***
— А я тебе говорил, что мы зря туда поперлись! — низкорослый худой парень откинул с лица длинную черную челку и сплюнул скопившуюся во рту горькую от сигаретного дыма слюну. — Не «поперлись», а «пошли». Макс, прекрати разговаривать на своем тюремном жаргоне, ты же знаешь, я этого не люблю. — Кай, ты заколебал. Не тюремный, а молодежный. И вообще, разговариваю как хочу! Это ты у нас взрослый дяденька, тебе «по статусу не положено». Дофига самостоятельный и обеспеченный, блин! — черноволосый поправил скейт, пристегнутый сзади к увешанному значками рюкзаку, и раздраженно швырнул докуренную до фильтра сигарету в урну. Высокий молодой человек с темно-русыми волосами, шедший рядом с ним, хмыкнул и отвел глаза. Сколько лет он уже знает этого обалдуя? Если память не изменяет, то с начальных классов. Надо же было их матерям подружиться и заставить общаться своих дорогих чад! Кто бы мог подумать… Вместе они закончили один колледж: Макс с горем-пополам выучился на архитектора, а Кай блестяще окончил факультет экономики и менеджмента, после чего еще и успешно завершил обучение в ВУЗе, в то время как его друг детства безуспешно пытался найти себе работу. Трудности в ее поиске составляло не только очевидное нежелание трудиться, но и внешний вид Макса — в свои двадцать три он больше тянул на шестнадцатилетнего подростка: пирсинг во всех мыслимых и немыслимых местах, тоннели, татуировки, черные волосы, выбритые под однобокий ирокез с длинной челкой, застилающей глаза… Рядом с ним Кай чувствовал себя сорокалетним серьезным мужчиной-бизнесменом: всегда в костюмах светлых тонов, почти всегда при галстуке, волосы, летом выгорающие на солнце до светло-русых золотистых оттенков, едва доходят до середины шеи, не нарушая рабочий дресс-код. Пожалуй, они и вправду зря пошли на встречу выпускников колледжа — их странную дружбу и их самих однокурсники не понимали никогда. Вот и сейчас, когда собравшиеся ребята выпили и пошли разговоры «за жизнь», Макс и Томми, главный хулиган и задира их потока, как в не столь далекие учебные времена, схлестнулись, выясняя отношения. Эта черноволосая язва опять начала, как он выражался, «стебать этого тупого качка», нарываясь на бывшего капитана футбольной команды, за что чуть не получил по лицу: хорошо, что Кай вовремя вмешался. «Е**е педики! Валите, откуда пришли! Еще раз вас увижу…» — орал этот безмозглый мешок мышц, утирая кровь с разбитого носа и вырываясь из рук державших его более трезвых парней. Кай же, в свою очередь, без особых усилий оттаскивал тощее, воинственно брыкающееся тело друга в сторону парка, уводя подальше от угрозы. В свое время по колледжу ходили слухи о том, что Кай и Макс не просто друзья. Парни любили проводить много времени вместе — как ни странно, у столь разных по темпераменту людей было много общего, в том числе и такие интересы, которые другие ребята бы попросту не поняли: Макс, например, любил фэнтези и фантастику — это совершенно не принимали его однокурсники, чей кругозор ограничивался американским футболом и «телочками» — и очень красиво рисовал, а Кай… Кай любил составлять коллажи из цветов. Его мать с детства привила сыну любовь к изяществу и красивым вещам и научила мальчика искусству создания гармоничных букетов из живых цветов и гербария. Само собой, своим «девчачьим» хобби он мог поделиться только с Максом. В школьные годы мальчишки нередко ночевали друг у друга дома, и частенько перед сном блондин демонстрировал приятелю искусство массажа, которое опять же постиг благодаря матери, которая зарабатывала этим на жизнь. Бледное тощее тело друга плавилось под его тонкими пальцами от «кайфа», как говорил Макс. В ответ он массировал Каю светлую голову, ероша тогда еще длинные пшеничного цвета волосы, перебирая их, заплетая причудливые прически, от чего тот буквально выпадал из реальности от блаженства. В те времена, еще до колледжа, они были очень близки… Иногда Каю казалось, что дороже этой черноволосой голубоглазой бестии у него нет и не может быть никого; иногда Максу казалось, что он влюблен в этого внешне холодного и рассудительного, но на самом деле очень ранимого парня… Последующие годы, попытки построить самостоятельную жизнь, работа и учеба, девушки, разные люди вокруг отдалили их друг от друга. Сейчас приятели виделись примерно раз в неделю, и последнее время у Макса было постоянно дурное настроение: поиски работы были безуспешны, равно как и попытки найти девушку — кому нужен безработный, похожий на подростка тип, болтающий только об играх и фэнтези? — да и мать стала наведываться в его съемную квартиру все чаще, каждый раз устраивая скандалы. Свое плохое настроение несдержанный Макс вымещал на Кае, отчего тот отдалялся от лучшего друга еще сильнее. Блондин надеялся, что сегодняшний вечер поможет улучшить их отношения, отвлечет от проблем и напомнит о хороших временах… Но все вышло как обычно. Парни брели по пустынному парку, освещаемому парой недобитых фонарей, буквально кожей ощущая холод и отчужденность, что разливалась между ними. — Кай, подожди, я ща отлить схожу, — Макс сошел с основной тропинки и побрел вглубь парка, спотыкаясь и тихо матерясь. Настроение было ни к черту. Он и сам понимал, что ведет себя неправильно, срываясь на лучшего друга, но два чувства не давали ему покоя: зависть и ревность. Брюнет завидовал его успешности и финансовому благополучию, умом осознавая, что всего этого приятель достиг сам. А ревновал… Ревновал он ко всем, кто окружает Кая в его богатой и успешной жизни; ревновал к себе самому — в прошлом такому нужному, такому незаменимому. Не то что сейчас — неудачник, сидящий на шее у матери… Макс не раз думал, что Кай не оставляет его лишь из жалости и памяти о прошлом. И от этого злился еще сильней. Задумавшись о своем, парень споткнулся обо что-то крупное, и, чертыхнувшись и не удержавшись на ногах, упал во влажную после дождя осеннюю листву парка. Следующее его ругательство застряло в горле. — Кай! Ка-а-ай! Иди-ка сюда!***
Начинающий уже раздражаться, высокий парень нехотя побрел на взволнованный голос друга, что доносился из самых мрачных кустов парка. «Понесло ж его… Боялся, что я подглядывать буду, что ли? Чего я там не видел… Ч-черт. Ну вот, брюки заляпал… Дерьмо!» — Ну что такое? В темноте Кай не сразу разглядел, что Макс стоит на коленях и склоняется над чем-то большим и слабо мерцающим во мраке. — Смотри... Он подошел поближе, присмотрелся — и от удивления даже растерялся, не зная, что сказать. На прелой осенней траве без сознания лежал юноша. Брови Кая медленно ползли вверх, пока он разглядывал недвижимое тело. Неизвестный парень был абсолютно голым; невероятно длинные светлые волосы его разметались по белой коже, слабо светящейся в сумраке. Он лежал в позе эмбриона и не двигался. На спине необычного парнишки Кай заметил темные пятна, очень похожие на запекшуюся кровь. Эта мысль заставила его опомниться и начать соображать рационально. — Похоже, он ранен. Надо что-то делать, кого-то вызвать… вот дерьмо! Ну почему ты не можешь без приключений даже в туалет сходить?! Все так же стоящий на коленях, Макс опасливо протянул руку к лежащему и дотронулся до шеи. — У него пульс медленный очень. И он холодный. Проклятье… Кай, надо что-то делать. Мы не можем его тут оставить. Юноша перед ними вздрогнул и слабо простонал. «Точно живой» — с некоторым облегчением подумал Кай и, вздохнув, снял свой дорогой кремовый пиджак, накидывая его на свернутого калачиком парнишку и беря бледное тело на руки. Макс поднялся с земли следом, притихнув и не отрывая взгляда от друга и его необычной, оказавшейся неправдоподобно легкой, ноши. Он уже и забыл, зачем, собственно, полез в эти кусты. — И куда нам его девать? — холод тела юноши просачивался даже через пиджак, и Кай снова подумал, что надо бы обратиться в больницу. Скорее всего, беднягу пырнули чем-то в спину и раздели догола в поисках денег и ценностей. Или хулиганы напали — некоторые агрессивные группировки не любят таких, как Макс и этот парень — людей, выглядящих неформально. — Пошли ко мне. До моей халупы ближе. Блондин поморщился от резанувшего слух жаргона, но промолчал. Сейчас его больше занимали мысли о их необычном «попутчике».***
Не разуваясь, парни прошли сразу в зал небольшой двухкомнатной квартирки Макса, положили бессознательное тело на диван и одинаково молча уставились на юношу. При свете лампы дневного света можно было наконец его подробно рассмотреть: светлые волосы оказались на деле небесно-голубыми и идеально прямыми, и доставали своему обладателю примерно до середины бедра, белая кожа имела странный голубоватый оттенок; парень был невысок, едва ли не ниже Макса, и достаточно худощав; по левой руке его змеилась необычайно яркая синяя татуировка в виде каких-то линий и завихрений, на тонких изящных пальцах было три с виду одинаковых кольца, а на запястье красовалась цепочка из какого-то металла, похожего на платину. Но самым необычным было лицо парнишки: красота его была неоспорима и почти невероятна. Острый подбородок, безупречно очерченные скулы, чуть вздернутый маленький нос, в котором блестел пирсинг — два синих переливающихся камушка, тонкие аккуратные губы и совершенно невероятный, похожий на индейский, но более крутой, разрез большущих глаз. У Макса всегда был небольшой фетиш на тему глаз. Его восхищали глаза Кая — слегка раскосые, доставшиеся от прабабушки японки, цвета черного чая; но тут он просто извелся от интриги — какого же цвета окажутся глаза необычного незнакомца? От завороженного созерцания парней оторвал тихий стон и морщинка, что скользнула по безупречному высокому лбу незнакомца. Кай тут же вспомнил о ранах на спине юноши, и, схватив друга за руку, немедленно потащил его на кухню. — Макс, нам все-таки нужно вызвать скорую. Ты видел порезы у него на спине? — Погоди-погоди, давай сначала посмотрим, что там. Может, это просто царапины. И надо бы его все-таки растолкать и все расспросить. Чувак, похоже, вообще не из этого района — я бы его запомнил. Странный парень… — Макс достал из аптечки и подал Каю перекись и вату, набрал в небольшую мисочку теплой воды, и они вернулись в зал. Ночной гость все так же лежал на диване, только перевернулся на бок, спиной к парням — лежать на ней ему, похоже, было больно. Кай взял пуфик и подсел к незнакомцу. На лопатках юноши была запекшаяся кровь и ссадины. Макс устроился рядом на полу, во все глаза наблюдая за приятелем. Тот осторожно промывал ватой неглубокие ранки и обрабатывал их перекисью. — Смотри, — удивленный блондин отнял пальцы от раны и протянул кусочек чего-то прозрачного другу; тот сначала подумал, что это стекло, но странная пластинка оказалась… крылом. Достаточно крупным кусочком слюдяного крылышка стрекозы или пчелы — если бы существовали стрекозы и пчелы размером с человека. Который раз за вечер парни недоуменно переглянулись. На худой изящной спине незнакомца было четыре симметрично расположенных продолговатых ранки, и из них в процессе обработки Кай вынул еще несколько таких кусочков. Пока обрабатывали ранения, сам пострадавший даже не дернулся — дыхание его было редким, глубоким и спокойным. Похоже, он спал. — Ну и что теперь? — закончив с оказанием первой помощи, Кай поднялся с пуфа и вопросительно посмотрел на Макса. — Пускай до завтра спит, а утром разберемся. Ты пиджак-то забери, а то по дороге замерзнешь. Я его одеялом укрою. Кай осторожно снял со спящего пиджак, прикрывавший его наготу, и выскользнул из комнаты, про себя отметив, как давно не проявлял к нему Макс подобной, банальной, казалось бы, но такой приятной заботы. Эта, возможно, даже не до конца осознанная фраза согрела ему душу… Какой все же странный выдался сегодня вечер. — Пока, Макс. Звони, если что. Хлопнула входная дверь, на лестничной клетке прозвучали неторопливые удаляющиеся шаги, а Макс все стоял и смотрел на оголившуюся вследствие исчезновения пиджака нижнюю часть тела спящего. Меж крепких, упругих ягодиц, коим бы позавидовала любая девушка, мирно покоился… хвост. Длинный, абсолютно гладкий хвост с маленькой кисточкой голубых волос на самом конце. На автомате хозяин дома добрел до своей кровати, стащил мягкое одеяло и осторожно укрыл юношу, продолжая впиваться взглядом в свесившуюся с дивана «конечность». Во сне необычный гость нашарил теплую ткань и зарылся в нее с головой. Макс ошалело бухнулся на свой компьютерный стул, все так же не отводя взгляда от парня — вернее, комка одеяла, из-под которого теперь торчали только голубые пряди волос и кисточка хвоста. «Сильф. Мы подобрали на улице сильфа. Охренеть.»