Break me, shake me

Старшая школа напоминает игру на выживание. Что-то вроде естественного отбора, безжалостно отсеивающего каждого, кто дает слабину. Девушка с белыми локонами и лишним весом, имени которой никто не знал, покончила с собой в прошлом году. Наглоталась таблеток в ванной, но со стороны это выглядело так, будто она просто перестала посещать уроки. Председателю школьного совета, высокому худощавому парню в круглых очках, шесть месяцев назад сломали руку в столовой. Голубоглазая красавица из группы поддержки на позапрошлой неделе сделала аборт, не рассказав даже лучшей подруге, темнокожей брюнетке, которая прячет шрамы на лодыжках под цветными гетрами. Все эти девочки и мальчики —длинноногие чирлидерши, широкоплечие спортсмены, неприметные ботаники, серые мыши, юные кокетки и разбиватели сердец — все они ежедневно перетекают из одного коридора в другой. Все они плывут по течению Старшей школы имени Уильяма МакКинли. Все они выглядят живыми и вечно молодыми, словно сошли с фотографии в ежегоднике. Когда через несколько лет Блейн Андерсон вспомнит о старшей школе, дрожь в руках станет сильнее его самого. На стене в его комнате не будет никаких грамот. Блейн вырежет свое лицо из каждого школьного снимка, где он улыбается, а потом сожжет их все. Блейн будет абсолютно уверен в том, что старшая школа и ад — синонимы. Блейн еще не знает. Сейчас Блейн почти на вершине. Играет в основном составе футбольной команды, носит форму, общается с крутыми ребятами, возглавляет спортивный клуб. На таких, как он, возлагают надежды тренер и преподаватели, по таким, как он, вздыхают девчонки. У Блейна отличный аттестат, большие надежды на будущее и самый, совершенно точно самый лучший парень. Они с Куртом вместе. Уже полтора года. За полтора года можно привыкнуть ко многому. Когда Курта обливают, Блейн слизывает виноградный слаш с его щеки и смеется. — Вкусно. Ты вкусный. Через день на них снова показывают пальцем и грязно шепчутся за спиной, но Блейн тащит Курта за рукав по коридору, умоляя: — Не оборачивайся. Все хорошо. Не смотри на них. В четверг щеки Курта уже со вкусом вишни, а лицо Блейна сосредоточенное и серьезное. — Я разберусь. Они больше не будут доставать тебя. Курт испуганно кивает несколько раз подряд и чуть заметно улыбается, когда темно-красные кусочки льда скатываются по лбу. Блейн улыбается тоже, запуская ладонь в липкие мокрые пряди. Они оба уверены в том, что абсолютное счастье выглядит именно так. Они оба знают, что даже здесь можно быть счастливыми. Курт старше на год. Он выпустится в мае и уедет в Нью-Йорк. Потому что Бродвей — его мечта. — Ты переедешь ко мне, будешь играть в сборной страны, — Курт обводит пальцем букву «М» на куртке Блейна. — А я выступать на сцене. Мы станем знаменитыми. Блейн согласно подмигивает ему и гордо целует в переносицу на глазах у кучки брезгливо фыркающих учеников. Когда вместо расписания на информационном стенде появляется надпись, гласящая: Блейн снизу , Курт до последнего заслоняет спиной жирные буквы, а после не решается сказать ничего. Только бесшумно ловит губами воздух и хлопает глазами. Это слишком напоминает прошлый год, когда его выбрали королевой бала, и потом Блейн стирал с его щек слезы над раковиной в школьном туалете, обещая отрезать руки каждому, кто к этому причастен. Но Блейн не плачет. И Курту совсем не нужно отрезать кому-то руки. Курту ничего не нужно, когда он видит Блейна таким — бледным, растерянным, надломленным. Блейн стискивает челюсти, уставившись перед собой. Словно разучился читать. Где-то слева победительница конкурса талантов цокает языком и выгибает нарисованную бровь, лучший игрок сборной по волейболу гогочет, пихая в плечо своего друга-верзилу, оставшегося на второй год в третий раз, костлявая отличница с брекетами прикрывает рукой рот, растянувшийся в кривой ухмылке. Блейн отлично знает, что такое защищать, но понятия не имеет о том, как защищаться. Он ловит взволнованный взгляд Курта в толпе, но почему-то злится еще больше. Грубо расталкивая смеющихся школьников, Блейн направляется к выходу. Земля под ногами, кажется, раскалывается на несколько частей и разъезжается в разные стороны. Курт бежит за ним до парковки, спотыкается, смотря вслед уезжающему автомобилю, щурится от солнца. Какой-то парень на стареньком форде сигналит и просит свалить с дороги. Когда тебе восемнадцать, и ты лежишь на пыльном асфальте в безнадежно порванных джинсах, старшая школа становится похожей на следы шин, ведущие в никуда. Вечером Блейн не появляется дома к ужину. Вместо этого он сидит на кровати в комнате Курта, вытянув ноги, и озабоченно разглядывает постеры со звездами Бродвея. Курт неуверенно приземляется к нему на колени, обнимает за шею, рассказывает что-то, гладит затылок пальцами, смеется на ухо. Курт покрывает поцелуями лицо Блейна, задерживаясь на морщинках между нахмуренных бровей. — Прекрати дуться. Пожалуйста? Наклонив голову вбок, Блейн фыркает. — Это написали какие-то кретины. И это неправда. И ты мог бы доказать мне, но папа сегодня дома, — Курт хихикает, — и приготовил вкусный ужин, и... — Хватит, Курт. Блейн ловит на себе вопросительный взгляд. — Это глупости. Про это все забудут. — Нет. Не забудут. Прекрати. — Почему? — Потому что ты ни черта не знаешь о том, что значит быть капитаном команды! — Блейн раздраженно сминает покрывало. Глубоко вдохнув, Курт в последний раз проводит ладонью по его волосам и скатывается с чужих коленей на пол. — Прости, что испортил тебе жизнь. — Не надо закатывать истерик. — Не надо делать вид, будто ты один знаешь, что такое насмешки, Блейн. — Это другое, когда ты в сборной. Губы Курта дрожат. Плечи Курта помнят литры вылитого слаша, спина — десятки толчков, щеки — соленые водопады из слез. С первого этажа раздается голос — Берт зовет ужинать. Они спускаются по лестнице, взявшись за руки. Вернее, Блейн стискивает в ладони разжатую холодную ладонь Курта, которую тот выдергивает, как только ноги касаются ковра в гостиной. — Меня ждут родители. До свидания, мистер Хаммел, — натянуто улыбнувшись, Блейн хлопает входной дверью. — Что это с ним? — мужчина обеспокоенно поднимает глаза на сына, трущего рукавом глаза. Курт пожимает плечами и садится за стол. Когда семейный ужин впервые за долгие годы проходит в тишине, когда ты постукиваешь по тарелке вилкой, в то время как кто-то очень дорогой для тебя отчаянно колотит кулаками по рулю, старшая школа кажется самым настоящим кошмаром.