Daze

Надев ажурные чулочки, В зал королевский вышли дочки, Одна прекраснее другой, Чей лик, сравним с самой луной. Бледна, стройная и величава. Вторая дочь всегда серчала, Когда всех женихов сначала. Вели ко младшей из сестёр. Был при дворе весёлый шут Пошляк, артист, проныра, плут. Шут развлекал гостей всегда Остротами про короля. Вертлявый шельма, каждый раз Спешил до слез, до смерти. Раз, был при дворе какой-то бал, И шут остротами сверкал. Когда же шутки смельчака, Вдруг не прошлись, совсем слегка, По дочкам папы-короля. В сей час, схватили остряка, И надевали под бока, После чего проныра плут Был сослан в башню. Тут же суд Установил вину халдея И приказали прохиндея Повесить, утром, после бала, Чтобы гостей не испугала Лихая участь шутника. В сырой темнице, ожидая Злой доли, шут превозмогая, Следы побоев палача, Клял свой язык, мол: "Сгоряча, Он пошутил про дочерей, Ведь в мире нет ему милей, Той, что была луны прекрасней". Стенания шута, халдея, Услышала, сильней бледная, Та, для кого слова он эти, Словно молитву возносил. Просить отца, в том смысла нет, Ведь засмеет его весь свет, Коли он милует шута Который перегнул слегка, С остротами свои триады. Что делать? Участи такой, не пожелала, И в покой, повелевая палачу, Приказ дала: мол, я, хочу, Сегодня видеть шутника, Чтоб отплатить ему сполна. Палач, конечно, против был, Ведь государев суд не мил. И за такое нарушенье, Не отвертеться искупленьем. Но дочь, была хитра, умна, И подкупила палача. До денег жаден очень был, Кто палачом всю жизнь служил. Из плена битого шута, Охрана в спальню привела, Отмыла, горб большой сняла, И отвела в покои той, Над кем он пошутил. Покой, Ему казался наказаньем, Расплатой за его желанье, Но в миг, когда увидел он, Ту, был в которую влюблен, Не первый год был, шут слегка, Вдруг ошалела голова: «Неужто шутка, роковая, Но как она? Никто не знает, К кому всем сердцем воспылал» Шут покачнулся и упал. Открыв глаза, в сиянье лунном, При свете звёзд, светил небесных, Увидел ангела, бесшумно Она склонялась над череслом: «Опять видения, кошмары Наверно казнь уже прошла, Ко мне в раю она пришла». Прикосновения пленили, Шут замер, не успев сказать, О том, что все-то породили Его больной души, назад Пути уж не было и вот, Она его целует в рот. Шут растерялся, Весь смутился, вскочил, И низко поклонился: - Я не имею права быть! И не умею вас любить! Мои слова, горьки, и шутки Как щит, от тяжестей забот. А вы хрупки, как незабудки. Меня с утра же казнь ждёт. Склонил он голову, вздыхая, Об участи своей земной, Пока она, как бы летая, Нарушила его покой, Лица коснулась, улыбаясь, Погладила. Шут обомлел Он лишь мечтал, а тут сбываясь, Его мечты, его предел: - Вы так прекрасны, в лунном свете, И так торжественно бледны Забыть готов о всех на свете Когда бы рядом только вы. Готов носить вас на руках, И ублажать, коль будет воля. Вот только утро, и палач Исполнит тяжестную долю. В ту ночь обоим не спалось, Шуту позволено все было, И время, словно ветр неслось И утро, словно торопились Чуть за окном заря зарделась Шут встал с постели, произнёс: - Ты отдалась мне, эта прелесть, Со мною на тот свет уйдёт. Вошёл палач, смеряя взглядом, Шута растрепанного вид: - Пошли, король на казнь велит. И шут пошёл. Она рыдала Просила папу милость дать Но непреклонна была стать, И королевский злой указ, Палач исполнил тот же час. Занемогла, слегла в постели, Не вышла к ужину она. Неделю провела в горячке и через месяц умерла. Король от горя сильно запил Вся власть жене, а та змея Через неделю после дочки Отправила и короля.