществу. Повернул вперёд голову: лже-Трабл явно ударился головой слева, Сонька же вообще отсутствовал — может очнулся и побежал за помощью: не настолько же он скотина, чтобы бросить нас издыхать. И телефона нет. Голова работала ясно, не как после сотряса, но к чему это я — теоретически, после повторной аварии я должен был перестать видеть призраков, тараканов и прочих существ и стать нормальным мальчиком Антоном, к имени которого всё ещё рифмуется одна нецензурщина, но жилось бы ему значительно проще. Однако вместо нормальности в окне врезавшегося в нас авто виднелась вполне довольная физиономия Оранжевой, тыкающей кнопки смарта — кажется, моего. Заметив мою обрётшую сознание тушу, она радостно оскалилась — в акулу и обратно, — и бегом кинулась вылезать. Хренея, с трудом расстегнул в очередной раз пригодившийся ремень безопасности и вылез следом. Прежде чем из меня бы вырвался причитающийся данной ситуации словесный понос, она, извиняясь, зачастила: — Прости, не знала, как ещё вас остановить. Нам очень нужна твоя помощь, и очень срочно. Очень-очень срочно. Саркастично кривясь, молча указал руками на машину. Она только отмахнулась: — Мы потом всё поправим. На самом деле это не происходит. Вернее, происходит, но не совсем это. Эм, что? В каком «самом деле»? И что именно «не происходит»? И что тогда происходит вместо? В какой из реальностей, и что это самое «дело» означает? Я сейчас на планшете играю в самого себя, только в 10-D декорациях? Может, я никогда оттуда и не выходил? Или тогда, с телевизором — я вышагнул не обратно, а в квази-реальность? И, чтобы попасть в прошлую реальность, надо переключить канал, но у меня даже нет квеста на получение пульта… и то огромное создание сейчас наблюдает за мной на экране, злорадно усмехаясь… Фикус тебя побери, я реально сожалею о мысленно показанных ему факах, но походу поздняк метаться. …или ещё хуже — я давно уже не в своей реальности и прыгаю из одной в другую… тогда происходит ли что-то в моей — без меня… и есть ли тогда «моя»? Или я просто буквы — просто мысль, квантовая волна на космической беговой дорожке, неспособная остановиться, ибо сзади шредер усиленно измельчающий в пыль прошлые сохранения. Моё неостановимое свертывание в коробку внутри коробки внутри коробки внутри коробки внутри коробки и так до бесконечности. Мрачные размышления прервал голос Оранжевой: — Пойдём, сегодня мы уже и так потеряли много времени. Мы потом всё исправим, главное найти её. Она за руку потащила меня внутрь машины — на заднее сидение, и не смотря на аварию, во мне даже не пронеслось цунами протеста. То ли шок, то ли фатализм — сам не знаю, — а место шизофрении опустело: возможно она тоже не пристегнулась и, вылетев в лобовое стекло, пока не нашла дорогу обратно. — Всё поправим, — продолжала повторять Оранжевая, заводя покоцанную тарантайку. Только не твоими исчезательными способностями. От неё ужасно тхнуло ложью — хотелось заткнуть нос. Подозреваю, её корыто завелось только из-за того, что оно не существует в той же степени, в которой не произошло аварии. — Ты не ответил в чате, — надулась Оранжевая, давая задний ход. Внимательно посмотрел на неё через водительское зеркало — она будто здорово постарела и странным способом напоминала акулу, утыканную шрамами от сигаретных окурков. Солнце жарило, аки не в себе, хотелось засунуть голову в морозилку, а в тарантайке, конечно же, не имелось кондёра — оставалось радоваться наличию педали тормоза. Из-за смены погоды казалось, будто мы провалялись на дороге до полудня следующего дня. Учитывая незаметно вкравшийся в тарантайку трупный запах смешанного с душистым ароматом вранья, возможно Оранжевая везёт с собой мертвеца с моим духом, удерживаемым внутри силой воли и заклинанием смешения чакр, поворачивания избушки в другую сторону и длинными талисманами с аккуратно начертанными мантрами, обмотанными вокруг четырёх столбов, олицетворяющих искромётные силы добра и зла. Однако, меня оно не слишком волновало. Может, в силу трупного окоченения. Оранжевая перестала ждать ответа, а я взамен не спросил её, куда мы чалим — возможно в Ад или Аид, но какая разница, ответ вряд ли что-то изменит. Мы вроде спешили на выручку, но опенинг нынешней серии Чип и Дейла звучал музыкой из Декамерона, как если бы кто-то описал звуками пир во время чумы. Мелькали деревья по обе стороны пустой трассы, Оранжевая, сняв одну руку с руля, отчего нас начало трясти, аки судёнышко в шторм, долго кому-то звонила, дозвонилась и сообщила, мол, я нашелся и пребываю в состоянии транспортировки на место происшествия. Занятно, до меня так до конца и не дошел смысл их бед, но Оранжевая напоминала стихийное бедствие, и меня тупо унесло, даже не изрыгнул мысли о сопротивлении. Мы едем по прямой дороге, и недоводитель молчит, глядя прямо перед собой стылым, фиксированным взглядом, начиная казаться манекеном. Чтобы отвлечься, начинаю возводить башни невероятных поворотов сюжета, типа мы так доедем до дома полицейского, и он окажется убийцей девчонки-экзорцистки — она, пропавшая, найдётся у него под диваном, более того, убийство свершилось из-за кровной мести, ибо в девятнадцатом веке её пра-пра-прадед застрелил его предка в нечестной схватке и шустро отчалил на Запад добывать золото с алмазами, так что роду полицая не удавалось найти родственников негодяя и отомстить их до сих пор, — однако волей случая экзорцистка прибыла в город, полицай узнал схожие черты по фотографии (в частности родинку в форме звезды на пятке), передававшейся из поколение в поколение, выследил её и, соответственно, совершил вендетту. А потом окажется, что он её отец, ибо он переспал с женщиной, приходившейся родственницей тому убийце, сам того не зная, и ушёл с рассветом, так и не поставленный в известность о последующей беременности. Или он держит её в заложниках, отказываясь выпускать, пока та не даст клятвенное обещание никогда не разгуливать по улицам без лифчика. Или — это была самозащита! Экзорцистка совсем съехала с катушек, приняла полицая за очередного монстра, и тот вынужден был пристрелить безумца, ибо она бежала на него с топором. Однако, самозащита зашла чутка далеко, и пришлось срочно прятать тело. …Интересно, может ли похожее случиться со мной — начну видеть призраков в людях или вещах… Вот поэтому лучше не разговаривать ни с кем — меньше вероятность ошибиться. Может ли Оранжевая врать мне? Она уже один раз — непрямо, но подвела меня с теми многоуровневыми реальностями, кубиком Рубика без логичного выхода, с дверями, открывающимися только для входа. Может ли быть… но даже если так, что делать? Глубоко погруженный внутрь, вынырнул лишь после резкой остановки толчком о бордюр возле совковой давности пятиэтажки. Не совсем похоже на обиталище уважающего себя представителя правоохранительных органов, но не то, чтобы я знал, где такой народ обитает, и действительно ли мы следуем одному из моих довольно неординарных сценариев про копа и ко. Рыжая вошла первой и поднялась по пролёту вверх, фактически на первый этаж, к весьма неожиданному старенькому лифту с накарябанным устрашающим сердечком с «Люда + Андр» внутри. «Ей» выходило за предел — интересно, возможен ли разрыв их отношений из-за неуважения к имени. Как неправильное любовное зелье. Кривая руна. Мы молча заходим внутрь, где обстановочка не лучше, начиная с изуродованного зеркала и заканчивая насмерть приклеенными, искромсанными кусками объявлений. Рыжая нажимает полустёртую кнопку четыре, но едем мы почему-то вниз, точно сели на девятом, или здание в секунду перевернули крышей на землю. Нас изрядно трясёт, и из щели между дверями видна смена пролётов; со странным пониманием: земля, на которой мы только что стояли — лишь кусок гранита в пространстве. Другой кусок гранита — лицо Оранжевой, и непонятно: идёт она сама, или ведома кем-то третьим. Двери на «четвертом» этаже весьма обычные: одна твёрдая с параноидальными тремя замками — прямо мои коллеги, и две мягких, точно обшивка старого дивана, причём из левой, модняво зелёной, кто-то лихим разрезом выпустил наружу часть внутренностей. К ней мы и направились. Рыжая просто толкнула дверь вперёд, и та без сопротивления распахнулась. Мгновенно ноздри и чуть ли не глаза заполнил едкий, тошнотворный трупный запах. Не особо в восторге, но уже понимая источник, прошел в сторону кухни — там на широком столе лежало на спине тело девчонки-экзорцистки, мраморное, какое-то зеленовато-черное, с тонким слоем омерзительной жидкости, чуть выступающей из-под тела. Хоть мозг и регистрирует данные безэмоционально, сил подойти ближе морально нет. Оборачиваюсь к Оранжевой за ответами — она же говорила, мы будем искать девчонку — в условиях не упоминалось про мертвеца. Но рыжая непослушной рукой, точно на неё тоже нашло трупное окоченение, закрывает ладонью рот и распадается на детали манекеном, сливаясь с линолеумом на полу, исчезая и оставляя после себя лишь заколку с искусственным красным камнем — явную переделку так и неотданной серёжки. Кем она являлась на самом деле? Исчезла ли она навсегда — исчезнула себя или устроила очередной трюк, типа, прими происходящее за квест и найди отгадку сам. Вонь дьявольски мешает сосредоточиться, и первое, что я пытаюсь сделать — вернуться в коридор и открыть входную дверь. Не знаю, что потом: главное — избавиться от смрада. Но, вот так сюрприз — в коридоре входная дверь отсутствует. Вместо неё на стене висит огромная картина в золотой раме с повешенным псом. Пытаюсь отодвинуть её — может сзади есть секретный ход, — но данное, так сказать, произведение, прочно сидит на клею Момент. Запах сводит с ума. Квартира без дверей начинает казаться ловушкой внутри собственного разума. …уж не мой ли труп там на самом деле? Идея слезть тут же отметается — за окном залы не четвертый этаж, а, как минимум, девятый. Комната полна плюшевых игрушек, но запертый в пространстве с неживцом я сдаюсь и иду обратно. Можно ли исчезновение Оранжевой считать самоубийством? Как в Сейлормун, когда Мичиру не захотела жить после смерти Сатору… какого фига мне вообще известны их имена? В левой руке трупа оказывается записка, и мне приходится приложить титанические усилия, чтобы вытянуть её невредимой, полуразмокшую из мертвой хватки. Стараясь не касаться мокрой части, разворачиваю клочок бумаги, гласившей: «Найти меня наверху». Окей. Это локация или романтическое последнее послание? …чертов запах. Наверху, типа, на небесах? В раю? В космосе? На крыше этого здания?.. Если она стала призраком — крыша звучит правдоподобно. Но как туда попасть? Правдоподобно… хах. Будто происходящее здесь действительно правда. Зажимая нос рукой, кидаюсь обратно в коридор, но дверь по-прежнему не существует, только иронично скалится пёс… Нет, это не может оказаться выходом, лучше уж сдохнуть от запаха. На грани тихой истерики, подстрекаемый вонью, паранойей, смеющимися золотыми глазами, всё тело словно гелием наполняет дичайшее желание жить. Я никогда не просил смерти! Ни единого раза, даже когда становилось совсем херово, даже когда апатия прошивала до корней волос. Ни разу! «А почему бы нет»… шепнул кто-то не моим голосом. И мне знаком, точно знаком голос! Ещё крепче прижимаю кулак к носу, кидаюсь обратно на кухню, хватаю в обе руки табуретку и шарахаю ею по стеклу в окне позади стола. … но стекло не разбивается, точно бронированное — вместо него отлетаю назад я, выпуская табуретку и ударяясь затылком о край кухонной тумбочки. Плюс один сотряс на сегодня. На секунду застываю с вымораживающей мыслью — может ли человек привыкнуть к такому? Фиг с ним — жить с телом, но — запах. Говорят, он ядовитый для живых, но даже, если я здесь — нет, сколько живого останется во мне после? …нет, не хочу думать об аварии — не время, сначала нужно выбраться. Даже если закрыться в другой комнате — с запертыми окнами… Сколько нужно, чтобы окончательно свихнуться и начать разговаривать с мертвецами? Картинка разворачивается живо, почти гипнотически, но перебивается тошнотворным запахом, изгоняя меня прочь в другую комнату. Нужно подумать. Без гусей и Ален Делона… в трейлере. Вязкая сеть мысли собирает идеи в кучу рыболовной сетью, проскальзывая сквозь розовые пары Запаха. Чей-то испорченный парфюм летом, в душной забитой маршрутке. …что я делаю здесь? Да, точно, записка. Не зря она появилась. В отчаянии поднимаю глаза вверх и решаю последовать единственной стоящей идее — проверить потолки. Не знаю, что вообще искать, но… Ни в зале, ни в кухне, ни в коридоре — ничего. Белые обои, свисающие однообразные люстры… люстры, возможно следует проверить их позже. Мне люто не хватает поддержки шкафа, и даже матерщины его друга-хакера-разраба. Но ничего — в прошлый раз было по другому… без запаха, без разлагающегося трупака в кухне… Будто до сего момента кто-то относился ко мне милостиво, но теперь терпение закончилось. Заходя в ванную, не придумываю ничего лучше старого доброго способа смыть себя в унитаз. Несколько раз. С помпой и различными вариациями «Сезам откройся». Не срабатывает. В голове абсолютно пусто — нет даже предательницы-шизофрении, как тогда, в квази-реальности, но не могу провести параллель — слишком по-другому. И Запах. Запах. Запах. Никогда не думал, что стану реагировать… так. Но по внутренним часам там разлагалось моё собственное тело. Возвращаюсь пару раз, чтобы перепроверить. Нет, не моё. Апофеоз безумия. Счастливое начало обсессивно-компульсивного расстройства. Или как там называется, когда человек считает свою конечность чужой. Жонглирую словами. Дисморфофобия? Соматопарафрения? Нет, не то. Дисфория целостности восприятия тела. Леха как-то целую историю рассказывал, про женщину с такой… особенностью. Вот только, бывает ли такое не с конечностью, а со всем телом? Так себе расстройство, конечно. Забиваю мозг умными фразами, чтобы не дать вкрасться панике в мягких бархатных тапочках. Делай что-нибудь. Осматриваю ванну, пряча нос в локте. Ничего. Что ещё? Повторно осматриваю квартиру. Пока не замечаю в коридоре скрытую тенью дверь без ручки, замаскированную общими для комнаты процветшими обоями в розовый когда-то цветочек. Открываю её, поддевая заколкой Оранжевой — хоть на что-то сгодилась. Комнатка завалена коробками и разным хламом, но в промежутке между ними заметна прорезь в потолке — точно для двери на чердак. Осторожно, чтобы не спровоцировать лавину из мусора, начал разбирать проход. Лестницы вокруг вообще не оказалось, и пришлось взбираться по тому же мусору, оступаясь и обрушиваясь на коробки. Одна из них оказалась наполненной стеклом, и после толчка покатилась на пол, грохнувшись с уходробительным звуком. Я толкнул проём на потолке кулаком вверх, и тот поддался, оголяя тёмный квадратный проём своей пасти. Темнота выглядела спасением — как множество раз в привычном прошлом. Она всегда помогала мне скрыться, стать невидимым, незаметным анонимом. И с последним толчком я подтянул себя вверх, глотая сырой подвальный воздух. Через некоторое время глаза привыкли ко мраку, но полное отсутствие света не позволяло разглядеть даже собственные руки. Продвигаясь наощупь, двинулся по стене, пока не наткнулся на выключатель. На некоторое время застыл, не двигаясь — а стоит ли? В играх бывает — щелкаешь переключателем, а там ещё больший треш… Не, нужно действовать. Неважно, что дальше, не важно, что произойдёт… двигаться, значит жить. И я включаю свет, зажмуриваясь от перехода, пока глаза сначала через веки, потом сквозь прищур, привыкнут к желтой лампе на потолке. Однако, даже до полного прояснения зрения понимаю, где нахожусь. Мой чердак. Там, дома. Нет, не совсем он. Тут нет ни стопки разбросанный фотографий, ни старых отцовских вещей… ни Мити, молчащего, выжидающего или прячущегося точно так же, в темноте. Не видя собственных очертаний, можно притвориться, что не существуешь. Убедить себя. Но его нет. И, может быть, он сейчас там, в нужной мне вселенной, соприкасающейся с этой где-то в последних цифрах вероятности, ждёт моего возвращения — но мы не видим друг друга, не ощущаем, находимся в параллелях, точка взаимосвязи которых давно в прошлом. Было бы… отчаянно грустно не встретиться с ним снова. Не рассказать ему… он ведь признавался мне столько раз, а я смеялся и не понимал. Как не понимал — откуда вообще взялось чувство к нему. Я ведь так старался оставаться безразличным… И Сонька, наверное, это всё он — приблизился, и теперь отдалился, не нужно было разрешать ему так просто влазить в моё окно. Со вздохом оглядываюсь. Вместо привычных вещей вижу давнишнюю игрушку — единорога, сиротливо лежащего на каменной столешнице алтаря. Он выглядит порталом, заманчиво сияющим яблоком Белоснежки, и помня «Остерегайся…», я всё равно подхожу и беру его, даже без привычной опаски, в таком тихом состоянии, когда откидываешь себя на спинку стула и просто ждёшь — действительно просто — тут же сворачиваясь внутрь себя журавликом-оригами.