О пороках и добродетелях

      По разбитой дороге, меся копытами грязь, медленно шли несколько десятков лошадей. Дожди превратили тракт в месиво, и животные с трудом переставляли ноги. Их всадниками были монахи. И вовсе не простые святые отцы, а самые настоящие воины Саваофа, это сразу видно было по красным с белой каймой кушакам, перехватывавшим их рясы.       Любой, увидев эту процессию, удивился бы, а потом испугался. Воины Саваофа редко когда путешествовали в отрядах больше, чем трое-пятеро. Для того чтобы собрать несколько десятков воинов вместе, должно было произойти что-то крайне серьезное. Сейчас же по дороге ехали пятьдесят восемь монахов.       Но удивляться было некому. Места были совершенно безлюдные. По дороге монахи видели несколько деревень, где не было ни одного жителя, и сейчас как раз проезжали мимо одной такой. Больше сотни домов пустовали, ветер свистел в черных провалах окон и обвалившихся крышах, а в полях гнила перезревшая пшеница. Лето было теплым и дождливым, урожай народился отменным, но собирать его было некому.       – Сколько труда потрачено, и все зря, – покачал головой рослый мощный монах. – А теперь уже ничего не спасешь, вон, пшеница вся попортилась.       Печаль монаха была понятной. Судя по широкому веснушчатому лицу и крепким мозолистым рукам, он сам распахивал поля перед тем, как принял постриг. Кто из монахов осенил себя божьим знаком, вполголоса произнеся короткую заупокойную молитву. Ехавший во главе процессии, поднял руку, жестом призывая остальных остановиться.       – Встанем здесь на ночлег и подождем остальных, – произнес он. – Не стоит отдаляться друг от друга в этих краях.       Он первым спешился, а следом за ним это сделали и остальные. Монахи прекрасно знали свои обязанности, потому часть занялась лошадьми, несколько человек отправились осматривать деревню, а остальные принялись обустраиваться для ночлега, выбирая уцелевшие дома. Велевший остановиться на ночлег – брат Левий, подозвал двух монахов к себе.       – Брат Аллесто и брат Митрий, проверьте эту деревню. Здесь жило много людей, и я думаю, что колдун мог использовать эту деревню как место силы. Нам надлежит уничтожить его. Постарайтесь управиться до того, как наступят сумерки. Я чую, что оно где-то здесь.       Монахи, один из которых был тем самым плечистым детиной, который горевал о погибшем урожае, кивнули и отправились через всю деревню к погосту, попутно заглядывая в пустые дома и сараи. Прошли мимо разоренной и полуразрушенной церквушки. На стенах ее до сих пор заметны были следы копоти. Похоже было, что именно церковь колдун уничтожил в первую очередь, да еще и отравил землю вокруг нее, поскольку святость покинула это место.       Здесь можно было ожидать чего угодно. Во время такой же проверки пустующей деревни внутри поломанной мельницы монахи обнаружили абаса – жуткую, в полтора раза больше человека, одноглазую тварь с одной рукой, растущей из груди. Лишь чудом монах, нашедший ее, смог выжить и позвать на помощь братьев. Чудовище оказалось на редкость живучим, и даже после того, как половину его тела разворотили заклятьями, порывалось напасть на воинов Саваофа. Успокоился абас только после того, как двое монахов обездвижили его, а могучий, как бык, брат Митрий размозжил ему голову мельничным жерновом. А на пути воинов Саваофа встречалось кое-что и пострашнее.       Брат Аллесто принюхался и подошел к хлеву. Приоткрыл было дверь, заглядывая внутрь, но тут же отшатнулся, закашлявшись. Из дверного проема хлынул жуткий запах разложения. Брат Митрий, прикрывая лицо рукавом рясы, подошел к кашляющему монаху и распахнул дверь настежь. На земляном полу хлева вперемешку лежали трупы крестьян и животных. Всего в полутьме было почти два десятка тел.       – Да, место силы точно где-то здесь, – брат Аллесто утер выступившие сквозь кашель слезы. – Иначе он не стал бы их сваливать все вместе.       Митрий только кивнул, сжимая кулаки. Среди мертвых монах заметил скрюченные фигурки детей, и гнев его, направленный на виновника происходящего, вспыхнул с новой силой. Место силы мог создать только чрезвычайно могучий колдун. Для этого надлежало сотворить долгий обряд и принести в жертву живых существ. Чем больше, тем лучше. И лучше всего в качестве жертв использовать людей. При этом душа несчастного не могла отправиться в Рай или Ааракхон, а вынуждена была оставаться на земле, служа источником силы для колдуна, который пленил ее ритуалом.       – Сначала найдем место силы, а потом сожжем дом вместе с телами. Негоже оставлять их так, – Митрий захлопнул дверь и возобновил путь. Оба монаха уже ощущали отголоски колдовства.       Место силы действительно обнаружилось на деревенском погосте. Несколько надгробий посреди него были выкорчеваны из земли, образуя неровную прогалину, а на ней помещалась сложнейшая фигура. Простому человеку она могла показаться хаосом кривых и ломаных линий. В центре этого рисунка лежал изуродованный труп, на котором все еще сохранились обрывки рясы. В качестве ключа для ритуала колдун использовал местного священника. Тело было нетронутым, ни один падальщик не рисковал соваться в центр заклятья.       – Да он любого велефа заткнет за пояс, – удивленно проговорил брат Аллесто. – Впервые вижу такой большой круг. Придется постараться.       Монахи встали по разные стороны фигуры и приготовились уничтожать заклинание колдуна. Прежде всего, они принялись молиться. Молитва воинов Саваофа была вовсе не похожа на молитвы простых священников или мирян. Святые слова многократно увеличивали их врожденный талант, делая священников много сильнее обычного мага. Именно поэтому монахов, подпоясанных красными кушаками, больше всего боялись ведьмы и колдуны.       Сейчас же линии рисунка слабо засветились, реагируя на всплеск силы возле себя, но через несколько секунд плавно погасли. Монахи не прикоснулись к той мощи, которую излучало заклятье, замкнутое на сотворившего его колдуна. Окончив молитву, Аллесто и Митрий приступили к долгой и кропотливой работе. Им нужно было перекрыть заклинание своими собственными и развеять его. Ошибиться было нельзя, иначе вся энергия, что скопилась в месте силы, хлынула бы наружу, разнеся все вокруг.       Сейчас монахи ничем не отличались от заправских колдунов. Оба мужчины стояли, протянув вперед полусогнутые руки и тихо проговаривая слова заклинаний, и с их пальцев срывались тонкие белые линии, вплетаясь в начерченную на земле фигуру. Прошло почти десять минут. На лбу Митрия блестели капли пота, да и Аллесто выглядел не лучше, но о том, чтобы прерваться, не могло быть и речи. Лишь половина работы была выполнена, и остановиться было уже невозможно.       Возиться с фигурой пришлось крайне долго. Оба монаха изрядно устали, пока, наконец, весь рисунок места силы вместе с телом священника не скрылся под сплетением белых светящихся линий их заклинания. Воины Саваофа поглядели друг на друга и, кивнув, начали хором зачитывать заклинание уже в полный голос. Долгие и трудные тренировки давали о себе знать, оба действовали так слаженно, словно много раз репетировали.       Отвечая на их слова, белые линии стали светиться ярче, и в какой-то миг сияние стало таким нестерпимо ярким, что стало больно смотреть. Но это продлилось только пару секунд, а потом оно пропало вместе с фигурой колдуна, что была начерчена на земле. Брат Митрий устало опустил руки и шумно выдохнул.       – Задал же этот колдун нам работы, – он вытер пот со лба и поглядел на товарища. – Как ты, Аллесто?       – Бывало и похуже, – бледно улыбнулся монах. – Идем, нужно похоронить этих несчастных.       Монахи двинулись было в направлении деревни, но негромкий хруст за спиной заставил их обернуться. Аллесто, первым смекнувший, что случилось, бросился прочь, увлекая за собой товарища. И замешкайся он хоть на пару секунд, жизни обоих воинов оборвались бы здесь, поскольку по тому месту, где они только что стояли, хлестнуло что-то, больше всего напоминающее полупрозрачное щупальце.       Труп священника, оставленный ими на погосте, дернулся, а затем со знакомым уже хрустом выгнулся, словно его подцепили крюком за пояс и дернули вверх. Плоть разошлась, и из тела вылезла мерзкая тварь. Больше всего она походила на обезображенную обезьяну. Тварь была горбатой и скрюченной, мощные руки ее почти касались земли, а ноги были, наоборот, короткими и трехпалыми. Торс покрывала белесая шерсть, но голова, руки, ноги и хвост были лысыми, лишь местами на коже встречались растущие пучками короткие волосы. Лицо существа было плоским и больше похожим на звериную морду. Но вот светящиеся бледно-голубым в темноте лишенные зрачков глаза выражали совершенно осмысленную злобу. В лапе тварь сжимала то, что едва не убило монахов – полупрозрачный длинный хлыст.       – Демон! – мигом опознал существо Митрий. – Бей его, Аллесто!       Ситуация складывалась дурная. Оба монаха были почти опустошены уничтожением места силы, на что и делал расчет колдун, который приготовил им сюрприз в виде выходца из Ааракхона. Не будь монахи так вымотаны, то смогли бы дать бой низшему демону и вышли бы победителями, но не сейчас.       Воину Саваофа не было нужды повторять дважды. Аллесто сложил руки вместе, и с его ладоней сорвался шар белого пламени, угодивший в грудь твари, которая завизжала от боли и упала на спину. В иной раз это убило бы демона, но сейчас только ранило и разозлило сильнее прежнего.       – Бежим!       Оба монаха что есть духу припустили к деревне. Остальные братья не могли не почувствовать появление демона, и оставалось только надеяться, что кто-то из них подоспеет на помощь. У брата Митрия был при себе кистень, на одну только магию полагаться не стоило, но сейчас от этого оружия не было никакого проку. Без защитных заклятий выходец из Ааракхона убил бы его за считанные секунды. Даже самый сильный человек, вышедший против демона, имеет шансов победить не больше, чем имеет мышь, попавшая в когти коту. Оставалось бежать.       К сожалению монахов, демону не потребовалось много времени для того, чтобы оклематься после удара. Тварь неловко поднялась на ноги и припустила следом за монахами, которые уже успели добраться до первых домов. Бегала она намного быстрее, чем люди.       На счастье Аллесто и Митрия, они едва не столкнулись с тремя монахами, которые как раз осматривали деревню, ища выживших. Успехов, впрочем, они не достигли – эта деревня была покинута так же, как и все остальные. Не было тех людей, которые остались на наводненной монстрами земле. Воины Саваофа хотели уже возвращаться, но тут увидели монахов, за которыми гнался демон. Для того чтобы сориентироваться им хватило секунды.       – Ложись!       Монахи не стали задавать лишних вопросов, а тут же упали на землю, прикрывая головы руками. А над их спинами пронеслось невидимое нечто, которое буквально смело гнавшегося за своей добычей демона. Обезьяноподобная тварь, взвизгнув, рухнула, и ее несколько шагов протащило по земле. Какое-то время она конвульсивно дергалась, а потом затихла.       Митрий и Аллесто поднялись с земли, отряхивая рясы от грязи, и приблизились к монахам. Вместе они глядели, как мертвый выходец из Ааракхона превращается в белый пепел.       – Благослови вас Господь, братья, – тяжело дыша после бега, проговорил Митрий. – Если бы вы не подоспели на помощь, этот демон прикончил бы нас обоих.       – Видимо, вам еще рано отправляться на покой, – улыбнулся один из монахов. – Идем, должно быть, уже поспела трапеза.       Переговариваясь меж собой и обсуждая увиденное и сделанное, монахи отправились к месту стоянки. Оттуда действительно доносился запах еды.       За то время, что монахи отсутствовали, оставшиеся братья успели расседлать лошадей и начать готовить в походных котелках похлебку. Собственные запасы еды, не слишком-то богатые, трогать не стали, и в дело пошли найденные на огородах и в погребах овощи. Когда все было готово, похлебку разлили по плошкам, выдали каждому по сухарю, но перед тем, как приступить к трапезе, брат Левий произнес молитву.       – Benedic, Domine, nos et haec tua dona quae de tua largitate sumus sumpturi. Ad coenam vitae aeternae perducat nos, Rex aeternae gloriae. Sala.       – Salа, – эхом отозвались остальные пятьдесят семь монахов, после чего приступили к трапезе. Пища монахов была простой и немудрящей, но каждый из братьев привычен был к скромности и смирению. Когда же плошки опустели, Левий вознес молитву, благодаря за трапезу, после чего монахи принялись устраиваться на ночлег, избрав для этого большой дом, видимо, принадлежавший местному старосте. У него была почти цела кровля и некоторые окна, а большего, чем крыша над головой, воинам Саваофа и не требовалось.       – Демон, заточенный в теле возле места силы? – брат Левий нахмурил брови, выслушав рассказ монахов о том, как те уничтожили место силы. – Ни разу не слышал о том, чтобы колдуны могли сотворить такое… Похоже, слухи о том, что Ситрэ умеет призывать богомерзких созданий, оказались правдой.       Остальные братья тоже слушали Митрия и Аллесто и тихо переговаривались. Этот поход в земли Ларии грозил стать опасным за многие годы. Колдун Ситрэ, что жил здесь, обладал воистину страшной силой, с помощью которой за неполных два года опустошил эти края и нагнал сюда столько тварей, сколько не видел еще никто. Но хуже всего было то, что он мог этими тварями управлять, и чем ближе монахи подходили к жилищу колдуна, тем больше их попадалось на пути. А теперь еще и демоны… Ситрэ был намного опаснее велефов, а кровавые колдуны считались многие годы самыми сильными и опасными врагами церкви.       Те монахи, кто отправлялся по душу Ситрэ в одиночку, встречали в этих краях свою гибель. Ни один не вернулся назад. И тогда было принято небывалое решение: отправить во владения колдуна не отряд даже, а небольшую армию воинов Саваофа. Вести эту армию вызвался брат Алан, он же и настоял на том, чтобы собрать вместе монахов-воинов.

* * *

      Наутро, когда заря только-только занималась, окрасив край неба в нежно-розовый, часовые разбудили спящих монахов. Вернулись остальные братья, которые задержались в дороге, обнаружив логовище вампиров. Эта нечисть считалась едва ли не самой разумной, а оттого наиболее опасной из всех. Вампиров крайне трудно было выследить и убить, они были хитрыми, сильными и крайне живучими. Даже один кровосос доставлял немало проблем, а чаще всего они собирались в стаи, и тогда требовались усилия десятка монахов, чтобы уничтожить «гнезда», где эти твари жили.       Разбуженные монахи поднимались и выходили на улицу, где слышалось уже топот, ржание лошадей и звуки голосов – к дому в сопровождении одного из часовых подъезжали воины Саваофа. Их было всего девять. Впереди на лошади чалой масти с рыжими подпалинами ехал сам отец Алан. Подле него был брат Люций.       Глядя на Алана, никто не мог бы сказать, что этот монах был сильнейшим воином Саваофа из всех, кто отправился в поход. Невысокого роста, ничем не примечательный, с коротко стриженными светло-русыми волосами, бледной кожей и серо-голубыми глазами, он походил на писаря, не вылезающего из скриптория, но никак не на воина. Но алый кушак, перепоясывающий потрепанную рясу, говорил сам за себя. Лицо у него было простым и невзрачным, единственным, что могло привлечь внимание, был небольшой шрам, тянущийся через подбородок к нижней губе, но и тот монах получил, будучи еще мирянином. Сейчас на лбу монаха красовалась повязка, в одном месте покрасневшая от крови. На поясе монаха висел одноручный меч в простых кожаных ножнах.       Брат Люций на фоне этого монаха смотрелся куда внушительнее. Высокий, крепкий, темноволосый и темноглазый, с тяжелым взглядом, он одним своим видом внушал уважение. Да и меч, покоящийся в ножнах возле его бедра, смотрелся куда внушительнее. Но стоило понаблюдать за отрядом, как сразу становилось понятно, что главный там именно Алан. Его слушались беспрекословно.       – Храни вас Господь, братья, – голос у Алана оказался полной противоположностью внешности – сильный, громкий и звонкий. – Благополучно ли прошла эта ночь? С Божьей помощью мы выжгли под корень гнездо кровопийц, и теперь они не причинят больше бед. Но брат Инчик, брат Аврелий и брат Марк пали в бою. Упокой Господь их души.       Монах осенил себя божьим знаком и спрыгнул с лошади. Было видно, что он прихрамывает.       – С возвращением тебя, брат Алан, – выступил ему навстречу Левий. – Ты принес нам новости одновременно счастливые и скорбные. Вижу, ты ранен. Сейчас я исцелю тебя.       – Это пустяк, и вовсе не стоит тратить силы на него. Не время поддаваться печали, брат Левий, – проговорил Алан. – Каждый из нас пришел сюда по доброй воле, откликнувшись на мою просьбу о помощи. И те, кто пал в этом сражении, да обретут вечный покой на небесах во свете Его. Мы же должны укрепить свой дух и обратить оружие свое на врага.       Именно брат Алан смог созвать под свое начало больше сотни монахов-воинов и возглавить их. Он рассуждал о том, что корень зла – колдун Ситрэ, а потому его надлежит уничтожить в первую очередь, не отвлекаясь на темных тварей, которых он согнал в эти земли. Потому монахи как можно более спешно двигались к вотчине колдуна, стараясь не задерживаться в пути и не тратить силы на более мелких врагов.       Но без потерь все равно не обошлось. Разбитые дороги и непогода замедляли отряд, приходилось то и дело давать отдых уставшим лошадям, которые выбивались из сил, пробираясь по грязи, да и твари не оставляли без внимания монахов. За пять дней пребывания на землях Ларии отряд потерял почти треть воинов в сражениях с нечистью. А твари, подчиненные воле колдуна, казалось, сужали кольцо вокруг воинов Саваофа. Нападения их происходили все чаще и чаще.       Но сломить волю монахов это не смогло, и они упорно продвигались вперед к своей цели, ведомые братом Аланом. Сюда отправились те, кто знал, что может не вернуться живым из этого похода, и каждый из монахов готов был принести себя в жертву ради победы над колдуном.       Имя брата Алана было известно многим. Обладающие патентами маги, которые служили церкви, сходились во мнении, что этот монах был от рождения необычайно одарен. Он рано ушел в послушники, рано принял постриг и рано начал обучаться, чтобы стать позже самым сильным воином Саваофа. И без того невероятный талант его многократно усиливала неистовая вера. Верно, благодаря этому ему покорилась такая реликвия, как меч с благословением архангела Люцифера. Именно он висел в простеньких ножнах на поясе у монаха, притягивая к себе исполненные почтения взгляды прочих братьев.       – По дороге мы видели дым, поднимающийся в этой стороне. Что-то произошло?       – Мы хоронили жителей этой деревни, которых убил колдун.       После утренней трапезы, когда монахи вовсю собирались, готовясь к очередному переходу, брат Левий кратко поведал о том, что произошло минувшей ночью. Лицо Алана помрачнело, и он позвал монахов, которые уничтожали место силы, попросив их предельно подробно рассказать о том, что приключилось. После этого он сам отправился на погост, чтобы изучить место проведения ритуала. Вернувшись, он велел собираться как можно скорее и выдвигаться в путь.       – Сбылось то, чего я больше всего не желал, – сказал он после того, как отдал все распоряжения. – Колдун может открывать ход в Ааракхон и заклинать его демонов. Нам стоит удвоить свою бдительность, братья, ибо мы сражаемся с крайне могучим врагом. Господи, дай мне сил одолеть его и сберечь моих братьев, – тихо произнес монах, коснувшись крестовины своего меча.       Клинок слегка потеплел под ладонью монаха, а вместе с этим потеплело на душе у Алана. Частица благословения величайшего из архангелов, которую нес в себе меч, придала уверенности монаху.       – Два дня пути отделяют нас от логова колдуна, братья! – уже сидящий в седле Алан громко обратился к прочим монахам. – Господь избрал нас оружием своим, и пусть не дрогнет наша рука, исполняя веления Его. Вперед! Пусть настигнет кара того, кто чинит зло людям!       Отряд монахов покинул деревню и двинулся вперед.