Пособие для начинающих психов

Лёха доел морожку и с воинственным видом облизал пальцы.  — Давай вернёмся, — провозгласил.  — За тем копом? — неохотно уточнил.  — Не обязательно, может там есть другие. Мда. Солнце светило достаточно ярко для второго раунда, и да, надо идти. Оторвав мягкое место от железной ограды, ступил на траву, Лёха спрыгнул следом, и, петляя, мы поплелись обратно в наше скромное укрытие. Друг выглядел предельно сосредоточенным, точно собирался на операцию по детонации взрывчатки, я же думал об овсяном печенье, гусях, сталкивающих дельтаплан в бассейн, о вкусе рабства в пузырях газировки и странном сочетании букв собственного имени. Шизофрения лениво валялась на стопке розовых подушечек, даже не пытаясь браться за рубашки. Лёха, пробираясь на карачках, заметил шепотом:  — После этого нам положена медаль. Фыркаю тоже тихо:  — Попросим Митю испечь шоколадные.  — Хоть так, — вздыхает, уворачиваясь от очередной ветки. В итоге усаживаемся на тот же наблюдательный пункт. Решаем смотреть по очереди, чтобы не терять бдительность, и когда приходит очередь друга он выдаёт:  — Борща бы…  — Телефон бы, — вторю ему. Минута скорби. Призрак-улей-рой приветливо снимает цилиндр снова и принимает в свои объятия ничего не подозревающего воробья. Смачно хрустит костями, и, хотя воробей вылетает с обратной стороны, возможно в нём недостаёт куска души. Интересно, кстати, могут ли животные видеть многообразие призрачных видов? И если да — являлся ли воробей самоубийцей, или его действия служили своеобразным обрядом инициации? Типа, входя во взрослую жизнь, мы обязаны пожертвовать куском себя. Пока пытался вспомнить реакцию знакомых мне животин, улей трансформировался в голову оленя, потом из оленя в аиста, в бегемота, в подобие человеческой фигуры, после чего со смутно знакомым гулом всосался сам в себя и исчез. Вот что делает с приличным призраком сущность воробья. Хотя, возможно, вовсе он и не приличный, и демонстрировал достойную подражания вежливость, дабы заманить нас в свои сети. Тогда логично, если между ним и воробьём на моих глазах произошла эпичная битва, из которой второй вышел победителем. Интересно, с каким звуком треснула бы моя душа?.. Мысль ушла ещё дальше, превратив меня в того самого воробья, глядящего на две забавные фигурки — моего тела и Лёхи, — с высоты птичьего полёта, где верхушки деревьев казались волосатыми травинками, а местность — картинкой маршрута на гугл-карте. Тут вспомнилась собственная боязнь высоты и то, что воробьи настолько высоко не летают — так что шизофрения ловким движением лассо прижала к телу крылья, безо всяких призраков-пожирателей бросая тело на землю. Воробей стукнулся о моё плечо — уже человеческое, заставляя от неожиданности упасть с кортанов на задницу. Лёха, повернувшись, вопросительно поднял бровь — отмахнулся ему, мол, забей, ноги затекли, — и всё бы ничего, если бы не валяющийся в сторонке свежий птичий труп. Совпадение? Здравого смысла ради не стал вопрошать друга, насколько тот реален. А может я изначально был воробьём, а теперь убился и переселился в тело человека, со всеми его воспоминаниями. И тот человек — Тоха, умер по-быстрому от сердечного удара. Или хуже — до этого его душа мигрировала в воробья, пролетающего рядом, и это его душой так смачно закусил улей. Поэтому в конце он принял человеческий облик. И что, если души зверей потом вселяются в людей, но никто ничего не знает, потому что звери перенимают человеческие воспоминания и мозг и не могут рассказать, ибо их примут за сумасшедших, а потом просто забывают? И один из таких зверей начал проповедовать учение о сансаре, в качестве способа донести до людей правду. Могу ли я быть воробьём, а не Тохой? Данную эпопею можно было бы именовать миграцией душ между Антоном и воробьями, и Антон служил бы сосудом для душ всех местный воробьёв. Или — что, если это я так превращаюсь в одного из Номеров? Сначала воробьи, потом другие животные, а потом моё тело погибнет, и я застряну в чужом на веки вечные, или буду преследовать несчастное создание до конца его бытия. Мы с Лёхой сменяли друг друга на посту, сходили по очереди отлить, он показал пару забавных видео без звука в наш условный пятиминутный перерыв, когда из-за дверей участка показался второй коп — к счастью, на дежурстве их оказалось двое. Этот дядька помоложе оказался мне знаком — он присутствовал при даче показаний в самый первый раз и казался мрачноватым, но адекватным. Лёха тоже оживился, и переглянувшись, мы кивнули друг другу. Однако обнаружилась другая проблема — данный представитель гильдии охраны правопорядка целенаправленно шагал к машине — не полицейской, а личной. Нам в позарез требовалось побеседовать с ним наедине, и, перед отчаянным броском жертве наперерез, Лёха шепнул:  — Найди нам тачку. Я попробую его заговорить и убедить взять меня с собой, но если не получится, поедем за ним. С данным напутствием он ломанулся из кустов, едва ли не грохаясь копу под ноги. Оставалось только с предложением из трёх слов достать из вельветовой коробочки обручальное кольцо. Славное получилось бы бракосочетание. Меня же оставили с задачей из серии «Миссия Невыполнима». В голове проносились варианты, сразу же самовычеркиваясь — вскрыть тачку — не умею, нет даже Интернета погуглить, не хочу садится в тюрягу за такую мелочь. Даже водить не умею. Вызвать такси — нет телефона, подозрительно просить водителя следовать за тачкой. Вызвать бетмобиль — нет бетмена в знакомых. Часики тикали, варианты прыгали через скакалки, грохаясь в тартары, когда, заставив меня вздрогнуть, Сонька сзади дотронулся до плеча.  — Ты что тут делаешь? — зашипел на него. Тот коротко улыбнулся, поправляя рюшу на розовой футболке:  — Мне не особо заходит твой друг, так что я вас не беспокоил.  — Почему? Он вроде понравился тебе? Улыбается криво, почти искренне:  — Он исче… нет, забей. Понятно, больше ничего не скажет.  — Ты следил за нами, — даже не спрашивал. Снисходительный взгляд ангельских фар:  — Солнышко, ну ты что, конечно послеживал чутка. Ясно, понятно. Так и представляю его выглядывающего из-за стены одним глазом, пугающим прохожих. Ниндзя, фикус его побери. На его волосах сверкали знакомые блёстки, точно он с кем-то совсем недавно играл в не совсем привычные ролевые игры. Покрасневшие губы с трещиной в уголке только подтверждали предположение.  — Так ты сможешь помочь? Сонька тонко улыбнулся.  — Могу, но что мне за это будет? Памятуя наш прошлый опыт с выбором награды, не стал давать ему карт-бланш, а то на сей раз он мог потребовать чего серьёзнее, чем стриптиз. Душу, например.  — Все мои карманные деньги. Конечно же говорить ему, что там осталось максимум на пол мороженого, никто не собирался.  — Не то, что я хотел, но сойдёт, — поморщился, доставая телефон, подозрительно похожих на мой. Судя по заставке — не просто похожий, а мой. Возмущенное вяканье клептоман парировал выразительной мордой лица: «я тут тебе помогать». Важничая, он набрал номер, сохранённый в телефоне «Пугалом», и негромко вякнул:  — Да, как договаривались. Возле копов. Только тихо, там есть кусты, паркуйся рядом. Ок, жду. Охреневая, вопросил:  — Откуда ты знал, что нам нужна машина?  — Я не знал, — Сонька пожал плечами, сбрасывая вызов. — Но коп мог жить и близко, и далеко. Вы же, наверное, собирались поймать его дома или в безлюдном месте, уединиться там… ммм, уединиться. Пока Сонька выпал в свои мечты с господином в полицейской форме, я переживал крах нашей с Лёхой самооценки в качестве шпионов. Друг в это время всеми силами забалтывал представителя правоохранительных органов — тот хмурился, но кивал, судя по движению губ, даже задавал короткие вопросы. Лёха говорил тихо, наверное, чтобы второй дежурный не услышал, и в результате интенсивного диалога жертва сдалась. До нас с Сонькой донеслось:  — Ладно, уговорил, поехали, — и друг, закусив губу, сел слева от водителя. Вот чего ему стоило взять и меня с собой?  — Нехорошо, — нахмурился Сонька. На моём телефоне быстро настрочил Лёхе: «Нашел телефон. Говори ориентиры». Пока мы напряженно ждали потенциального водилу, повернулся к Соньке лицом:  — Почему ты избегал меня?  — Не тебя, — отворачивается, и не понять: юлит он или говорит правду. С ним она в принципе приобретала почти мистический смысл — точно «правда», определённая по картам таро.  — Окей, почему ты избегаешь Лёху? — сделал логичный вывод. Он повернулся резко — первый раз на моей памяти Сонька не нарочно запнулся. Отвел взгляд на секунду и вернул — лисий:  — Да так, ни подкатишь к нему, ни штаны не снимешь. А связь со мной — не самая хорошая для тебя рекомендация, приходиться не высовываться. Для твоего же блага, Солнышко, цени. За театральной занавеской пошлой улыбки скрывалось больше, но шторки плотно схлопнулись, смешивая фиолетовый и голубой, заставляя проскользнуть тоненькую нить мысли… Кто ты? Но развивать диалог не осталось времени — на мой телефон позвонили, и одновременно рядом приземлилась покоцанная серая девятка, аки последний оплот меланхолии в ЛСДшном разноцветье июня.  — Это за нами, — бросил, разворачиваясь, мазохист, и мы гуськом поплелись к задним сиденьям. Сонька внутри перелез на переднее, случайно задевая меня рукой. Она оказалась холоднее льда… как у трупа. Водилой оказался парень, мимикрирующий под Трабла. Зита и Гита, мля. Мы встретились взглядами в зеркале, и тип подозрительно довольно мне подмигнул. Надеюсь, Сонька не продал меня в рабство за единственную поездку.  — Газуй, — шикнул на водилу клептоман, и тот резко дёрнулся, выжимая педаль. — Они поехали прямо, там только одна дорога, может догоним. На автомате пристёгиваюсь. Я должен бояться машин, но вместо этого представил себя персонажем мультфильма, у которого ветром сдувает щёки, ибо ехали мы, мягко говоря, с ветерком. Когда перевёл глаза на Соньку — тоже через зеркало переднего вида — он смотрел вперёд и скалился — страшно, почти жутко, точно загонял добычу, точно для него, при одинаковой цепочке событий, том же наборе действий, происходило гораздо больше, чем для меня. Он не видел никого, а в углах губ, будто гуща на дне чашки эспрессо, осела горечь. Было больше, точно больше… и может для него происходящее, скорее всего, имело смысл глубже. Циркач, балансирующий на кончике гигантской иглы. Распутная танцовщица в восточном наряде, забывшая страх, забывшая отчаяние, с яростным, почти радостным предвкушением ожидающая конца собственной казни. Но кто палач? Восторг на грани отчаяния. Отчаяние выцветшее до ликования. Безумство и постоянное излишество, избыточность, преувеличение во всем, что его окружает — в чревоугодии, в точке, когда со скуки идёшь на странные вещи, в извращениях, когда она перепрограммируют мозг на большее — сильнее, интенсивнее. И всё он. Во всем. Стоит ли мне сейчас остановиться и выйти? Не знаю, но размышление о нём похоже на паралич. Я никогда раньше не пытался его понять, принимал его присутствие должным. С чего бы? Даже резкий ветер с окна казался порывом перед обрывом чужой психопатии. Поэтому ли нас тянуло друг к другу? Меня перещёлкнуло. Психопатия — это неадекватное развитие эмоционально волевых черт характера человека, чрезмерное проявление какой-либо стороны личности. Патологическая ложь, беспорядочные сексуальные связи, отсутствие страха, эмпатии, чувства вины, манипулятивное поведение, бессердечие, безответственность, импульсивность, поверхностное доброе и заинтересованное отношение к другим. Так, кажется, я заучивал. Как с листа. Безликие признаки, применимые в разной степени. Плюс один, плюс два, минус три к уровню скилла. Как с фоллауте. Мы — да, или пока ещё не совсем, не до дна? Хотя, такие критерии считаются неприменимыми к абсолютам. — Быстрее, блять, Рома! — рыкнул впереди Сонька, и тот огрызнулся:  — Только если хочешь сдохнуть.  — Хах, — фыркнул тот бесстрашно, — будем Бонни и Клайдом, дорогуша. Ему на мой телефон пришло сообщение:  — Так, Рома, нам налево и на заправку, шевелись, наездник. В авто тхнуло то ли бензином, то ли газом, едва перебивающимся не менее тошнотворным освежителем воздуха «аромат океана» в пакетике, болтающимся в виде подвески впереди, и более похожим на освежитель для туалета. Неожиданно вспомнил нашу домашнюю машину, проданную сразу после — там тоже болталось такое же саше, или как его там, в виде ели, и машину Оранжевой, в которой болтались уже мы, и в коей, судя по развитию сюжета моей жизни, я должен был сразу ловить приступы панической атаки, вместо приступов сарказма… …когда в нас слева врезалось уже изрядно покоцанное авто, и до выключения света в голове только и успелось подумать, что из нас троих пристегнулся только я.