Я ж вернусь... и привет вам всем!

-Что сказать…? – потирая, кажущимся со стороны замершими, руки, Грелль прошёл в центр «импровизированной сцены» затаив дыхание и прикрывая глаза. - Что сказать, на столь жуткие обвинения? «Ну давай…мы всю ночь репетировали! Представляли этот злополучный час…» - Думал про себя жнец. Полуминутная пауза, ему скорее нужна была для «второго дыхания», момент, когда открывается занавес, и нужно выйти на сцену, сыграть так, чтоб тебе поверили, от этого сейчас зависела вся его дальнейшая жизнь… не то, что карьерная…ВСЯ! Но на практике все сложнее, а время идёт, занавес давно открыт… -Вы правы…да… - полушёпотом говорит обвиняемый и сам же себе кивает – Я совершил ошибку… Хотя почему ошибку? Отрицательный опыт – это тоже опыт. – Оживая, словно актёр, исполняющий вечно пьяного «Ноздрёва», вспомнил текст. Активно жестикулируя, и меря свою скромную «сцену» широкими шагами, шинигами стал ловко, будто шпагой отбивать обвинения. - Пожалуй, я с Вами не соглашусь - указывая в сторону Вильгельма, продолжал бродить в зигзагах обвиняемый. – Точнее соглашусь, но процентов на 5…иль даже на два. Я вынужден думать, что Вы не правильно растолковали суть ситуации. Поймав заинтересованный взгляд Джерисона, холодный Уильяма и задумчивый судьи, актёр с погорелого театра, сомкнул руки в замок за спиной и продолжил рассуждать сам с собой. - Вы правы, мадам Рэд, была несчастной женщиной, но и от того не менее гениальной! В ту ночь, я разглядел в ней волчицу, потерявшею всё. Словно, охотники из ближайшей деревушки, в одночасье, убили её волка, пустили на варежки волчат, а её раненную и побитую, не захотели вытаскивать из грязи. И вот, если такая волчица в отместку загрызёт десяток сбившихся, больных овец, не будет ли стадо умнее? Не принесёт ли это пользу той же деревне? Тем же охотникам? Вот если бы она начала наподдать на людей – это была бы месть. А так выходит, ещё и польза. - Диспетчер Сатклифф, - перебил его судья – не могли бы вы конкретизировать свои доводы? – Зная прокурора, ему не хотелось стать свидетелем очередной философской перепалки, которую он считал пустой тратой времени. - Я имею в виду, что убийством женщин древнейшей профессии, Ангелина Делюс могла своими «отрицательными поступками», изменить мир к лучшему. И попасть в особый случай! Довольный тем, что произвёл оживление и шёпот в зале, Сатклифф развернулся к прокурору и с самым обворожительным оскалом, на который только мог быть способен, продолжил. - А так как я являюсь, а точнее – являлся, на тот момент, старшим жнецом, я имел полное право на наблюдение и решение о продлении жизни сроком до полугода, душе, которая показалась мне способной изменить мир. – Более серьёзным тоном, обращаясь ко всем присутствующим - Поэтому, отвергая обвинения, прошу суд признать меня не виновным, по вышеуказанным прокурорам статьям. Но опережая… - Сатклифф замялся. Зачем ему обвинять себя по парочке должностных статей, если возможно выйти из воды сухим? Не факт, конечно, что Джересон забудет про них… но его же цель опровергнуть обвинение? – Впрочем не будем опережать события, и лишать господина Джересона своей любимой работы. С издёвкой посмотрев на своё обвинение, Грелль демонстративно направился к своему месту, но перед тем как сесть, невинно посмотрел на судью, не забыв с детской непосредственностью помотать алой головкой, нечаянно ударив себя кончиком волос, туго завязанного «конского» хвоста. - У меня пока всё, Ваша честь…