Ooh la la in L. A.

И снова он был снизу, без колебаний отдаваясь единственному, перед кем позволял себе быть слабым. Аомине вздохнул и зарылся носом в подушку, сдерживая стон. Он давно потерял счет времени и уже не помнил, как и когда они оказались в этой постели – казалось, это было целую вечность назад. Кагами наклонился к нему, перехватывая рукой через грудь, и горячо прошептал: – Проснись. Проснись. Аомине открыл глаза и тут же снова зажмурился, раздраженно скидывая с себя одеяло. Тело обдало неприятным холодом, но куда хуже было чувство пустоты внутри. Он поднялся и направился в душ, по дороге мысленно ругая Кагами. Третий сон, третий раз за неделю он просыпался посреди ночи от сна, в котором они занимались сексом – нет, трахались – всю ночь напролет. У сна не было начала и, что бесило куда больше, никогда не было конца, и ему приходилось снимать возбуждение, стоя в одиночестве под горячими струями душа. Разумеется, Кагами никогда не узнает об этом. Кагами, который игнорировал его вот уже третий месяц после недели, проведенной вместе. Аомине злобно фыркнул, вспомнив об этом. Зима сменилась холодной, промозглой весной, и сидя на кухне очередным серым утром (после этих снов он не мог заснуть, как ни старался), Аомине написал короткое сообщение. «Позвони» Кагами ответил через минуту, словно ждал рядом с телефоном. Возможность видеть друг друга на экране ноутбука всё значительно усложняла: приходилось делать вид, что все в порядке, хотя сейчас оба понимали, что дурацких звонков недостаточно. – Они не отпустят меня до конца сезона, – без предисловий заявил Кагами. Он сидел, задрав обе ноги на стул и держа в руке чашку кофе. После недолгих раздумий Аомине определил, что в Лос-Анджелесе сейчас позднее утро. – Черт, – вырвалось у него. – А ведь недолго было ждать. – Ты что, дни считаешь до моего приезда? – Кагами приподнял бровь. – Делать мне больше нечего, – Аомине прищурился и постарался не слишком быстро перевести тему разговора. Видеть друг друга – забавная, жестокая иллюзия близости. Лишившись возможности прямого контакта, они стали (им пришлось стать) друзьями. И это было почти так же жутко, как то, что с каждым днем Аомине привыкал к такому положению вещей. Не считая ночи. Потому что по ночам сильнее всего хотелось лезть на стену от того, что не можешь прикоснуться – и дать прикоснуться к себе. – Сто восемь, – вырвалось у него. Кагами недоуменно замолчал, прервав на полуслове описание своего последнего матча. – А? – Сто восемь дней до того, как ты должен был приехать, – объяснил Аомине. *** С каждым днем становилось все понятнее, что они не созданы для отношений на расстоянии. Аомине с трудом закончил учебный год – как он надеялся, последний в этом университете. Он не вылетел только из-за спортивных успехов и усилий, приложенных Куроко к сдаче его экзаменов. Теперь, когда появилось свободное время, Аомине понял, что пора решать, что делать дальше. План созревал в его голове очень давно – возможно, с того дня, когда он вернулся из Америки. Перевестись в относительно приличный университет было вопросом времени, к тому же сказывался титул игрока Поколения Чудес. И тогда Кагами никуда от него не денется, даже если захочет. Аомине не думал, получится ли у них жить вместе, и стоит ли Кагамии таких жертв – нет, его мозг работал иначе. Аомине помнил, как хорошо ему было с Кагами, и знал, что так оно и должно быть. Неожиданно легко решив вопрос переезда с родителями (стоило всего лишь тысячу раз пообещать, что в Америке он обязательно начнет учиться), Аомине решил не предупреждать Кагами о своем приезде. Все просто случится, и выбора у них не было. На прощание Куроко окинул его долгим внимательным взглядом и искренне пожелал удачи – должно быть, он догадывался об истинной цели Аомине, просто не хотел озвучивать это. Не до конца понимая, на что решился, Аомине тянул за собой огромный чемодан на колесах, с трудом протискиваясь между идущих навстречу людей. Впрочем, зря торопился: рейс отложили из-за погодных условий. Нервно стуча пальцами по подлокотнику, Аомине отправил Кагами сообщение, желая спокойной ночи. «Потому что следующая твоя ночь спокойной точно не будет», мысленно добавил он. В этот раз перелет оказался менее утомительным: Аомине продремал большую часть пути, проснувшись лишь в момент, когда в окне засветило восходящее солнце. Надеясь, что Кагами за это время не успел переехать, он назвал адрес водителю такси. По дороге сообщил родителям и Куроко, что успешно долетел. Лос-Анджелес встретил его ясным солнцем и жарой; пешеходы, скорее раздетые, чем одетые, с подозрением косились на парня в джинсах и рубашке. Дверь в подъезд распахнулась навстречу Аомине, и на улицу вышла бойкая пожилая женщина с тремя маленькими собаками на поводках. Дайки придержал для неё дверь и зашел внутрь. Сюрприз получался идеальным: он позвонит в дверь, а сонный и злой Кагами будет долго тереть глаза, пытаясь проснуться наяву. А потом у них будет целая куча времени вместе, миллион возможностей воплотить в реальность его собственные пошлые сны. Аомине встал напротив знакомой двери и почему-то постучал вместо того, чтобы нажать кнопку звонка. Внутри него уже разливалось ликование: близилась минута, которой он ждал так долго. По ту сторону раздались быстрые легкие шаги, потом тихий голос позвал кого-то по имени, и дверь открыла невысокая стройная девушка, одетая в не по размеру большую майку, едва прикрывавшую бедра. – Здравствуйте, – произнесла она с безупречным американским акцентом. Кагами появился за ее спиной сразу же после, но недостаточно быстро. Аомине похолодел и переменился в лице, как ни старался скрыть свою реакцию. – Привет, – произнесли они хором: Кагами радостно, Аомине бесцветно. – Твой друг? – девушка подняла взгляд на Кагами. – Мой... да. Ты иди оденься, пожалуйста. – Уже бегу, – девушка обиженно передернула плечами, после чего сразу скрылась в глубине квартиры. Кагами распахнул дверь и кивнул: – Входи. И Аомине понял, что сейчас не хочет ни видеть его, ни говорить о чем-то. Сцена была до того отвратительно мелодраматичной, что продолжать ее не было ни сил, ни желания. Он вдохнул, набираясь сил для того, чтобы вежливо попрощаться. И, как это всегда бывало между ним и Кагами, не сдержался: – Я думал, у тебя хватит смелости сообщить. – О чем? – не понял Кагами. Видя, что Аомине не торопится заходить, он закрыл за собой дверь и сам вышел в подъезд. – О ней, – Аомине махнул рукой в сторону квартиры. – Понятно, что если у тебя голая баба по дому ходит, я захочу об этом узнать. – Да она просто... – Можешь хотя бы не оправдываться? Дверь снова открылась, и уже знакомая девушка выскользнула наружу, на этот раз полностью одетая. Аомине посмотрел на нее, как на врага народа. – Я пойду по делам. Извините, если помешала. Кивнув словно сама себе, она удалилась под парой пристальных взглядов. Не говоря ни слова, Кагами зашел в квартиру, и Аомине последовал за ним. Внутри, как ни странно, ничего не изменилось: гостиная по-прежнему выглядела так, словно здесь никто не жил, и только лежащий посреди комнаты черный кот заметно потолстел и стал еще более пушистым. Они стояли, глядя друг другу в глаза и тяжело дыша. Кагами не выдержал первым: – У меня есть жизнь, знаешь ли! – взорвался он. – Ты не предупредил, вообще ничего не сказал, опять приперся и стоишь тут, как будто я только ради тебя любимого существую! Объясни мне тогда, почему у тебя такая недовольная рожа? – Да потому что ты гей, Кагами! – воскликнул Аомине, ожидая, что тот одумается. – Помнишь, как я, – он махнул рукой в сторону, указывая пальцем, – вот на этом самом диване трахал тебя? Кагами опустил глаза, не находя ответа. Приняв это за хороший признак, Аомине продолжил, повышая тон еще сильнее: – А помнишь, что ты тогда говорил, что ты кричал тогда? Ты просил, нет, ты умолял меня не останавливаться потому что как хорошо, Дайки, пожалуйста, Дайки, – он издевательски изобразил Кагами, демонстративно закатив глаза. – А теперь скажи мне, посмотри в глаза и скажи! – Что? – негромко спросил Кагами. Поток воспоминаний не произвел на него видимого впечатления, только щеки слегка порозовели от нарочито громкой пародии Аомине. – Скажи, что забыл. Что теперь тебе плевать, что я притащился сюда просто так и могу свалить обратно домой, где меня никто не ждет, а знаешь, почему? – он не дождался ответа. – Потому что я бросил всё, чтобы с тобой рядом быть. А ты – лживая лицемерная тварь, Кагами. И, не дожидаясь продолжения разговора, Аомине подхватил свой чемодан и покатил его к выходу. – Ты куда? – спросил Кагами. – Дай мне сказать. – Не твое дело, – рявкнул Аомине, намеренно игнорируя вторую часть его фразы. В этот раз ему было куда пойти, хотя идти туда не хотелось. *** Разбирая вещи в комнате общежития, которую снял несмотря на то, что никогда не собирался использовать, Аомине злился в первую очередь на самого себя. За то, что не спросил заранее. Решил, что все само отлично устроится. Но для отношений всегда нужны были двое. И за неимением второго Кагами нашел замену, причем даже не потрудился сказать об этом. Их разговоры по скайпу со временем становились все реже, и теперь Аомине понимал, почему. Он сам никогда не отрицал женской красоты, особенно той, что заключалась в большой груди, поэтому понимал Кагами. Оставался открытым вопрос о том, что он будет делать в незнакомой стране без друзей и желания оставаться там, где он есть. Под покрытым облезшей краской полом громыхала музыка, и уснуть не представлялось возможным, так что Аомине решил выйти и как следует напиться. В конце концов, ему оставалась студенческая жизнь, которая сама по себе была не так уж плоха. На первом этаже нашлись две похожие девушки, одинаково желающие показать иностранному студенту особенности американской культуры. Было ли дело в голосе Аомине или его неважном внешнем виде – так и не поспал с самого перелета – но компанию на вечер он нашел легко и проснулся только через два дня с мучительным желанием выпить всю воду этого континента и прибить соседей снизу за любовь включать музыку так, чтобы слышно было в соседнем здании. Мысли о Кагами отошли на второй план, и Аомине констатировал, что жить одному не так уж и плохо. Зато никто не сопит в ухо. *** Кагами нашел его в первый учебный день после вечерней тренировки. Аомине смертельно устал: нагрузка здесь была втрое больше привычной, да и долгий перерыв сказывался на его физическом состоянии. Хотелось прийти в общагу и уснуть, но никак не слушать левые отговорки бывшего... а кем они, собственно, были? – Я не уйду, пока ты меня не выслушаешь, – Кагами стоял на узкой дорожке кампуса так, как будто Аомине не мог обойти его по газону. – Ты неправ, Аомине. – А кто тогда прав, ты? – накопившаяся обида пересилила усталость, и Аомине расправил плечи, готовясь к атаке. – Я не хочу тебя слушать, и так зная, что ты скажешь. – Она моя одногруппница, – снова начал Кагами. – Очень познавательно, – съязвил Аомине. – Дальше что? – У нее дома проблемы, попросила пожить у меня пару недель. Она даже заплатила мне за это. – Так она тебе за это еще и платила, – Аомине не знал, на какое слово сделать ударение, сарказм сочился из его слов пополам с обидой. – Хорошо устроился, ничего не скажешь. – А... – протянул Кагами, явно начиная что-то понимать. – Ты думал, мы с ней вместе? – Я думал, ты ее трахаешь, – признался Аомине, еще не готовый признать свою ошибку, но уже переполненный облегчением. Сейчас все можно было исправить. – Я ничего с ней не делал. Ты... ты еще меня обвиняешь в тупости, – Кагами покачал головой и медленно поднял руку, чтобы погладить Аомине по щеке. – Может, начнем сначала? Я рад тебя видеть. Не решаясь, ударить его или нет, Аомине закрыл глаза, и только поэтому ничего не сделал, когда Кагами подошел ближе и поцеловал его. Наплевав на то, что другие студенты разве что не фотографировали представившуюся сцену, Аомине поцеловал его в ответ, крепко взяв за руку. Чего там, он тоже был рад видеть Кагами. *** Не сразу, и не идеально, но они смогли вспомнить и воссоздать атмосферу, царившую в квартире на прошлые новогодние каникулы. Кагами готовил завтраки, Аомине честно пытался варить кофе, но сдался, дважды обжегшись кофеваркой. Он заклеил скотчем камеру телефона Кагами, но это не спасало от периодических неожиданных фото, ни одно из которых нельзя было потом показать друзьям. Никому, кроме их двоих. Прекрасный черный кот оказался, к величайшему возмущению Аомине, прекрасной черной кошкой, регулярно приносившей внушительный выводок таких же черных котят. Кагами отказался переименовывать его, сказав, что Дайки – вполне себе женское имя. Аомине неделю пытался доказать ему, что Дайки – совершенно не кошачье имя в принципе, каждый раз неудачно прерываясь на середине фразы, чтобы сменить разговор чем-то более интересным. Куроко изредка звонил, чтобы рассказать о себе и проверить, все ли в порядке. Он улыбался, когда Аомине по ошибке заговаривал с ним по-английски, и каждый раз желал удачи, многозначительно улыбаясь. Уж кто кто, а Куроко точно знал, как направить отношения в нужное русло. Спустя год Аомине едва сообразил, и был уверен, что Кагами не понял и этого, как их общий друг поспособствовал тому, что было у них сейчас. А была у них просторная, теперь явно обитаемая квартира, пушистая черная кошка по имени Дайки, и, что самое главное, возможность удалять раздражающие фотки, потому что всегда можно сделать сколько угодно новых.