* * *
Молитвам Иллиана не суждено было сбыться. Упрямый мальчишка был неисправим. Ему было скучно сидеть на занятиях, скучно вникать в Люминиарий, он сбегал с исповеди, засыпал на богослужениях и втихаря ел вяленое мясо в пост, не говоря уж об остальных каверзах, которые устраивал монахам, и нарушениях устава. По мнению многих, сын настоятеля был самым худшим послушником из всех, кого они знали. Единственным во всем монастыре, что интересовало Агния, были воины Саваофа. Вернее, один из них – брат Иллиан. Именно он заставлял Агния до сих пор пребывать за ненавистными монастырскими стенами и корчить из себя смиренного служителя бога, а не сбежать какой-нибудь темной ночью, как он много раз мечтал. Послушник поклялся увидеть его настоящий облик и проверить легенду, некогда рассказанную отцом. Всего воинов Саваофа было двадцать три вместе с Иллианом. Но почти никогда они не собирались все вместе в монастыре, почти половина паладинов всегда была в разъездах, исполняя прямые свои обязанности. Кто-кто, а воины Саваофа были примером для каждого служителя церкви и мирян. Наделенные магией, которую многократно усиливала их неистовая вера, они были кошмаром для каждого колдуна, обратившего свой дар против бога и людей. И не было еще такого случая, чтобы они не выполнили возложенных на них обязанностей. Брат Иллиан отличался от всех прочих воинов. Потому что он был не человеком, а демоном. Любивший страшные истории о чудовищах намного больше, чем повествования о бытие святых, маленький Агний постоянно просил отца рассказывать ему именно эту легенду. Известна она была только в монастыре и не отражалась на страницах святого писания, где запечатлевалась земная жизнь святого Алана. – Давным-давно, когда не было еще даже нашего монастыря, а земли эти были темны и полны злых тварей, тут жили несчастные люди. Они вынуждены были с трудом добывать себе пищу в этом суровом краю и жить в вечном страхе перед заселявшими его тварями. И среди людей этих родился тот, кто стал самым страшным колдуном из всех. Если и было у него имя, то его давно предали забвению и не произносят всуе, потому было дано ему прозвище Темный. И те колдуны и ведьмы, которых побеждают воины Саваофа поныне, не годились даже в подмастерья Темному. Своей силой он подчинил жутких тварей, что заселяли эти земли, и ни одна из них не смела ослушаться приказа своего хозяина. Он подчинил себе все эти земли и приносил живших на них людей в жертву во время своих жестоких ритуалов. Но не умение насылать болезни и безумие, не способность подчинять себе чудовищ делало его таким опасным. Хуже всего было то, что колдун этот владел знанием, которое позволяло ему призывать в этот мир демонов из Ааракхона. А даже один демон способен учинить столько бед, сколько не принесет даже армия колдунов. Таковы слуги врага Господа нашего. На этом моменте повествования настоятель неизменно осенял себя божьим знаком, словно просил прощения за то, что вынужден произносить столь мерзкое слово. А Агний слушал, разинув рот и затаив дыхание. Эта страшная история была самой любимой из всех. – Многие воины Саваофа погибли, пытаясь одолеть этого колдуна. Темный возгордился своей силой и возомнил себя самим Ааркхоном, бросив вызов церкви. Но церковь ответила ему. Был среди воинов Саваофа рыцарь, поименованный Аланом, и он принял этот вызов. Собрав вместе своих братьев, он отправился на эти земли и уничтожил всех порождений Темного. Он добрался до самого колдуна, сразился с ним и одолел его. Но не только в этом заключался его подвиг. Темный, видя, что воины Саваофа побеждают, призвал демона, и был это не простой бес, а один из князей Ааркхона, командир легионов своего повелителя, который даже имел собственное имя. Но и это не помогло ему. Алан сразился с колдуном и отправил Темного мучиться среди огня и льда Ааракхона, ибо такая судьба после смерти ожидает каждого грешника – вечные страдания среди ужасных демонов. – А демона, демона он тоже убил? – Нет, – к вящему удивлению Агния покачал головой настоятель. – Святой Алан одолел демона, но не убил его. Он сделал много больше – заставил его отречься от своего повелителя и служить Саваофу. – Но это же демон! Он должен был его убить! – Отчего же? – настоятель улыбнулся. – Разве вера наша не учит, что любой, чья душа обратится к Богу, достоин войти в Его царство? Святой Алан подчинил демона, и тот раскаялся в грехах своих, отрекся от собственной мерзкой природы и начал служить церкви, став оружием в руках Господа. – Это неправда! – Агний вскочил со стула и сердито топнул ногой. – Демоны – зло, и всех их надо убить! Ты мне все врешь, такого не может быть! – Что ж, если ты не веришь, то спроси у брата Иллиана, когда тот вернется из Аттавии. Он сможет тебе рассказать эту историю много лучше, чем я, ибо своими глазами видел все, что происходило там... Ведь он – тот самый демон, который отрекся от своего господина и от имени своего Нархибсиву во имя церкви, став верным служителем и воином Саваофа. Сам святой Алан посвятил его в воины, а вскоре основал этот монастырь, где и завершил свой жизненный путь. Настоятель рассказал эту историю, вовсе не подозревая, что своим поступком превратил в кошмар жизнь брата Иллиана. Ибо стоило воину Саваофа вернуться из похода, как на него напал Агний, жаждущий проверить, на самом ли деле тот является демоном. Любопытство мальчишки доставляло немало хлопот монаху. Теперь все свободное время он посвятил тому, что шпионил за демоном, стараясь получить доказательства его страшной природы. Верно, поэтому Иллиан теперь куда чаще старался уезжать из монастыря. Кем-кем, а демоном Иллиан точно не казался. Более того, Агний не мог припомнить более богобоязненного и аскетичного монаха, чем он. Каждую неделю Иллиан приходил на исповедь к настоятелю, мог всю ночь молиться в маленькой церкви, забывая про сон и еду, не пропускал ни одной службы, неукоснительно соблюдал пост. Но даже в обычное время, ни разу Агний видел Иллиана в трапезной евшим мясо. О том, чтобы тот нарушил устав монастыря, не могло быть и речи. Еще монах неукоснительно слушался настоятеля во всем, без вопросов и раздумий выполняя любое его поручение. Наверное, если бы отец Агния повелел Иллиану убить себя, тот спросил бы лишь, где именно и когда ему надлежит это сделать. Повиновение его было абсолютным, а терпеливости мог бы позавидовать кто угодно. Иллиан был молчаливым, хоть и приветливым, говорил тихо и никогда не повышал голос. Почти все время, свободное от разъездов, монах проводил в скриптории, переписывая книги или читая. Частенько приходилось видеть, как он махал мотыгой в монастырском огороде. Иллиан не чурался никакой, даже самой тяжелой и грязной работы, выполняя все, о чем его просил настоятель или благочинный. Каждый раз, возвращаясь после охоты за колдунами, Иллиан шел в крипту, где покоились останки основателя монастыря. Однажды Агний тайком отправился за ним следом и увидел монаха возле могилы святого, в молитвенном жесте сложившего руки и что-то бормочущего. Ребенок долго наблюдал за ним в ожидании чего-нибудь интересного, и только упрямство не позволяло ему развернуться и уйти. Но его ждало разочарование. Все это время демон, не шевелясь, стоял на коленях под строгим взглядом каменной статуи, что венчала надгробие, и молился. А потом поднялся на ноги, шагнул вперед и обнял памятник, уткнувшись лицом в каменные складки одеяния святого, так, словно бы тот был живым человеком. Агний успел заметить, что руки у того дрожат, причем явно не от холода, который царил в крипте. После этого он вышел прочь.* * *
Шли годы, и в один прекрасный день, вернее, вечер, Агний получил исчерпывающее доказательство словам своего отца. Произошло это в день, когда в монастырь доставили ведьму. Двое воинов Саваофа въехали во двор монастыря, сопровождая забранную прутьями повозку, где пребывала закованная в железный ошейник и кандалы женщина. Каждого пойманного колдуна награждали подобными украшениями, чтобы тот не мог творить чары. Агний, которому тогда уже исполнилось тринадцать лет, вместе с остальными послушниками выбежал во двор, чтобы поглазеть на нее. Женщина оказалась уже немолодой и явно была дворянкой. Богато одетая, увешанная драгоценностями, полная и некрасивая, она громко ругалась, грозя монахам королевским судом. Крики ее продолжались ровно до того момента, пока к повозке не подошел игумен Бенедикт, бывший наместником настоятеля монастыря. – Не нас, а тебя будут судить, ведьма, – негромко произнес он. – Кто ты такой, чтобы судить баронессу Луирскую! – взвизгнула женщина. – Не я, но Господь вынесет тебе приговор, ведьма. Я же лишь отправлю тебя к нему на суд, когда поднесу факел к поленьям, дабы свершить аутодафе. Но прежде ты ответишь, кто обучил тебя богомерзким заклятьям. В подземелье ее, – велел он двум монахам, которые успели спешиться и подойти к игумену. – Ошейник и кандалы не снимать. Визжащую от страха и злости и вырывающуюся ведьму вытащили из повозки и уволокли в тюремные камеры. Туда же отправился и игумен Бенедикт. А спустя полчаса прокравшиеся в подземелья к пыточной послушники во главе с Агнием услышали надрывные вопли женщины, которой устроили допрос с пристрастием. После этого мальчишки стали бояться Бенедикта пуще прежнего. А следующей ночью Агний уже один пробрался к камере, чтобы подглядеть за ведьмой. Ему было охота посмотреть, что с ней сталось после пыток. Он хотел подговорить еще и Марко, который был его лучшим другом среди прочих послушников. Тот согласился было, но в последний момент испугался, что их поймают, и не пошел. Мальчишка осторожно приблизился к проходу, ведущему на лестницу вниз. Обычно там стоял на страже один из монахов, но сейчас отчего-то на посту было пусто. Агний аккуратно приоткрыл дверь, еще раз огляделся по сторонам и обрадовано ринулся вниз. Он шел тихо, почти неслышно, да и свет ему пока нужен не был – проведший всю жизнь в монастыре, Агний знал тут каждый угол и спокойно ориентировался везде. Все камеры, кроме той, где была ведьма, пустовали – заключенные долго не задерживались тут, быстро отправляясь на костер. Вскоре он услышал голоса. Один, женский, явно принадлежал пленной баронессе, которая, видимо, разговаривала со стерегущим ее монахом. Агний, снедаемый любопытством, решил подкрасться ближе, чтобы послушать, о чем они говорят, но внезапно споткнулся обо что-то большое и мягкое и, не удержавшись на ногах, упал. Голоса тут же смолкли, и послышались торопливые шаги. В коридоре забрезжил свет, но был он совсем не похож на теплый рыжий огонь факелов. Каменные стены озарились странным бледно-синим сиянием. И в этом свете Агний разглядел, обо что именно он споткнулся. На полу лицом вниз лежал мертвый монах, который должен был стеречь вход в подземелья, а по камню тянулся казавшийся черным кровавый след. Худощавый и сутулый человек с седеющими волосами появился из-за поворота коридора одновременно с тем, как Агний заорал от ужаса. Над его головой прямо в воздухе плыл испускающий мертвенное синее свечение шар, из-за чего и так страшноватый мужчина казался совсем уж жутким. Колдун, а никем иным этот пришелец быть не мог, резко провел ребром ладони по воздуху, словно бы разрубал его, и крик мальчишки как будто выключили, а Агний с ужасом понял, что не может не то, чтобы говорить, но даже пошевелиться. Вот тут-то ему стало по-настоящему страшно. – Пошевеливайся, Яана, – рыкнул колдун. – Я не могу! – плаксиво ответила ему женщина, которая, хромая, показалась из-за поворота, где была ее камера. – Они меня изуродовали! Мое лицо… Выглядела она действительно страшно. Как оказалось, монахи святой обители умели не только исправно молиться, но и были отменными мастерами пыточных дел. Вся правая половина лица женщины превратилась в сплошной ожог, полностью ее обезобразив, она сильно хромала на одну ногу, а обе ее руки были в крови, и Агний увидел, что ногтей на нескольких пальцах у нее нет – их вырвали с корнем. Да и вместо пышных одежд баронесса теперь щеголяла в грубом изодранном в нескольких местах рубище из мешковины. – Если не поторопишься, то станешь головешкой, – зло прервал ее жалобы колдун. – Идем, мальчишку возьмем с собой, его кровью тебя вылечу, когда выберемся, и я восполню свои силы. Женщина испуганно примолкла, перестав причитать. Колдун же подошел к Агнию и большим пальцем начертил у него на лбу какую-то фигуру. Сын настоятеля не мог сказать ни слова, а только беззвучно плакал от страха, и по его щекам катились слезы. Но еще больший ужас нахлынул на Агния тогда, когда он понял, что ноги его идут сами по себе. Тело не повиновалось своему хозяину, слушаясь только веления колдуна, который, затушив магический огонь над головой, быстрым шагом пошел вперед. Впервые в жизни Агний истово молился богу, прося, чтобы хоть кто-то из монахов вышел из келий в тот момент, когда колдуны пересекали монастырский двор и шли к воротам. Но, видимо, у Саваофа были более важные дела в тот момент, и он не услышал отчаянного воззвания послушника, поскольку в святой обители стояла тишина. Привратник тоже был мертв, и мальчишку едва не стошнило, когда он увидел, что сотворил колдун с несчастным старым монахом. Создавалось впечатление, что на старика натравили целую свору мелких зверей, и те до неузнаваемости изгрызли тело человека. Но отчего-то крови вокруг почти не было. Впрочем, эта странность волновала Агния сейчас меньше всего. Колдун и баронесса, вновь возобновившая свое нытье, прошли через калитку и покинули стены монастыря. Там мужчина сунул своей ученице фляжку, та жадно к ней присосалась, и уродливые следы пыток постепенно начали исчезать с ее дряблой кожи, да и хромать она стала намного меньше. После этого беглецы стали двигаться намного быстрее. Пока женщина, явно непривычная к долгим прогулкам, не стала снова жаловаться. – Отчего вы не озаботились лошадью, Гансус? Или этими тварями, на которых вы обычно ездили, как же там их называют?.. – Муорглы, неужели так сложно запомнить? – огрызнулся колдун. – Я и так потратил слишком много сил, чтобы проникнуть в монастырь незамеченным. Так что мы идем пешком. Не нравится, создай муоргла сама. Женщина обиженно поджала губы, но промолчала и еще полчаса шагала тихо, только вздыхала, вполголоса жалуясь на отвратительные манеры своего учителя. Долго держать рот закрытым она не могла. Наконец она решила сменить тему. – Ах, мой дорогой Гансус, как же я счастлива, что вы меня спасли! Вы настоящий герой. Что бы я делала без вас! Эти отвратительные святоши не понимают, что значит для женщины красота и молодость. И что стоят жизни двух грязных служанок по сравнению с этим? Не понимаю, отчего вы, Гансус, не желаете помолодеть! Уверена, в молодости вы были настоящим красавцем, – женщина фривольно подмигнула колдуну. – Оттого, что мне наплевать на это. Мое колдовство преследует совсем иные цели, чем создание смазливой мордашки. Вдруг мужчина резко остановился и прислушался. А потом грязно выругался, вглядываясь в ту сторону, где остался монастырь. Спасенная баронесса гневно заквохтала, возмущенная такой грубостью. – Выследили все же, – прошипел колдун. – Забирай мальчишку и спрячься где-нибудь. Женщина испуганно поглядела на своего учителя и торопливо отошла прочь, скрывшись в небольшой рощице вместе с Агнием. В душе у мальчишки забрезжила отчаянная надежда. Похоже, что в монастыре хватились пропавшей узницы, и теперь по их следам отправилась погоня. Интересно, сколько воинов пришлют за ними?.. Колдун же не терял времени даром. Он залпом допил все, что было во фляге, раскрыл свою сумку, вытащил из нее острую кость, торопливо начертил что-то на земле и бросил в центр рисунка несколько фигурок из глины, которые мазнул кровью из порезанной руки. После этого он посмотрел на дорогу и усмехнулся. – Только один? Не стоит меня недооценивать, псины бога. Агний пригляделся и увидел, что по полю навстречу колдуну идет брат Иллиан. В одиночку. Он хотел закричать, что тут целых двое колдунов, но не смог раскрыть рот, будучи все еще под заклятьем. Колдун же презрительно хмыкнул, глядя на монаха, простер руку над нарисованной фигурой и забормотал какое-то заклинание. Договорив его, он быстро отскочил прочь от рисунка. Под его рукой глиняные фигурки дрогнули, а после того как прозвучало последнее слово заклятья, в сторону Иллиана устремилась целая стая уродливых существ, похожих на собак, с которых сняли шкуру. Только пасти у них были совсем не собачьи – огромные, в половину головы, они были усажены длинными и тонкими, как у рыб зубами. Да и размером создания были много больше, чем обычные псы. Издавая звуки, более похожие на смесь рычания и бульканья, твари бежали к Иллиану, оставляя на земле кровавые следы. Надежда Агния пошатнулась. Как бы ни был силен воин Саваофа, с таким количеством врагов в одиночку ему было не сладить. Тем более, колдун уже вынимал из сумки кусок глины, лепя из него фигуру, что была намного больше предыдущих. Но Иллиан даже не сбавил шаг, идя навстречу тварям. Он был без оружия и даже не молился, как делали всегда монахи-воины перед тем, как начать колдовать. Агний в ужасе зажмурил глаза, чтобы не смотреть, как его спасителя будут рвать на части. Но в следующий миг раздался удивленный и испуганный возглас колдуна и визг его созданий. Агний испуганно приоткрыл один глаз, а после ошарашено вытаращился на происходящее. Иллиана нигде не было. Вместо него посреди стаи кровавых тварей был самый настоящий демон. Высоченный, с темной, казавшейся угольно-черной в свете луны, кожей, поджарый и гибкий. Он был таким быстрым, что глазу порой не удавалось уследить за его движениями, и демон превращался в размытый силуэт. Спутать это существо с человеком мог разве что слепой. Поскольку ни один из людей не мог бы похвастаться двумя парами рогов на голове, которые образовывали нечто наподобие короны, длинным, почти вдвое превышающим рост самого демона, хвостом и глазами, которые светились в темноте, словно два угля. Крик колдуна объяснялся тем, что демон без особых усилий уничтожал всех его созданий. Вот одна из тварей прыгнула на него, желая впиться в горло. Но один взмах лапы, когти которой больше походили на лезвия ножей, рассек ее напополам. Не прошло и пары минут, как со всей стаей было покончено. Мертвые чудовища начали медленно истаивать и вскоре превратились в бесформенные комки глины. А демон двинулся в сторону колдуна. – Демон… На службе церкви?! Колдун нервно рассмеялся и бросил в противника слепленного из глины уродца, который прямо в полете разросся и превратился в человекоподобного монстра, рядом с которым демон показался коротышкой. – Чем же тебя купили? Обещанием рая? Отпущением грехов? Или ты восстал сам против своего отца?! Глиняный уродец продержался не дольше своих предшественников и был быстро разорван на куски. Демон рванул вперед, занося руку, чтобы убить колдуна, но его отбросила замерцавшая синевой завеса, которая окружила того. Следующий удар она тоже выдержала, но изрядно потускнела, сделавшись почти невидимой. Колдун же спешно замахал руками, вновь создавая защиту и одновременно отправляя в сторону Иллиана что-то, напоминающее черное облако с белесыми всполохами внутри. – Или они тебя подчинили? Я освобожу тебя! – в голосе колдуна прорезались истерические ноты, когда демон легко развеял его заклятье. – Зачем нам драться? Я сниму с тебя клятву, стану твоим союзником и подарю тебе столько крови и душ, сколько пожелаешь! Я дам тебе все, слышишь?! Нет, стой, я даже пропущу тебя обратно в твой мир! – Ты ничего не дашь мне, – было странно слышать голос Иллиана из уст демона, – потому что сейчас умрешь. Поединок мага и демона был коротким и страшным. Понявший, что на снисхождение можно не надеяться, колдун дрался не на жизнь, а насмерть, но силы были явно не равны. Демон даже не пытался увернуться от его заклятий, на порождение Ааракхона они попросту не действовали. Агний, не отрывающий взгляда от поединка, внезапно осознал, что теперь может двигаться. Колдун, которому явно приходилось несладко, позабыл про своего пленника и бросил все силы на то, чтобы одолеть демона. Мальчишка попытался отползти в сторону, но его схватили, а возле горла заплясало холодное лезвие ножа. – Не шевелись, грязный щенок! – баронесса намертво вцепилась ему в волосы. – Иначе я тебя убью, слышишь! Пока Агний боролся с женщиной, поединок меж колдуном и демоном был окончен. Иллиану удалось уничтожить завесу, которую воздвиг вокруг себя Гансус. Он сложил ладони треугольником, приблизив их ко рту, и с силой вдохнул воздух. На какой-то миг Агнию показалось, будто колдуна окутало слабое серебристое свечение, а после он свалился замертво. – Выходи, ведьма, – демон, потерявший всякий интерес к мертвому колдуну, обернулся в сторону рощицы. – Я знаю, что ты скрываешься там. У женщины сдали нервы. Она прижала нож еще плотнее к горлу Агния и потащила упирающегося мальчишку прочь из рощи. У Иллиана при виде послушника на лице промелькнули удивление, непонимание, ошарашенность и какая-то досада. Он явно не ожидал увидеть его здесь. Лицо же баронессы осветилось торжеством. – Ага, так ты знаешь этого мерзкого щенка, монах! – радостно пропела она. – Поклянись, что ты не тронешь меня и отпустишь, иначе я перережу ему горло! Агний дернулся было, но шею обожгло болью, и он почувствовал, как по коже потекла кровь. На демона, впрочем, угроза не произвела впечатления. Он подошел ближе к испуганно сжавшейся ведьме и замер в нескольких шагах от нее. Тогда-то Агний смог полюбоваться на истинный облик Иллиана, нет, Нархибсиву. И в тот момент послушник почувствовал, как внутри него все замерло от дикого восторга, смешанного с ужасом. Он мог поклясться, что никогда не видел никого более жуткого и одновременно красивого и величественного, чем этот демон. – Ты обвиняешься в ереси, ведьма. Презрев законы церкви, ты использовала свой дар во вред людям, с помощью своего союзника убила двух моих братьев и сбежала от суда, – голос у демона был таким, что даже ни в чем неповинный Агний похолодел от ужаса. – А теперь ты похитила невинного ребенка и прикрываешься им, угрожая мне. Деяниями своими ты сама лишилась возможности быть спасенной. Умри же вслед за своим учителем, и пусть Господь бог станет твоим судьей. Нархибсиву даже не пошевелился, только алые уголья его глаз встретились с глазами ведьмы, и Агний почувствовал, как хватка женщины ослабла, нож выскользнул из безвольной руки, и она рухнула на землю. А следом за ней кулем свалился и сам мальчишка, у которого подкосились ноги. Демон торопливо шагнул к нему, вновь принимая человеческий облик. Помедлив, он осторожно, даже опасливо взял Агния за плечи и заглянул ему в лицо. – С тобой все в порядке? – голос у монаха был виноватым. – Прости меня, дитя, за то, что увидел. Я не знал, что ты здесь, и тебе пришлось… Договорить он не успел, потому что Агний вцепился в него, словно утопающий в брошенную веревку, и разревелся во весь голос, комкая в пальцах жесткую ткань рясы монаха. Иллиан поначалу растерялся, а потом неловко погладил ребенка по волосам, пытаясь успокоить. – Прости меня, прости, пожалуйста. Я не хотел, чтобы ты это увидел. Я так виноват перед тобой. Агний почти не помнил, как они возвращались обратно в монастырь. Брат Иллиан передал его заботам встревоженных монахов, а сам торопливо удалился к крипте, попросив оставить его на время в одиночестве. Уже в лазарете Агния несколько раз посещали монахи, среди которых был его встревоженный отец, и расспрашивали мальчишку о случившемся. Но он никому не рассказал о том, что произошло после похищения, соврав монахам, будто не помнит ничего после того, как колдун его схватил. А пришел в себя, мол, уже возле брата Иллиана, который со всеми разобрался и всех победил. Врать у Агния хорошо получалось с самого детства, а сейчас и вовсе достаточно было скорчить несчастное лицо и шмыгнуть носом, чтобы никаких лишних вопросов не задавали. Пусть считают, что у него от страха отшибло память. Сам себе Агний поклялся никому не рассказывать о том поединке. Но перед глазами его частенько представала картина демона, и от воспоминаний об этом его охватывало чувство, какого мальчишка ни разу раньше не испытывал. Чувство восторга, волнения и чего-то еще такого, отчего внизу живота словно образовывалась пустота, доводящая до дрожи. Именно тогда он желал увидеть Иллиана, причем не в облике человека, а демона. Хотелось еще раз увидеть его, рассмотреть, прикоснуться. Но монах-демон как назло старательно избегал мальчишку. Он с поразительным умением скрывался от его глаз, и Агнию удавалось увидеть его только на богослужениях и в трапезной. Но Иллиан специально старался стоять или сидеть как можно дальше от него и быть предельно незаметным. А если он встречался взглядом с Агнием, то тут же отводил глаза и выглядел при этом жутко виноватым. Похоже, он до сих пор не мог себе простить, что тот увидел его в настоящем облике. Впервые Агний позавидовал своему отцу, вернее, его должности настоятеля. Он-то мог просто позвать Иллиана, и тот моментально явился бы к нему. Демон же, изо всех сил избегающий послушника, сам того не понимая, делал только хуже. Несколько раз Агнию удавалось поймать его и начать разговор, но Иллиан сразу куксился, отмалчивался и старался как можно скорее скрыться. Постепенно желание просто увидеть вновь облик жуткого, но одновременно с этим такого красивого рогатого чудовища, переросло в манию. Агний поклялся себе, что обязательно это сделает и заставит Иллиана предстать перед ним в образе демона. А если сын архиерея что-то втемяшивал себе в голову, выбить это нельзя было даже тараном. Что ж, если демон подчиняется лишь настоятелю, то он, Агний, станет им и получит то, что так сильно хочет. Его нисколько не смущало то, что он пока еще только послушник и находится вовсе не на хорошем счету у остальных братьев. Именно тогда Агний впервые узнал, что такое вожделение.