Истории лилового тысячелистника

      Капитаном 11-ого отряда всегда был Кенпачи, так в Обществе Душ заведено. А раз двух Кенпачи быть не может, один всегда убивает другого. Кто-то называет это традицией, кто-то проклятием, а кто-то просто обычным условием отбора сильнейших и отсеивания тех, чей меч затупился от времени.       Капитан Куруяшики был из той породы людей, которые могли бы найти общий язык со всеми, если бы не глупое и самостоятельно создаваемое «но». В случае седьмого по счёту Кенпачи, по традиции Общества Душ возглавлявшего 11-ый отряд, этим самым причинным «но» была примитивная лень. Он даже от приглашения в Нулевой Отряд отказался, потому что сторожить дворец Короля — слишком напряжное для него дело. А может, там было ещё что-то, возможности узнать наверняка не представилось, потому приходилось довольствоваться официальной версией, с которой был знаком высший состав Готей-13.       Капитан Куруяшики не видел смысла вести себя как-то по-особенному при каждом конкретном человеке, кем бы тот ни являлся. Если он хотел смеяться, он смеялся, если хотел драться — дрался, если хотел тишины и покоя — гнал прочь всех, кто мешал, или просто уходил сам, настоятельно советуя следом не идти… Вот только Кано Ашидо обычно всё равно шёл, ссылаясь на обязанность лейтенанта быть рядом или ещё что-нибудь, бубнимое под нос и обычно капитаном не расслышанное, хотя тот всё равно махал рукой, мол, как пожелаешь. Смысла переубеждать что-то вбивших себе в голову людей Куруяшики тоже не видел: раз им надо, то пусть, вдруг сами одумаются. Если же нет — это только их дело, а в случае чего ещё и проблемы.       А проблемы с капитаном 11-ого отряда у людей были, и исключением не являлись даже его собственные подчинённые. Им, собственно, и досталось самым первым и в первый же день назначения… Проверку устроили, так сказать, для лучшего знакомства, причём сразу по всем параметрам и с последующим разбором полётов того, что не пришлось по вкусу.       — Я тут узнал, что ты сменил лейтенанта. — Услышав чужой голос за спиной, Кано Ашидо тогда чуть на месте не подпрыгнул. Зато Куруяшики и бровью не повёл, вскинув руку в приветственном жесте и не утрудив себя даже обернуться на нагнавшего человека.       — Ага. Теперь будет этот.       Ашидо, спохватившись, на ходу поклонился поравнявшемуся с ними капитану 8-ого отряда, стараясь одновременно не отставать от капитана собственного. Если у того и была какая-то цель наматывать круги по Сейрейтею, то просветить в неё бедного подчинённого либо забыли, либо просто не сочли нужным. Хотя, с другой стороны, Куруяшики ведь и не говорил идти за собой, Ашидо как-то сам решил, что это необходимо, и переубеждать его не стали.       — Что-то хиленький он по сравнению с предыдущим, — беззлобно улыбнулся Кёраку Шунсуй, каким-то странным, словно бы машинальным движением касаясь соломенной шляпы. Будто с намерением не поправить, а просто проверить, на месте ли она. — Как он вообще попал в 11-ый?       — Ни черта он не «хиленький», да и сражаться умеет неплохо, я сам проверял, — слегка оскорблено фыркнул Куруяшики в ответ. То ли за отряд в целом было обидно, как если бы от одного человека могло зависеть отношение ко всем и сразу, то ли именно за одного определённого бойца, который предусмотрительно отстал на пару шагов, чтобы не мешать капитанам. — А распределили к нам за драку с кем-то из сокурсников-аристократов перед самым выпуском из Духовной Академии. Хотя, может, это и не про него. Слишком много людей в отряде, лень читать и запоминать досье на каждого. Предпочитаю судить о них по тому, чего достигнут уже при мне.       С появлением попутчика дальнейшее направление движения задалось быстро и однозначно, так что уже минут через пятнадцать капитаны свернули в сторону барак 8-ого отряда. И стоило недвусмысленно остановиться у ворот отряда, как любые другие предположения окончательно улетучились.       — Зайдёшь? — приветственно отсалютовав встретившим дежурным, поинтересовался Кёраку Шунсуй. — Или собрался дальше шататься туда-сюда без особой цели?       — А что, проставляешься?       — Ну, вроде как моя очередь. — Шунсуй с улыбкой пожал плечами. — Тем более, Лиза-чан сегодня до вечера в увольнительной.       — Тебе тоже увольнительную дать? — фыркнул Куруяшики, кинув на Ашидо вопросительный взгляд через плечо. И получил в ответ взгляд такой же степени недоумённый. — Свободен до завтра, шагай отсюда.       Открывший было рот Ашидо родившуюся в голове реплику проглотил прежде, чем она сорвалась с губ, и поспешил откланяться.       Отказаться от желания окрикнуть лейтенанта и заставить всё-таки озвучить то, что осталось невысказанным, Куруяшики удалось с немалым усилием над собой. В конце концов, с самого момента назначения из этого пацана с трудом можно было больше двух слов вытащить, и особым разнообразием они не отличались. «Доброе утро, капитан», «Слушаюсь, капитан», ну, и ещё какие-то дежурные фразы при построениях и формальных отчётах… Аж прибить иногда хотелось за то, что такой скучный.       — Чем тебя этот несчастный вообще так привлёк, что ты его лейтенантом сделал? — между делом поинтересовался Шунсуй, наполнив чужую чашу сакэ и передав бутыль, чтобы в ответ наполнили его. Следуя старой традиции, самому себе не наливали, хоть и смешно выглядело это почти суеверие в исполнении 8-ого и 11-ого капитанов, которые могли сквозь пальцы смотреть не только на глупые предрассудки, но и на весь мир вокруг.       — Мне его глаза не понравились, — лениво отмахнулся Куруяшики. — Он вечно бегает взглядом из стороны в сторону, прямо почти никогда не смотрит.       — И?       — Исправлю.       — Каждый сам выбирает свой путь, и вы выбрали стать шинигами, — сказал однажды капитан Куруяшики. — И теперь, взяв в руки меч, защищающий Мир Живых от Пустых, будьте готовы с ним в руках умереть.       Было это советом, приказом или просто констатацией факта, понять так и не удалось, но в памяти отложилось чётко и навсегда. У всего 11-ого отряда.       Кано Ашидо не сразу понял, что многие его представления о капитане всё-таки были ошибочны.       Например, «особое поведение» при разных конкретных людях Куруяшики всё же практиковал: улыбался Кёраку Шунсую и Укитаке Джуширо менее напоминающим оскал образом, приветствовал Кучики Гинрея чем-то похожим на поклон, а не обычным небрежным кивком, как всех остальных, никогда не возражал Унохане Рецу, стоило ей взять слово во время официальных собраний на территории 1-ого отряда, ей единственной никогда не возражал… Однако заметить это удалось далеко не сразу. Как и тот факт, что, несмотря на титул Кенпачи и печально известный способ его получения, Куруяшики пользовался в Сейрейтее завидным для любого своего предшественника уважением. В конце концов, сила была не единственным его достоинством, хоть и ставилась на первое место ввиду на то надобности, особенно перед лицом врагов. Ну, и когда лень что-то доказывать словесно — порой легче и быстрее было сразу ударить, чтобы у недальновидно приставшего человека голова и тело ныли подольше, напоминая о собственной глупости, и с чувством выполненного долга удалиться, оставив напоследок неопределённое фырканье, которое каждый мог истолковать по-своему.       Зато на поле боя всё было однозначно.       — Не лезь под меч, пацан, располовиню и не замечу! — И правды в этих словах было ровно столько же, сколько и шутки, если не больше. Не говоря уже о том, что сам капитан в момент удара мог находиться больше чем в ста шагах от того, кого чуть не задел.       «Сначала выигрывай, сражайся потом», гласил один из принципов бусидо. И Куруяшики всегда сражался так, что было ясно — он уже победил.       А ещё, вопреки своему грозному виду — благодаря высокому росту и крепкому сложению он мог взирать сверху вниз почти на любого — и своим убеждениям — то ли должность обязывала, то ли любовь к хорошей драке, и правда, была зовом души — капитан Куруяшики был человеком весьма добродушным.       Он громогласно, но искренне посмеялся над промямленным в свою сторону «аники», от всего сердца похлопал лейтенанта по плечу, которое после этого страшно болело ещё с неделю, и сказал, что к нему можно обращаться, как угодно. Не в том смысле, что ему всё было равно, а в том, что он просто не видел причин подобное запрещать, хоть и не совсем понимал, с чего вдруг мог стать для кого-то примером для подражания. Кано Ашидо тогда согнулся в поклоне — сам не понял, от тяжёлой руки на плече или просто под влиянием момента — и стоял так, пока не осознал, что капитана, как раз собиравшегося куда-то идти и пойманного у самых ворот отряда, рядом уже не было. Стоял и улыбался, пока кто-то из пробегавших мимо младших офицеров не дёрнул за рукав, интересуясь, всё ли с лейтенантом в порядке.       Мысль о том, что он вроде как должен сопровождать своего капитана, знатно запоздала, и Ашидо, чертыхнувшись, почти кинулся на поиски, но в последний миг себя одёрнул. Раз уж капитан столь просто принял и понял своего лейтенанта, то, может, и тот переступит через собственные привычки, чтобы не докучать, когда от него это не требуется. Вот при надобности подписать отчёты, накапливающиеся в огромных количествах, или поторопить на собрание, на которое идти всегда ужасно лень, Ашидо будет стоять над душой до победного — а во время прогулок навязываться больше не станет.       Кажется, Куруяшики даже оценил такой подход, хотя первое время смотрел с подозрением, видимо, пытаясь понять, а не расслабился ли слишком обрадовавшийся лейтенант, может, не стоило относиться к нему столь попустительски… Как выяснилось — всё же стоило, результат говорил сам за себя.       — Каждый сам выбирает свой путь, — любил замечать Куруяшики, комментируя стремления и достижения тех или иных офицеров, как своего отряда, так и отрядов других. И порой добавлял, тихо и словно бы для самого себя: — Но некоторых, всё-таки, иногда приходится подпинывать в нужном направлении.       Ашидо сам не понял, когда начал равняться на этого человека. Он был распределён в 11-ый отряд, когда во главе стоял ещё прошлый Кенпачи, и тот не вызывал особой к себе любви. Прошлого Кенпачи боялись и уважали, признавая навыки, достойные звания сильнейшего и повиновения… но не любили. В отличие от капитана Куруяшики.       Кано Ашидо был не из тех, кто боялся смерти, но и умирать ему тоже не хотелось. А раз никто, кроме него самого, не был виноват в случившемся, то и жаловаться на судьбу смысла не было никакого. Погнаться за Пустыми и угодить в Лес Меносов… И остаться в одиночестве. Остаться последним.       Сначала Ашидо считал, что выбраться из Уэко Мундо не было ни единого шанса, потому мог только сражаться — в большинстве случаев Пустые, появляющиеся в Мире Живых, приходили именно отсюда, а значит, он мог уменьшить число их прорывов, убив как можно больше здесь. Это было и обещанием павшим товарищам, и собственно поставленной целью. Босяком, чтобы бесшумно красться мимо скопления Пустых, прикрывшись шкурой одного из них, чтобы не смогли учуять — противореча самой сути 11-ого отряда, который всегда встречал опасность лицом к лицу и не прибегал к уловкам… Шеврон лейтенанта и прошлое были закопаны там же, где и сражавшиеся до последнего друзья. Лес Меносов — это мир, где законы Общества Душ не имели ни силы, ни смысла.       Спустя несколько столетий Кано Ашидо не забыл своё имя, лишь потому что его выучили и не упускали шанса произнести, смешивая с грязью и проклятиями, научившиеся человеческой речи Пустые. Благодаря им же он узнал, что выход из Леса был — как просто на поверхность, в безграничную пустыню Уэко Мундо, так и обратно в Мир Живых, только и стоило, что кинуться в Разделитель следом за какой-нибудь «душой-минус»… Но хоть выход и был, Ашидо бежать не пытался. Он — шинигами, его долгом было уничтожение Пустых. И пока он мог исполнять этот долг здесь, уходить было бы глупо. Не говоря уже о том, что ему некуда было возвращаться: Общество Душ изменилось не в лучшую сторону ещё до его попадания в Лес Меносов, сейчас оно, наверное, и подавно не было похоже на то, каким Ашидо его запомнил.       Капитан Куруяшики любил говорить: «Каждый сам выбирает свой путь». Кано Ашидо свой выбрал. Выбрал ещё в тот самый миг, когда решил поступить в Духовную Академию.       А потом в Лесу Меносов неожиданно объявились ещё люди.       — Кучики Рукия, офицер…       Ашидо уже не помнил, как выглядел Кучики Гинрей, но смутно припоминал, что у того, кажется, был сын… Имя он сейчас даже при желании не назвал бы. Сколько же всего произошло и изменилось там, в Обществе Душ.       Кучики Рукия не имела ни малейшего понятия о том, где очутилась, засыпала предсказуемыми вопросами, рвалась на поиски своих друзей… Ашидо же просто старался осмыслить случившееся и не оглохнуть от её голоса — человеческого, а не искажённого его подобия, используемого Пустыми. Он не слышал такого несколько столетий.       Кучики Рукия смотрела на могилы его давно погибших товарищей со скорбью и уважением, на его самого — с сочувствием и желанием помочь. Она была слишком живой и искренней для этого жестокого места. И пришла сюда по собственному желанию, прямо как Ашидо… Но, в отличие от него, с твёрдой убеждённостью, что вернётся обратно. С намерением вернуться обратно, причём не просто из Уэко Мундо — из Лас Ночес, вместе с пришедшими в обитель Пустых товарищами и другом, ради которого они все рискнули переступить границу Миров.       — Почему бы тебе не вернуться в Общество Душ? — Слова, которые Ашидо ждал и которые, сам не знал, желал или не желал услышать, всё-таки прозвучали. Но это не было похоже на простой вопрос. Скорее уж на призыв, с таким серьёзным лицом и голосом обычно звали на войну.       Среди разыскиваемых товарищей Кучики Рукии были шинигами, простые люди, несколько обретших разум Пустых… Наверное, пару сотен лет назад Ашидо удивился бы и задал десятки вопросов, но сейчас мог лишь порадоваться их воссоединению. Найтись в Лесу Меносов, да ещё и будучи невредимыми, казалось если не чудом, то просто большой удачей. И самым малым, что он мог сделать, было указать им дорогу к выходу.       — Ашидо, идём с нами! Ашидо!       — Я вас потом догоню. Уходите. — Ашидо был уверен, что его поймут, что ему не придётся говорить очевидное вслух, но Кучики Рукия продолжала звать и почти кинулась обратно. Если бы её не удержали, ни обваливающийся потолок, ни ограничение во времени не помешали бы ей схватить его за шиворот и вытащить следом за собой из Леса Меносов сначала в пустыню Уэко Мундо, а после и обратно в Общество Душ. — Спаси своего товарища.       Ашидо не знал, насколько велик шанс, что у этой странной компании получится достигнуть желаемого, не хотел гадать и строить предположения, всё равно ведь не суждено узнать развязки. Баланс силы давно и заметно изменился, он чувствовал это даже здесь, об опасности места вроде Лас Ночес не взялся бы даже судить, хоть и слышал о нём от некоторых местных Пустых.       «Убить», — шептал Лес. «Убить», — горело в глазах его обитателей. «Убить», — твердили искажённые человеческие голоса, уже давно не принадлежавшие людям. Ашидо оглянулся на завал, а после двинулся прочь от него, навстречу Пустым, подтягивающимся к выходу на поверхность Уэко Мундо.       Если бы он пошёл вместе с Кучики Рукией, кто бы задержал всю эту разошедшуюся толпу? Если бы он не вернулся, кто бы охранял могилы его павших товарищей?       Капитан Куруяшики любил говорить: «Каждый делает свой выбор». Кано Ашидо свой выбор сделал давно — сражаться до конца здесь, в Лесу Меносов, в память о друзьях и следуя долгу шинигами. И он совсем не боится умереть с мечом в руках.       Также как не боялся его капитан.