whore.

      Кенсу вернулся поздно. Он давно завел эту дурацкую привычку – заседать в библиотеке, делая домашку чуть ли не на год вперед, которую имел почти каждый ботаник. Комната встретила его луханевскими шмотками, вывалившимися из шкафа, его смятой постелью и приторно сладким ароматом клубники. Парень поморщил нос от щекочущего чувства, аккуратно повесил пальто на крючок, следом закинув на полку шапку и бесконечный шарф, и лениво прошел вглубь комнаты. Сумка волочилась следом и осталась где-то посредине, словно забытая хозяином. Кенсу стоял, смотря на постель соседа, которая снова пустовала в преддверии ночи, и, сморгнув мысли о том, где и под кем тот может быть, поплелся в сторону ванной. Вся комната пропахла ягодным гелем для душа, и Кенсу очередной раз дернул носом в надежде избавиться от надоедливого запаха. Омега заткнул спуск в ванной пробкой с цепочкой, на конце которой болталась резиновая лягушка – а вот эту хрень купил уже Лу Хань, и повернул ручку крана. Кое-как отрегулировав воду, Су оставил ванну, позволяя ей медленно заполняться, и вернулся в комнату. Ночами она казалась слишком пустой и отвратительно тихой. Оглядев кучу одежды, торчащей из шкафа Ханя, чем-то раздраженный, но абсолютно безразличный в лице, Кенсу взял ее всю в охапку и кинул на рядом стоящую кровать. Он постоял на месте, еще какое-то время смиряя взглядом чужую заваленную постель, и вновь вернулся в ванную комнату. Зеркало над раковиной сильно запотело, воздух стал каким-то сжатым, отчего дышать хотелось чаще. Парень медленно снял с себя одежду и аккуратно сложил ее на корзину для белья, после чего забрался в ванну, стараясь не разбрызгать воду.       Кенсу откинул голову назад, устраивая ее на бортике, и закрыл глаза, потому что голова кружилась. Он никогда не мог сделать температуру воды подходящей, в отличие от Ханя, и она всегда напоминала кипяток, поначалу жутко обжигая кожу. Лоб покрылся испариной и недавно сухие волосы становились влажными. Парень лежал неподвижно минут десять, может, больше, и лениво открыл глаза, медленно поднимаясь. Духота тут же ударила в голову, и Кенсу почти потерял равновесие, хватаясь за металлическую полочку, и для надежности пошлепал себя по щеке, чтобы разогнать черные пятна перед глазами. Среди десятка бутылочек с гелем для душа омеге принадлежала только одна: с легким, почти не слышным, ароматом орехов – самым любимым на свете ароматом До. Губка с гелем медленно скользила по мягким изгибам тела Кенсу, очерчивая каждый контур. Запах клубники почти исчез, заглушаясь орехами, и уголки губ омеги едва поднимались, когда легкие наполнялись воздухом с приятными нотками леса. Су любил орехи. И, вдыхая аромат, исходящий от образовавшейся пены, его веки опускались, и сам он почти отключался, окутанный сладким дурманом.       Парень смывал с себя пену, когда голову посетили внезапные мысли о Лу Хане. Он уже не беспокоился, но все равно его переполняли противоречивые чувства. Легкие Су как-то слишком больно сжались, он тяжело выдохнул, опрокидывая голову, и почти подавился водой, что попала в рот. Поток воды бил прямо в лицо, и До хотел думать, что именно из-за этого его голова разболелась. Он дышал ртом, иногда сплевывая воду, а нижняя губа его заметно подрагивала под тугим напором. Черные волосы лезли омеге в глаза, и слегка покалывали, когда он открывал их, будто говоря, что нужно постричься. Кенсу дернул головой, смахивая мокрую челку, и выключил воду, после чего вылез из ванны. Было невероятно жарко и душно, но парень стянул с крючка большое полотенце и, укутавшись в него, словно маленький ребенок, вышел в комнату и оставил дверь открытой. Беспорядок в ней ужасно мозолил глаза, и исправлять это у Кенсу просто не было никакого желания. В любой другой день он бы с удовольствием и искренней радостью принялся за уборку, но сейчас его голова была забита не тем, чем хотелось бы, и парень в смятении садится на кровать, уставившись тупым взглядом на постель напротив. Нет, он не беспокоился о своем соседе, ничего такого. Просто Кенсу не может уснуть, если Хань не ночует в комнате, вот и все.       Кровать китайца снова пустовала, окутанная холодными мелодиями ветра из открытых оконных ставней, и До чувствовал себя почти так же – пусто и холодно. В их комнате ночь дышала тишиной и самим Кенсу, таким же тихим и прозрачным, как воздух. Она давила на него своей неопределенностью, отдаваясь тяжелыми импульсами в висках и ладонях, и парень хотел задохнуться, лишь бы избавиться от этого гнетущего чувства внутри, которое он всеми силами отказывался называть «одиночество». Кенсу не был одинок. Он просто был сам по себе, в своем маленьком мирке, где существовали горы учебников и постоянный порядок в комнате, и только иногда в него врывался пьяный Лу Хань, от которого несло дорогим алкоголем и сексом, хохочущий, что любит Кенсу больше всех на свете и женится на нем, потому что такого зануду никто замуж не возьмет. И Ханя в жизни До было слишком много.       Парень закончил созерцание чужих вещей, когда дрогнул всем телом, вжимаясь пальцами в полотенце. Хлопковая ткань скользнула вниз, оголяя узкие белые плечи, украшенные редкой россыпью родинок, и вскоре была вовсе стянута и повешена на дверцу шкафа. Голая фигура медленно пересекла комнату, отражая свет луны своей фарфоровой кожей, и ненадолго скрылась в ванной, позволяя тишине въедаться в стены. Кенсу взял свою одежду с бельевой корзины, и случайно столкнулся взглядом с самим собой, смотрящим на него по ту сторону зеркала. Он смотрел на него потухшими уставшими глазами и как-то слишком жалко, чтобы быть собственным отражением. Лицо его выражало сочувствие, и До готов был поклясться, что он еле заметно покачал головой, словно осуждая его за что-то. Мысли Кенсу медленно путались и приводили его в смятение, складываясь в образ китайца, и он, отказываясь верить даже своему отражению, вышел из ванной, громко хлопнув дверью.       Почему-то именно сегодня кровать До казалась ему жесткой и крайне не удобной, будучи всегда мягкой, уютной и теплой постелью. Парень постоянно ворочался, под одеялом было душно, а без него слишком холодно, чтобы уснуть. Кенсу перевернулся на спину, неровно выдохнул, расширяя ноздри, его веки медленно поднялись, а зрачки вонзились невидящим взглядом в обшарпанный потолок, который давно уже намекал на то, что побелка немного старовата, готовая вот-вот осыпаться мелким крошевом. Омега всматривался в трещины, пока глаза не начало щипать, и, лениво потянувшись, сел на кровати. Плечи Кенсу понурились под непонятной тяжестью, словно пижамная хлопковая рубашка была сшита из свинца, и некогда идеальная осанка теперь казалось испорченной, принимая округленную некрасивую форму. Поднимая голову, взгляд До зацепился на заваленной кровати, стоящей напротив. Всего пара минут прохладного молчания, и омега медленно встает, подгоняемый странным, не виданным доселе порывом. Маленькие ступни не отрываясь шаг за шагом зашаркали на другую половину комнаты, противно стирая нежную кожу о грубую древесину, но все ощущения и мысли До были лишь в этой пустующей напротив постели. Лунный свет неровно падал на фарфоровую кожу, слегка искажая лицо, отчего глаза Кенсу выглядели страшно стеклянными и ненастоящими, отражая фальшивый блеск неживой куклы. Его худые тонкие ноги казались не подъемными, а сам он практически споткнулся о них же и упал на кровать.       Совсем уставший и сбитый с толку парень открыл глаза, сминая в правой руке плотную ткань. Футболка Лу, которую он носил только дома, была слишком большой и грубой для такого хрупкого нежного Лу Ханя. Губы Кенсу сжались в тонкую линию, а пальцы нервно смяли ткань чужой бесформенной футболки, которая ужасно не подходила своему тонкому хозяину. Вся одежда китайца насквозь пропахла Ханем и дышала им, даже когда он совсем не бывал в комнате. Легкие До кричали от боли, и парень крепко зажмурился, боясь задохнуться, но все равно крепко прижимал к груди соседский элемент одежды. Кенсу не знал, сколько времени он пролежал вот так, а сколько времени вообще прошло с момента его возвращения в общежитие, и уж тем более – сколько времени отсутствовал Хань. Все его естество дрожало от различных домыслов, в висках ужасно давило, и омега подумывал вернуться обратно в постель, но чугунная голова и свинец в мышцах не давали ни единого шанса не то, что подняться, а хотя бы сесть. Почему-то прямо сейчас сознание Кенсу на минуту вернулось в прошлое. «Просто забудь». И всплывший в памяти момент хотелось вспомнить меньше всего. «Забудь. Ничего не было, слышишь?». Лицо До исказилось в больном выражении, он зажал зубами нижнюю губу, которая крупно дрожала, и глаза его довольно сильно жмурились, пытаясь избавиться от щиплющего чувства выступающей влаги. Ночь торопливо уходила, сменяясь утром, и уже стоя на пороге комнаты двух молодых людей, молча проглотила чей-то единственный громкий всхлип.

***

      Ключ не с первого раза совершил три оборота в замочной скважине, на что та недовольно скрипнула, и когда все створки встали на место, дверь нехотя поддалась, впуская одного из хозяев в комнату. Лу Хань еще какое-то время пытался повернуть внутренний замок хмельными пальцами в надежде защелкнуть его, но ни к чему не придя, оставил дверь открытой. Его и без того длинные ноги сейчас казались бесконечными, то и дело запутываясь между собой или сбивая что-то, а все тело напоминало вату и буквально отказывалось держаться прямо. Скинув ботинки на пару с дорогим пальто на пол, и стараясь перешагнуть их, парень оступился и почти клюнул носом косяк при этом громко сматерившись. Наконец, когда он вошел внутрь, а ноги кое-как держали всю его дрожащую фигуру, Хань лениво осмотрел обитель плывущим взглядом, отмечая, что кровать соседа почему-то была пуста.       Окно все еще было открыто, и холод, гуляя по полу, цеплялся за ноги парня, словно оковы. Он переставлял свои ступни очень медленно, то ли поддаваясь леденению снизу, то ли на самом деле не хотел идти. Его пальцы лениво перебирали ткань на собственном теле, словно сомневаясь, снимать одежду или нет. Но все же его тонкие руки медленно стягивали дурацкую блестящую майку, оголяя бледную грудь, а затем потянулись к плотно обтягивающим ноги джинсам. Всего минута и грубая ткань оказывается на полу рядом с небрежно брошенной косухой и золотистой майкой, белье оказалось там же спустя несколько секунд. Какое-то время парень стоял неподвижно, смотря в никуда пустым взглядом, утреннее солнце нежно падало на его фигуру, отмечая его хрупкое телосложение, и в солнечном свете его кожа казалась до безумия мягкой, словно дорогой бархат, без единого шрама и ни одной родинки. Всем своим видом он был похож на чистоту, но только нутро его было переполнено грязью.       Голова Лу выла от боли, и он, тихо простонав, плюхнулся спиной на свою постель. Однако что-то внезапно появилось между ним и кроватью и вскрикнуло голосом его соседа. Пьяное тело китайца не с первой попытки перевернулось на бок, и сам он увидел перед собой друга в куче своей одежды.       - Су? - недоуменно вскинув бровь, выдавил он, - Какого черта?       - Мм? - сонно протянул в ответ Кенсу и лениво сел на кровати, - Я не сплю.       - Я спрашиваю... Мм... Бля. Спрашиваю, чем тебя привлекла моя кровать? И, это, - парень глянул на скопление вещей, - Фу, ты что, дрочил на мою одежду и думал обо мне?       Сказав это, он громко рассмеялся, вызвав в висках разряд тока, и ойкнул. Кенсу молчал.       - Йа, Су! Что с лицом? Я же пошутил, ты чего? - парень снова засмеялся, но тут же смех перехватила головная боль.       - Лу, - тихо произнес Кенсу, - Лу, тебе не надоело? - Хань фыркнул и упал на спину, подложив под затылок руки, - С кем на этот раз?       - А я знаю? Какой-то качок. Блондин. Руки все в татуировках. Во-от по сюда, представляешь? - и он показал ладонью по самую шею, - Член большой. На лицо так себе. Звали... Звали... - парень напряг брови, пытаясь вспомнить, - Бля, я что, даже имени его не знаю? Ну, в общем, не так уж это и важно.       Омега замолчал и закрыл глаза. Какое-то время воздух был наполнен тишиной. Голова Лу Ханя раскалывалась, его красивое лицо хмурилось от боли, а сам он начинал мерзнуть. Он пытался укутать себя в одеяло, которое поднял с пола, когда Кенсу неожиданно повысил голос:       - Лу, вот эта твоя халатность и наделала тебе проблем в прошлом! Когда ты уже выбьешь всю ту ебанную дрянь у себя из головы? Люди пользуются тем, что ты так легкомысленно ко всему относишься, а мне надоело плавать во всем этом дерьме. Чего ты добиваешься, раздвигая ноги перед ними?       Парень немного опешил. Приподнялся на локтях, затем сел прямо, глядя в бесконечную глубину черных глаз напротив. Он пытался отыскать в ней объяснение выпаду со стороны Кенсу, но искренне не понимал, почему его это так сильно волнует. Хань тихо посмеивался сам с собой, пальцами тонких рук втирая кожу висков в череп, его смех становился все громче и громче, но он резко открыл глаза и так же резко прекратил смеяться.       - Су, тебе-то какое дело? Ну трахаюсь я со всеми, ну и что? Ну не помню их имена - что с того? Ну течка это или нет - какая разница?       - Да с того, что от этого дети бывают, тебе ли не знать!       - Ой, да будто это такая большая пробл-       Не успел Лу Хань договорить, как воздух разрезал шлепок острой пощечины. Китаец даже не сразу сообразил, что получил ее именно он. И только кровь, что прилила к бархатной коже, говорила об этом. Тоненькие пальцы медленно потянулись к щеке в ломаном движении, и глаза Лу с паникой искали в лице До ответы. Кенсу смотрел на него с поджатыми губами, его ладонь горела, и сам он уже несколько раз пожалел о том, что сделал. Губы Лу Ханя дрожали, после чего застыли в немом вопросе. Глаза уставились на соседа, лицо Кенсу перед ними казалось неузнаваемым, и весь его образ через минуту почему-то стал размытым.