Это то, что я держал внутри

Зима Андрей лежал на продавленном диване, закинув руки за голову, и смотрел на переливающийся по потолку тусклый свет с улицы. Редкие потоки накладывались друг на друга. Сменялись новыми, будто кто-то невидимый листал книгу. Сознание пребывало где-то там же на потолке, среди теней, пятен света и пупырышек побелки. Что оно там делало, Стенич не знал, и посему всячески пытался это выяснить. То и дело наверху появлялось чье-то незнакомое лицо, с серьезным видом глядело на парня, водило бровью и дислексично выдавало одну лишь фразу: «Как ше шлошно штелать выбор». Нахмурившись и щурясь в полумраке, Андрей повернулся на бок и уставился на дредастый силуэт в кресле напротив. Но тот лишь вопросительно развел руками и опять залип в потолок. Видел ли он там это лицо или может что-то другое, неизвестно. Но там явно что-то было — иначе, зачем нужно так туда пялиться? В комнате, почти с равными промежутками времени на несколько секунд загорались маленькие рыжие огоньки со стороны дивана и кресла, плавали клубы дыма и пахло марихуаной. *** За несколько часов до Настойчивое пищание дверного звонка заставило Стенича пробудиться от такого сладкого сна без сновидений, снизошедшего в кое-то веки и сразу ставшего сродни манне небесной. Андрей разочарованно простонал, шмыгнул носом. Надев штаны и накинув нараспашку рубашку, он, шаркая босыми ногами по полу, побрел к двери. В дверном глазке было темно — опять, черти, лампочку выкрутили (казалось бы, кому это надо в наши дни?). На вопрос «Кто?» послышался хрипловатый голос: — Это я, Сашка. Вот ведь занесла нелегкая в первом-то часу ночи. Щелкнув выключателем и поморщившись от залившего прихожую света, Андрей впустил гостя. Саша ввалился в квартиру. Бледный, под глазами черные тени, короткие волосы взъерошены, взгляд бегает туда-сюда. Помятый, в грязной куртке, осунувшийся пуще прежнего, сопли текут. Рубашка вон наизнанку одета. Сразу видно — нехорошо ему, давно без дозы. — Сань, шел бы ты восвояси, — недружелюбно поприветствовал его Стенич. Какое уж тут дружелюбие. — Я… я… да мне просто переждать надо, — лепетал он, опираясь трясущейся рукой о стену и сбрасывая ботинки с ног. — Ты пойми: домой мне нельзя в таком виде — мамка не выдержит, а у нее сердце, ты знаешь. Дай переночевать, а? Будь другом… Эх, ну не выгонять же его на улицу, в мороз. Будет где-нибудь в подъездах ночевать, да и замерзнет там насмерть, а никто и не узнает, пока не завоняет. Отправив Сашку в гостиную обживаться, Стенич пошел делать крепкий чай, чтоб хоть чуть-чуть привести друга в норму. Через пару минут, немного приободрившийся с виду Саня заглянул в кухню и спросил: — Я только в туалет зайду, хорошо? И сразу сюда. Ссать охота, невмоготу. Стенич лишь отмахнулся — совсем необязательно было сообщать об этом. Прошло две минуты, три, пять. Андрей, меланхолично давивший ложкой дольку лимона в кружке, начал беспокоиться. Чего так долго-то? Поссать — минутное дело. Почуяв неладное, Стенич поднялся и поспешил к туалету. Постучал несколько раз, кликнул Сашу по имени. Тот не отзывался, и Андрей открыл рывком дверь (хорошо хоть жил один и замков-задвижек не ставил) и его взору предстало то, что он больше всего боялся увидеть. Сашка сидел на бачке, завалившись набок и носом уткнувшись в стену, размазав по белым в синюю полосочку обоям кровь и сопли. На полу в его ногах стояла распахнутая сумка, рядом с которой валялся использованный шприц, походный ножик с подгоревшей от частого использования ложкой и маленький скомканный полиэтиленовый пакетик. Левая рука Санька была перевязана жгутом чуть выше локтя, а на вене на сгибе кровоточил синяк. — Ах ты ж сука, посмел обдолбаться прямо в моем доме! — взревел Стенич и со всей дури стал лупить наркомана по щекам. Тот в сознание не приходил. Вскоре Андрей немного поуспокоился и не на шутку испугался. Потому что казалось, будто Сашка и не дышит вовсе. Нервно сглотнув, Андрей понял, что начинает паниковать. Он осторожно взял Сашку за руку и стал нащупывать пульс. Да, да! Есть, но совсем слабый. Стенич тут же ринулся к телефону вызывать «скорую». Спустя пять долгих, мучительных гудков, растянувшихся на вечность, ему все-таки ответил усталый женский голос: — Неотложка. Что случилось? Стенич сбивчиво затараторил: — Срочно… приезжайте! Мой друг… ему плохо, у него… — Андрей поперхнулся, так как вовремя вспомнил, что речь идет о передозе наркотой и «скорая» может просто-напросто не приехать. Нарочито прокашлявшись, продолжил, — кажется, он отравился, не дышит! Диспетчер спросила адрес и заверила, что машина прибудет в течение пяти минут. Уповать на ее честность Стенич не стал — в России живем. Сорвав с бессознательного обдолбыша жгут, Андрей бросил его вместе с остальным наркоманскими причиндалами в Сашкину сумку. Сам в это влез — пусть сам и вылезает, а Стенича впутывать нечего. Хотя и так понятно, что Андрей вляпался по самое не балуйся, но все же. Пришлось перетащить беднягу на диван в гостиной — не встречать же врачей с толчка. Эх, не зря Сашка предупреждал о своем походе в туалет, ой не зря. Видно, остались еще мозги бояться за свою жизнь хоть немного. Натянув Сане по самые пальцы рукава (чтобы венами не светить), Стенич накрыл его пледом, а то тот был хоть еще и живой, но холодный — жуть, и испарина на лбу. «Скорая» и правда приехала быстро. Только врачей не проведешь — в три счета смекнули, что никакое это не отравление, а самый что ни на есть передоз. Но, раз уж приехали, не оставлять же парня здесь помирать? Делать нечего — забрали откачивать, вот только Андрея тоже с собой прихватили. Как успели доложить — черт их знает, но в больнице Стенича уже поджидали менты с вопросами. Андрею и скрывать-то было особо нечего, ну он и расписал все по-чесноку. Александра он знает давно, особо не дружен, о его наркомании слышал, участия не принимал. Этой ночью его не ждал и о намерении «обдолбаться в моем туалете» не знал совершенно. Помусолили менты парня, хотели даже к нему домой с визитом наведаться, да, видно, самим было лень по ночам, в мороз, с обысками скакать. Наркоман на руках, откачают — славно, может на дилера выведет. Не откачают — и поделом. В общем, Андрея отпустили. Вернее, глаза-вены поглядели, взяли честное слово, да отпустили. Пошел он справиться, как там дела с Саньком. Из реанимации к нему вышел парень странной наружности в халате медбрата и заверил, что «стопудово жить чувак будет». Странной наружности — это потому, что у него были длиннющие темные дреды и тоннель с рогатой сережкой. Дреды, конечно, специальной повязкой забраны назад, но разве таких личностей берут на работу в больницу? Просто разрыв шаблона какой-то. Стенич, стоя у стены зеленого кафеля, заметно повеселел и более не был мрачнее тучи. Он с интересом разглядывал дредастое создание, что опустилось на скамейку у противоположной стены. Дредастый достал сигареты и, растянувшись в улыбке, закурил. — Разве здесь можно курить? — вопросительно поднял бровь Андрей, косясь на огромные буквы «РЕАНИМАЦИЯ» над двустворчатыми дверьми. — Здесь, чувак, можно все, — закатил глаза парень и сладко выдохнул клуб дыма. — А знаешь, почему? Без проявления каких-либо эмоций Андрей продолжал смотреть на медбрата. — Эх… потому что это — коридор откровения, — расслабленным тоном произнес медбрат. — Люди здесь всегда ждут Смерти. Может, и не хотят, а все равно ждут. Люди — они ведь такие. Сколько бы не строили из себя сильных телом и духом, а в душе всегда думают о худшем и боятся Смерти, чувак. И только тут, прямо перед Ее лицом, они могут позволить себе признаться в своих страхах. Андрей внимал рассуждениям дредастого и вдыхал знакомый сладковатый аромат. Только сейчас он заметил, что в руке у парня не просто сигарета, а самокрутка — косяк. Да уж, хорош медбрат — курит травку под дверьми реанимации. А все одно — ночь, никого нет, никто не знает, всем наплевать. — Скучаешь по Марии? — усмехнувшись, спросил дредастый. Андрей встрепенулся. — Да ладно тебе, я ж знаю, чувак, что ты делал с этим обдолбышем, — он кивнул на дверь. Стенич стыдливо отвел взгляд в сторону. Откуда он знает? Хотя Андрей давно уже перестал чему-либо удивляться. Когда им было по семнадцать, Андрей все лето провел у Сашки на даче, практически всегда без родителей. Только они вдвоем. И травка. Все лето они пробыли в дурмане. Каждый не видел ничего и одновременно многое. Из углов говорили черти, с небес — ангелы. Дриада танцевала стриптиз, а русалки пели песни. Вот только Андрею такого опыта хватило сполна. А Сашка пошел дальше. И вот где он теперь — хорошо, хоть жив остался. Но надолго ли? — Откуда знаешь? — сухо спросил Стенич. — Ха-ха, не прогадал, — улыбнулся дредастый. — Ты так жадно вдыхал аромат Марии, что я невольно высказал предположение. Не ошибся, — он сладко потянулся и затушил косяк о железный браслет под рукавом халата. Андрей раздраженно шикнул. Возомнил себе черт знает чего, а оно вон как все просто на самом деле. — Хочешь угощу? — дредастый протянул Стеничу приоткрытую пачку. — Прям здесь? Нет, спасибо, — поморщился парень. На часах уже начало второго. Хотелось домой и спать. Как-то долго Сашку держат в реанимации. Странно. И что-то очень тихо, аж на уши давит. А дредастый как ни в чем не бывало молвил: — Ну, не хочешь здесь, поехали ко мне, поговорим. Мне кажется, чувак, тебе не помешало бы расслабиться, а то ты какой-то чересчур загруженный. Здесь недалеко, — он сбросил халат на лавочку и поднялся. — А вдруг ты какой-нибудь гей-маньяк-извращенец? — А если так? Повисла секундная пауза, после чего они оба прыснули. Дредастый отлучился за верхней одеждой — зима как-никак, и вскоре парни уже хрустели снегом во мраке ночных улиц. Про Сашку Стенич как-то и думать забыл. *** Ну вот, опять это лицо. Залихватски подмигнуло. Ай, ну его. В глазах отчего-то зарябило. Попробовал проморгаться — не помогло. Сел, свободной рукой протер лицо. Никак. Затянулся. Отпустило. За компанию с дымом в Андрея вошли мысли. Много мыслей. Первая являлась напоминанием о Сашке, но Стенич был слишком расслаблен и одурманен пофигизмом, и все потуги совести начать «угрызать» были тут же задвинуты в самый дальний угол. Подумал о том, сколько лет не курил. С губ сорвался смешок. И еще парочка, чуть погромче, вдогонку. — Чего ржешь? — послышался тихий отрешенный голос. Стенич мотнул головой (скорее себе, чем кому-либо). Вновь лег на спину. В тусклых полосках света на потолке разглядел скрытый месседж, попытался понять. Начал с чистых листов, на которых будет написана чья-то жизнь, а пришел почему-то к детской трубке-калейдоскопу. В общем, запутался. Не быть ему философом. Подумал об этом и расстроился. Но ненадолго. Внезапно он подскочил и уставился на дредастого, растекшегося в кресле и фонариком отсвечивающего на стене SOS на Морзе. — Слушай! — воскликнул Стенич. — А? — вяло отозвался парень. — Я тут подумал! Дредастый расплылся в улыбке и пробурчал что-то вроде: «Вот это успех», но Андрей его не слушал. Его тон с удивленно-возбужденного сменился на подозрительно-недоверчивый. — А какого черта я с тобой пошел? Как будто отрезвел в момент. — Потому что я предложил, нэ-э? — Он так протянул это «нэ», что немедленно захотелось зевнуть. — Это да… — Стенич поднес указательный палец к губам, задумался. В его левой руке все еще грустно тлел косяк; его пепел почуть крошился на диван. А укурок пребывал в нирване. И нирвана эта, по всей видимости, находилась где-то в одной из десяти тысяч игл света, что сплошным потоком вырывались из фонарика. — Я что хочу сказать… — неуверенно изрек Андрей. — Ведь я даже твоего имени не знаю, да и вообще мы знакомы пару часов, а уже вместе курим. Знаешь, я ведь не очень люблю людей. Нет, не так… Я не люблю общество, новых знакомых и подобное. Меня угнетает, в большинстве своем, человеческая сущность, если ты понимаешь меня. Нелюдим я, и на то есть свои причины. Хотя, кого я обманываю, нет никаких причин — это просто я такой, — он затушил самокрутку и бросил окурок в пепельницу на полу. Намудрил. Запустил пальцы в волосы, тихо простонал, как оттого, если бы в голове пронесся импульс боли. — Так почему я пошел с тобой? Выключив фонарик и аккуратно отложив его в сторону, дредастый приподнялся в кресле и сел нормально. Выпрямив спину, он положил одну ногу на другую. Затем глубоким спокойным голосом произнес: — А мне вообще очень сложно отказать, чувак. И это его «чувак» больше не звучало как такое «просторечное выражение». В нем появилась странная аристократическая стать. Или может Стеничу так показалось, потому что он был накурен. Как бы там ни было, он все еще хотел получить ответ на свой вопрос. — Хм, почему? — Стенич не видел выражения его лица, но был почти уверен в слегка приподнятой раскосой брови. — Видимо, каннабис притупил твой ум. Я ведь знаю, ты не глупый. Почему ты пошел со мной? Давно уже должен был сам догад… — Почему? — перебил его Андрей. — Да что ты все заладил… — парень сделал странное движение рукой в воздухе, будто бабочку пытался поймать. Он выговаривал слова так вальяжно, что участившийся ритм сердца под воздействием этого голоса вновь успокоился. А дредастый многозначительно продолжил. — Встречался же с некоторыми из нас. Вот тут, даже несмотря на пелену, застлавшую глаза, и туманность сознания, Стенич взвыл, потому что все понял. — Ты говорил, что даже не знаешь моего имени. «Лень», — беззвучно прошептал Стенич. Грех усмехнулся. — Привет, меня зовут Лэн, — он приветливо махнул руками. — Не люблю это ваше русское «лень». Как «размазня» звучит. Андрей поднялся, в глазах взрывались искорки от отлившей от головы крови. На негнущихся ногах он побрел к выходу из квартиры. Споткнулся о пепельницу, окурки разлетелись по полу. Спиной Стенич чувствовал насмешливый взгляд Лэна и уже был готов к стандартным речам, типа «пошли со мной» и проч. Но их не последовало. Лишь тихое шуршание папируса косяка и шум выдыхаемого дыма. И только когда Андрей открывал входную дверь, путаясь в незнакомых замках, послышался спокойный голос Лэна из комнаты, где по-прежнему царили мрак и тонкая завеса дыма. — Мы еще покурим вместе. — Только не в этой жизни, — почти прошипел Стенич, захлопнув за собой дверь. Задумчиво глядя в пустоту перед собой, Лэн произнес: — Да. Не в этой жизни. Красный уголек сорвался с самокрутки, упал на паркет и погас, испустив струйку дыма, знаком вопроса застывшую в воздухе.