Прежде чем я уйду

Там, где когда-то были швы, остались небольшие шрамы, но они не были заметны под волосами. Врач, светивший фонариком, поворачивал мою голову и так, и этак. Я послушной куклой двигалась в его руках. - Все зажило, - удовлетворенно сказал он, выключая фонарик. Я ничего не ответила, лишь пожав плечами. Конечно, я и так это знала - все раны на моем теле зажили, покрывшись шрамами. Не зажила лишь моя душа. - Думаю, отдых пойдет вам на пользу, - ободряюще улыбнувшись, добавил врач, глядя на меня. - Осмотр врача и вердикт психотерапевта были необходимы для вылета на острова. И вот, в последний день перед отлетом я оказалась в больнице, где меня осмотрели, взвесили и опросили о моем самочувствии. Я более чем искренне ответила, что у меня все хорошо, умолчав, конечно же, о внутренней составляющей. О предательстве Билла не должен был знать никто; об этом не должна была знать даже я сама. Если бы не Фейт. Если бы не Фейт... Мой психотерапевт, которого я еще совсем недавно ненавидела, был здесь же. Он расписался в моей медицинской карточке, после чего я оказалась свободна. У меня жутко болела голова, но я ни словом не обмолвилась об этом, понимая, что тогда меня запросто оставят в Германии. Меня разрывали два взаимоисключающих друг друга желания: остаться в одиночестве и полететь на остров вместе с близнецами. Что-то подсказывало мне, что быть одной мне сейчас нельзя: неизвестно, что будет со мной, окажись я наедине со своими мыслями. В этот раз Том бы не смог меня спасти. Да и стоило ли? Все равно я не нужна ни ему, ни его брату. Я была их безмолвным, безвольным спутником. Спутником с проблемами. - Надеюсь, вы держите себя в руках? - спросил психотерапевт, окинув меня внимательным взглядом. - Мы с вами встретимся сразу после вашего возвращения, Билл держит меня в курсе событий. Я тяжело вздохнула. По коже побежали мурашки от мысли, что я все так же под неусыпным контролем. Несмотря на свою ненужность... Я ощущала себя бабочкой в банке, которую рассматривают, встряхивают банку и снова следят за реакцией. Бедная бабочка с проженными крыльями бьется об стекло, не видя преград. И мечтает лишь о глотке свежего воздуха. Может, отдых и станет этим глотком? - Обещаю не искать приключений, - холодно ответила я, передернувшись. - Но другого обещать не могу, сами понимаете, они находят меня сами. - На вас больше никто не нападет. Вы будете далеко, вместе с вашим молодым человеком и его братом. Они присмотрят за вами и все будет хорошо. Билл говорил, что у вас запланировано несколько интересных экскурсий. Отвлекитесь, расслабтесь. Желаю вам приятного отдыха. И да, последнее... У вас не было никаких новых воспоминаний? Выбор был нелегким, но я приняла решение за одну секунду. Слова сорвались с моих губ прежде, чем я успела обдумать их правильность: - Нет, ничего. Рассказывать о видении об аварии казалось мне абсурдом; если верить Тому, то ее вообще никогда не было. Что, если Том говорил правду? Я не могла рисковать. Я должна была разобраться во всем сама. Начало положила Фейт, ее рассказ - эта маленькая ниточка, ведущая меня дальше к разгадкам. И мне ничего не оставалось, кроме как идти дальше по этой тропе, стараясь не заблудиться. Обманывать было все проще и проще. Стук в висках выматывал, как и неопределенность. Я мечтала только об одном: забыться, наконец. Боль. Это было бесконечно. - Нет, – шептали мои губы беззвучно; сердце билось с такой скоростью, словно намеревалось отстучать все предназначавшиеся удары за эту последнюю минуту. Грудная клетка, казалось, ходила ходуном и горела, боль сжигала ребра, от которых, похоже, уже ничего не осталось. Это была короткая битва. Я не знала, нет... Я не могла вспомнить момент, когда все началось. Я была зла, очень зла, я поссорилась с Биллом, и не собиралась оставаться с ним рядом. И я шла, шла куда-то посреди ночи, будучи совершенно уверенной в своей безопасности. Что могло произойти со мной? Удар в спину оказался таким неожиданным и сильным, что из меня тут же выбило весь дух. Пальцы скребли землю. Бесполезно. Под обломки ногтей попадалась мелкая крошка, я уже не ощущала своих онемевших рук. Но я скребла, словно отплывая от этого места. Словно пытаясь убежать. Уползти. Разве было что-то, кроме сегодняшней ночи? Кроме этого тусклого света фонаря за поворотом? Кроме земли под моими ногтями? Кроме липкой, тяжело пахнущей жидкости? Кроме боли? Кроме моего последнего вдоха? Билл, Билл, Билл… - Помоги, - сказала я почти вслух, чувствуя, как отказываются работать голосовые связки. Из горла вырвался хрип. Хрип умирающего. Скулеж добиваемого существа. Финальный крик подстреленного лебедя. Больше всего мне хотелось не уползти, не крикнуть во весь голос. Я хотела просто уйти. Но я ползла, понимая, что осталось мне совсем недолго. Кто-то уничтожил меня, ощущения были такие, что с меня сняли скальп и сломали позвоночник и все ребра. Отпусти меня, отпусти, отпусти… Это был конец. Она дышала в затылок. Разбилась, разлетелась осколками зеленого стекла. Снова красный. Сколько же во мне скопилось бесконечной боли, стремящейся вырваться наружу? Разодранные колени скользили по асфальту. Я никак не могла найти точку опоры. Словно парила над землей, словно уже ушла. «Наконец-то» - сказала моя душа, отталкиваясь от земли. Резко отступила боль, меня перевернуло на спину, и я успела увидеть чье-то склонившееся надо мной лицо, прежде чем меня ослепил белый, бесконечно белый свет. Это была смерть. * * * Самолет затрясло, и я вышла из легкого транса, в который вошла во время первой минуты полета. Это оказалось невозможно, просто невыразимо страшно. Столько времени я уже словно не принадлежала сама себе, а сейчас моя жизнь буквально была в руках экипажа. Я с силой сжала ручку кресла, неожиданно вцепившись в чужие пальцы. Резко повернув голову, я посмотрела на Билла, который в свою очередь смотрел на меня. Наши взгляды встретились – мой испуганный и его удивленный, но через секунду его рука сжалась, согревая мою трясущуюся ладонь. - Все в порядке, - сказал он успокаивающим тоном, словно говорил с ребенком. Я зажмурилась и отвернулась от него. – Так бывает. Тому повезло; он, привыкший к перелетам, умудрился уснуть, надев наушники и темные очки. Счастливчик. Сейчас я почти завидовала ему. Но ладонь Билла была такой теплой, что нервная дрожь отступила. Это поддержка предателя, напомнила я себе и вздохнула. Почему-то сейчас все предательства казались неважными. - Как мило, ты меня утешаешь, - у меня хватило сил огрызнуться, но руку я не убрала. Билл прищурился, недовольно поджав губы. - Я всегда это делаю. - Что-то я не заметила. Видимо, твоя поддержка была не слишком явной. Билл вздохнул еле слышно, крепче сжимая мою ладонь. - Ты же знаешь, как это сложно, - сказал парень, и я неожиданно поняла, что он имел в виду. Это было очевидно и неприятно. Он уставал от меня, от моего присутствия, ему явно было бы проще оставить меня – но он этого не делал. - Я не держу тебя, - вопреки собственными словам, я вцепилась в его руку так, словно он может исчезнуть. Почему ты просто не можешь быть моим? Почему Фейт? Почему ты не отступишь, не отпустишь меня? - Я знаю, - ответил он тихо, и на этом наш разговор прервался. Самолет снова затрясло, и мне резко стало не до слов; повторяя про себя все молитвы, которые были мне известны, я закрыла глаза. Ощущение тепла чужой ладони никуда не делось. Сладко и одновременно больно. Это жалость, шепнул мне внутренний голос. Они держат тебя рядом из-за жалости. - Не только, - шепнула я так тихо, что услышала себя только я сама. - Еще из-за чувства ответственности. Пара дней после прилета прошли как в тумане. Первый сюрприз ожидал меня на ресепшене в отеле. Девушка, зарегистрировавшая нас, улыбаясь, отдала нам ключи от двух номеров, находящихся на одном этаже. Том отдал мне ключ от второго номера, шепнув: - Мы не можем жить в одном номере. Лучше будет отдельно, это безопасней, понимаешь? Все равно отдыхать будем вместе, не обращай на это внимания. Я ощутила себя окончательно преданной. Резко выдохнув и не глядя на близнецов, я зашагала к лифтам, не собираясь их дожидаться. Уже в номере, лежа на постели, я поняла, что это было верным решением; нам действительно безопаснее жить раздельно. Не только из-за возможных папарацци, но и наших характеров. Нужно отдохнуть друг от друга, а как это можно сделать, ночуя в одной кровати? Я была переполнена новыми эмоциями; я даже не думала, что со мной такое возможно – печальная, поверженная депрессией, я летела на остров нехотя. Мой разум сопротивлялся смене моего местонахождения. Меня вытащили из зоны комфорта, как рыбу из воды, и оставили дышать чистым морским воздухом на пляже. Пляж, нужно заметить, понравился мне больше всего. После короткого разговора во время полета мы с Биллом почти не пересекались взглядами, предпочитая избегать друг друга. Мне было неловко; держась за руку с человеком, предавшим меня, я не думала о том, как этот поступок выглядит со стороны. Потом же я поняла, как жалко это, должно быть, было. Я словно хватала последние крохи его внимания, как умирающий от жажды капли воды. Меня воротило от себя и своей ничтожности. - Добро пожаловать в рай, - сказал мне Билл по прилету. Я не чувствовала никакого воодушевления и никакой грусти; мне уже было все равно, и я с каменным выражением лица разобрала свои вещи, после чего мы спустились в ресторан. Вот тогда-то я поняла, что меня ждет вполне себе неплохой отдых. Я абстрагировалась от братьев, закрылась от лишних мыслей и решила расслабиться, наконец. Мне это было необходимо; после ситуации с Фейт меня основательно подкосило, и теперь я зализывала душевные раны. Я в какой-то мере наслаждалась своим положением, только и делая, что загорая и купаясь. На территории отеля было несколько бассейнов, в том числе небольших, распределенных по частным секторам. Один из них принадлежал нам, но первые пару дней мы туда не выходили. Так было даже лучше, я бродила, предоставленная сама себе. Так и проходил мой идеальный отдых, пока в один прекрасный момент, а точнее говоря на завтраке в третий день, Том не начал разговор на щекотливую тему наших с Биллом отношений. - Вам не кажется, что так больше не может продолжаться? – заговорил Том как бы между прочим, и мы с Биллом одновременно глянули на него. – Может, поговорите уже? И всем будет хорошо. - Мы говорим, когда нам нужно, - пожав плечами, ответила я холодно. – Билл этого не хочет. К тому же, вы так привыкли оберегать меня, не так ли? Давайте так и будет дальше. Я с удовольствием стянула кусочек хлеба с большой общей тарелки, ощущая на себе два практически одинаковых взгляда. Билл молчал несколько секунд, после чего повернулся к брату: - Вот видишь, это ни к чему не приведет. Ее реакция очевидна. Лицемер. Я еле сдержалась от гневного рычания. Я могла бы заговорить о Фейт, но что-то мешало мне. Это был козырь, который стоило приберечь до особого момента. - Все из-за Билла, - парировала я. – Он холодный и равнодушный. И я очень рада, что живу отдельно от него. Том цокнул, качая головой. Я кинула на него ледяной взгляд. Парень ответил мне прямым, спокойным взглядом. Тяжелая тишина опустилась на нас. Наконец, Том не выдержал. Он поднялся, резко отодвигая стул в сторону, и сказал: - Я, пожалуй, пойду. Надеюсь, вам хватит смелости поговорить нормально и помириться. Большего от вас не требуется. Я несколько виновато посмотрела на Билла, который пялился в свою тарелку, хмурясь. Он явно не хотел ссориться и выяснять отношения на отдыхе. И тут, неожиданно для себя, я поняла, что не имею права портить его отпуск. Что бы ни было - Фейт, предательство, годы холодной вежливости - но он помогал мне, спасал, вытягивал из депрессии. У него ведь почти получилось. Я была балластом, который он тащил на себе, не смея бросить. Даже если из-за простого чувства ответственности, благородства, можно назвать как угодно. И он мне ничем более не обязан, осенила меня правильная мысль. Действительно, сколько уже можно жертвовать? Пора оставить обиды в прошлом. Да, больно и обидно. Но все из-за меня: я была уверена, что у нас с Биллом продолжаются отношения, я не видела очевидного, я цеплялась к нему, пакостничала, привлекала внимание. Ему это было уже не нужно. От этих мыслей стало как-то легче на душе и свободней, несмотря на горький осадок. Но с болью и горечью я научилась справляться. Неловко улыбнувшись, я сказала: - Не могу поверить, что говорю это... Но Том прав. Нам действительно пора мириться. Билл поднял на меня взгляд, в котором читалось столько эмоций, что дух захватывало. И в этот момент я ощутила, как ледяная стена между нами рухнула. Вот так вот странно в одно прекрасное утро пришло время прощения. - Не могу поверить, что слышу это, - в тон мне ответил Билл, улыбнувшись уголками губ. Неуверенно, так, словно ожидал подвоха от меня в любую секунду, - хотя я с тобой не ссорился, по крайней мере, я не помню этого...Если не считать того случая, но... - Просто мы...отдалились, - перебила я его, боясь спугнуть момент. - Да, отдалились. Это очень выматывает. Я не могу находиться рядом и постоянно молчать. И не хочу. Билл смотрел на меня так, как это делал обычно Том - пронизывающе. Словно взвешивал мои слова, проверял на правдивость. И это было понятно, ведь довольно продолжительное время мы никак не находили общий язык в полном смысле этого слова. - Ладно, - наконец, оттаял Билл, отводя взгляд и улыбаясь. - Прости, если я был к тебе несправедлив. На самом деле, я возлагаю на этот отпуск большие надежды и не хотел бы, чтобы все обернулось прахом. В этом я была с ним солидарна. - Я постараюсь не портить его, - я пожала плечами, чувствуя себя очень неловко. Это самый подходящий момент. - Я хочу узнать только одно. - Что? Я тихо выдохнула, словно готовясь к прыжку с моста. - Почему ты...Нет, вернее...Фейт. Ты был с Фейт. За пару секунд лицо Билла сменило множество выражений, от удивления до понимания. Он нахмурился, глядя на меня суженными глазами. Я кивнула, и тогда он напряженно спросил: - Ты встретилась с ней? - Да, - не видя смысла лгать, честно ответила я. - Она мне немного рассказала о том периоде, когда я была в больнице. Я только хотела сказать...Что не сержусь на тебя. Больше не сержусь. Наверное, это было закономерно, то, что ты изменил мне, но я могу тебя понять... - Понимаешь? Ты можешь понять меня? - голос Билла походил на шипение, когда он резко наклонился ко мне, прожигая взглядом. - О, спасибо. Мне от этого намного легче. - Что ты имеешь в виду? - озадаченная, я наблюдала, как он поднимается и аккуратно отодвигает стул. На его лице отчетливо отобразился гнев. Что я сказала не так? - Стой, придурок! Какого хрена ты убегаешь?! - Считай, что мы поговорили, - змеиным тоном бросил Билл, уходя, - и помирились. Больше этой темы я касаться не хочу. Он ушел, а я осталась сидеть одна, чувствуя себя как никогда плохо. Вот она, чистая боль предательства. Мне изменили и ничего не объяснили. Билл ощущал свою вину, из-за чего сорвался и убежал от разговора. Трус. Третий день не задался.