Castitatis lilium

- Слушай, перестань! - худой брюнет ерошит волосы и пытается отыскать в куче вещей нужную. Его друг с пережженными, торчащими в разные стороны прядями, явно дуется, лежа на кровати. - В смысле, перестань, Бомб? Думаешь, я не видел, как она на тебя вешалась? - Что за... - брюнет замирает и нехорошо прищуривает глаза. - Что за блажь, Чольмин? Блондин пожимает плечами и отворачивается к стене. Говорить он сейчас совершенно точно не намерен. - Короче, хочешь дуться - дуйся сколько влезет. Я ушел, - Минхёк подхватывает со стула потасканную ветровку и накидывает ее на плечи, - передать от тебя что-нибудь Сольхи? - Передай ей, что я ее ненавижу, и счастлив от того, что она сегодня на год состарилась. - Ты иногда бываешь ужасной задницей, Чоль, - Бомб качает головой и шагает в коридор, оставляя за спиной скукоженную на кровати фигуру. На вечеринке по случаю дня рождения Сольхи целая прорва народа. Минхёк ошалело вертит головой и не сразу понимает, что сама виновница торжества уже стоит около него. - Я рада, что ты пришел, - девушка щурит свои лисьи глаза, томно прикрывая их пушистыми ресницами, и подхватывает его под руку, уводя поглубже в комнату. Бомб почти не вспоминает ни о Чоле, ни о той сцене дома. Он пьет, потом закусывает, потом танцует, потом болтает, потом повторяет то же самое в рандомном порядке. А потом неожиданно обнаруживает себя в спальне родителей Сольхи, голым и вжимающим не менее раздетую именинницу в простыни. Он кончает, не получив никакого удовольствия, скорее от испуга, и тут же принимается искать свою одежду. - Ты что? - Сольхи выглядит довольной и даже не пытается прикрыться. - Уже уходишь? Минхёк забывает о том, что умеет разговаривать, потому что в памяти всплывают слова Чольмина: "Думаешь, я не видел, как она на тебя вешалась?" Он просто кивает, втискивая ноги в узкие джинсы, и подцепляет пальцами футболку. - Как-нибудь повторим, - улыбается девушка, потягиваясь, и по спине Бомба пробегают мурашки. Потому что и правда повторят, как уже было до этого несколько раз. На правах бывшей, Сольхи пользовалась определенными привилегиями, и... Чего уж греха таить, она все же была девушкой. Минхёк любит Чольмина, на самом деле любит, но иногда природа диктует свои правила. Он неопределенно хмыкает, пробурчав что-то невнятное, и выходит из комнаты. Снизу продолжает играть музыка, но ему отчего-то совсем не весело. Он хлопает себя по карманам в поисках сигарет, но вспоминает, что оставил их в другой куртке. Дома. Неожиданно и так до безумия остро хочется домой. Словно кто-то под дых ударил, заставляя хотеть именно этого, толкая в сторону общежития. Минхёк срывается с места, на ходу хватая ветровку с вешалки, и выбегает на улицу, так ни с кем и не попрощавшись. Бибомбовы сигареты вкусно пахнут. Чольмин вертит в руках пачку, и пытается сквозь пелену в глазах прочитать мелкий шрифт, сулящий курильщикам кучу болезней и проблем. Не выходит, потому что мешают слезы. Он не хотел плакать, это для идиотов и слабаков, но вот иначе никак не получается. Дрожащими пальцами он вытаскивает одну сигарету и неумело прикуривает от старенькой зажигалки. Дым горький. Такой же горький, как их с Минхёком отношения. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что сейчас происходит на дне рождения этой вертихвостки. Чоль и до этого изо всех сил старался делать вид что ничего не замечает, что все в порядке. Но все нихрена не в порядке, когда твой любимый человек раз за разом врет тебе и прыгает в постель к своей бывшей, это что угодно, только не "в порядке". Судорожно смятая сигарета летит на пол, распространяя вокруг сизоватый дым. Пелена перед глазами становится все гуще, а на языке все горше. Чольмин отворачивается к стене, закрывая глаза. Сигарета медленно тлеет на прикроватном коврике. Минхёк понимает что что-то не так, когда забегает за угол стройки. Из-за неоконченных полутора этажей нового общежития виден густой дым. В сердце снова что-то стреляет, и он ускоряется. В их корпусе из окон последнего этажа вырываются языки пламени. Бомб ошарашено останавливается, зачем-то отсчитывая и без того знакомые стекла. Там огонь бушует не на шутку. Он оглядывается по сторонам и пробивается дальше, расталкивая заспанных возбужденных соседей. Его нет. Чольмина нигде нет. А это значит... Минхёка перекручивает пополам, не давая толком даже вздохнуть. Он не может, просто никак не может быть там, и все-таки, видимо, это так. Прежде чем кто-либо сумел бы его перехватить, Бомб отпихивает с пути пару знакомых парней, на ходу сдергивает с себя ветровку и исчезает внутри задымленного здания. На первом этаже все относительно нормально, Минхёк потуже закручивает вокруг головы ветровку и бегом поднимается выше. Тут дым гуще и уже слышен треск горящих балок. Времени остановиться и подумать нет, он поднимается выше, перепрыгивая через несколько ступенек и попадает прямиком в ад. - Блять, - вырывается у него, когда пылающая перекладина едва не сносит ему голову. Времени все еще нет, теперь уже точно, и Бибомб бросается дальше по коридору, молясь всем Богам, чтобы Чольмин был еще жив. Он спотыкается о него в нескольких метрах от их дверей. У блондина нет половины волос, правой стороны лица и, кажется, дыхания. Неверящим взглядом Минхёк смотрит себе под ноги, отказываясь принимать тот факт, что тело, лежащее внизу, и есть человек, которого он любил. Из ступора его выводит грохот обваливающейся крыши. Он наклоняется, переворачивая парня лицом вверх, и все, что он съел сегодня на дне рождения Сольхи, плотным комком поднимается куда-то к глотке. Чольмин смотрит на него. Он смотрит на него словно бы с осуждением своими неподвижными мертвыми глазами, уже подернутыми поволокой. "А если бы ты был тут, если бы ты остался со мной, - словно хочет он сказать,- я был бы жив?" Минхёк глупо всхлипывает, закашливаясь от едкого дыма, и, подхватив неожиданно тяжелое тело, пытается пройти к лестнице. Очередная балка все же достигает своей цели. Мир меняет свое расположение с вертикального на горизонтальный, а обезображенное лицо Чольмина вдруг оказывается очень-очень близко. Но Бибомбу почему-то все равно. Вселенная расплывается, оставляя после себя только марево, дергающееся словно в пляске святого Витта. Он подвигается ближе и накрывает холодные, несмотря на окружающее их пекло, губы Чоля своими. - Прости... Юквон отшатнулся, едва не упав на землю. Минхёк даже не попытался приблизиться к нему, все так же продолжая стоять поодаль. - Что это... - выдохнул Кот, прижимая дрожащие пальцы к вискам. Ужасающие картины ударили одновременно и со всех сторон, ему казалось что даже в воздухе вдруг повис аромат гари. - Ты сам знаешь, что... Прости, мне не следовало появляться. Я не должен был, но... Не смог устоять. - Что за?.. - Юквон стиснул зубы. - Ты хочешь сказать, что я - это он? Тот парень, вместе с которым ты писал те хреновы песни? Бомб кивнул, не произнеся ни слова, и сделал шаг назад. Кота затошнило; выходит все, что он чувствовал, или думал что чувствовал - это всего лишь воспоминания о его прошлой жизни? - Хорошенькое дельце, - прошептал Юквон, стараясь удержаться на ногах, - тогда какого черта ты привидение? Ты же должен был тоже... Ну... - Должен был, - Минхёк отвел взгляд в сторону, - но что-то пошло не так. Возможно, дело в моем чувстве вины, возможно в том, что я... Потерял тебя из-за собственной черствости, но ты вернулся на Землю, а я остался, - он развел руками, - в таком виде. - Я... - прошептал Кот, кутаясь в ветровку, - он. Ждал тебя... А еще он был в курсе. Той девушки, - Бомб тоскливо кивнул, даже не пытаясь заглянуть в глаза. - Зачем ты так с ним? - Юность чревата ошибками. Тебе ли не знать? Все верно. Ему ли не знать. Кот сглотнул и бросил еще один взгляд на лежащий внизу город. Все ошибаются. - Прости, я внес в твою жизнь так много хаоса... Дрожь быстрой птицей пронеслась над кожей, Юквон неожиданно шагнул вперед, протягивая руку и закусывая нижнюю губу. Он боялся, что ладонь пройдет насквозь, ощутив разве что могильный холод, но рука Бомба оказалась такой реальной, будто принадлежала вовсе не давно умершему человеку. Все ошибаются. Юквон дернул его на себя, не давая ни секунды на обдумывание своих поступков. - Я прощаю тебя, - шепнул он, наконец-то выцепляя его глаза, - не знаю как тот, второй, но я тебя прощаю. Удивление, мелькнувшее на дне темных зрачков, сменилось бархатной пустотой, когда их губы соприкоснулись. Юквон не целуется. Все ошибаются. Призраки плачут. Холодные-холодные слезы скатывались по щекам Бомба, подтекали под ладони, которыми Кот крепко удерживал его лицо. - Спасибо... - прошептал Минхёк. - Спасибо... Прежде, чем Кот сумел понять, что именно произошло, он уже стоял на холме в одиночестве. Ладони были влажными, а на губах пеплом осел чужой поцелуй, но он был один. На самом деле один. Юквон упал на землю, подтягивая колени к груди и душа неуместные сейчас рыдания. По крайней мере, холм существовал на самом деле.