Моя обожаемая Юльхен...

Сколько мы вместе? Можешь посчитать? Я вот не могу... Мне кажется, что прошла вечность, равная мигу - все так быстро пронеслось перед глазами в момент твоего ухода. Первая встреча, робкий... нет, тогда это ни капли на тебя не похоже. Ты целуешься, будто в последний раз, часто забываешься, и это уносит нас далеко от реальности. Я обожаю наши поцелуи, только поцелуи, когда категорически мало времени и в тебе просыпается желание поиграть. Люблю твои ловкие пальцы, зарывающиеся в мои волосы и алые глаза, смотрящие с насмешкой. До потери пульса люблю. - Любимая, прости. Я не виноват! Правда! Только не уходи, - быстро, очень-очень быстро лепетал Иван, стуча, практически барабаня в дверь комнаты своего самого дорого человека. А Юльхен в ответ кричала "пошел вон", сдерживаясь, чтоб не залепить русскому смачную оплеуху. Девушка впопыхах, стискивая зубы, дрожащими пальцами от злости и, о боже, как не хотелось признавать, ревности, собрала вещи, резко отворила дверь, взглянув презрительно на своего "суженого" парня. - Ну и козел ты, Брагинский. И перешагнув с сумкой через порог, ушла прочь, не теряя достоинства, а звонкий, слышный почти на весь дом хлопок двери главного входа заставил Ваню громко всхлипнуть и любовно, с толикой обреченности, сжать в кармане тоненькое колечко. Сижу... страдаю. Тебя нет уже вот несколько недель, скоро месяц будет. Я начинаю буквально изнывать от желания даже мимолетно на тебя взглянуть, просто узнать и удостовериться, что с тобой все хорошо. - Она не придет, Брагинский. Хватит гнить в этом кресле, найди себе другую стерву. Молчу. Гневным взглядом прожигаю свою сестрицу Беларусь и подавляю в себе жгучее желание заткнуть ее дальнейшую тираду. Я люблю ее, как же ты не понимаешь. Ее и только. Ни на кого не променяю и не найду похожую. Никогда. Она одна такая. И я верю, Юльхен придет. А может, я ее найду. Обязательно. Юльхен же тоже... любит меня? Брагинский ворочался из стороны в сторону на своей половине кровати, изредка тяжко и громко вздыхал, пока прусской девушке это окончательно не надоело. - Ну и что тебе, горе? - Юльхен, ты ведь меня любишь? - Что за глупые вопросы? - нежно усмехнулась Байльшмидт, проведя кончиками пальцев по щеке Ивана. От нее редко когда можно было выпросить эту банальную сладость ласки, и парень запоминал каждое прикосновение этих тонких холодных пальцев и теплое, почти неощутимое касание губами. - Наверно, потому что я дурак, - радостный трепетный шепот и объятия, чуть теснее прежних. - Да, это в твоем репертуаре, - не без насмешки в багровых глазах проговорила девушка, беря лицо Брагинского в свои маленькие ладошки. - Я люблю тебя. Так что хватит страдать ерундой и спи. Иван весело кивнул, обхватил эти ладошки и опалил горячим дыханием, якобы согревая, а в ответ получил легкий щелчок в лоб. Это была одна из тех тысяч ночей, которая Брагинскому нравилась чуть больше остальных. Гуляя по улицам города, я и не думал, что встречу тебя - равнодушную к окружающему и взирающую совершенно безразлично. А у меня сердце лишь от одного твоего вида готово остановиться. Губы сами собой расплылись в виноватой полуулыбке, а ноги быстрым ходом понесли к тебе ближе. - Прости меня!... Мой голос можно было сравнить с голосом умирающего, но ведь я и так умирал. Все эти дни, не зная о тебе, умирал от волнения, страха и любви. Ты не обернулась ко мне, но остановила шаг. - С чего бы это? Не я твою сестру лапала. - Это произошло случайно. Оля просто... слишком беспечная и не понимает ничего. Извини, Юльхен, пожалуйста. Я очень тебя люблю и не хочу терять. Никогда. Умоляю, только не молчи. Милая моя Юльхен, подари мне хоть один свой взор. - Ты идиот, понял? И... спасибо. Она бросилась ко мне с измученным взглядом, крепко прижалась и уткнулась лбом в плечо, часто-часто вздыхая. - Кто угодно, лишь бы только твой. И все было слишком сумбурно и сводило с ума, чтобы трезво описать. Помню только твои рваные, властные поцелуи до последнего вздоха в темном уголке переулка и тихое, радостное "да", когда я все же уловил твою цепко хватающуюся за меня ручку и одел то самое колечко на безымянный палец. Я счастлив. И верю, что и ты, моя любимая, моя обожаемая Юльхен, тоже счастлива.