Я никогда тебе не достанусь

      — Ты думаешь, я достанусь тебе? Ты никогда, никогда меня не получишь, слышишь?       Он смеялся мне в лицо. Голубые глаза стали совсем темными от злости, волосы растрепались и небрежно лежали на плечах. Его трясло.       Как я мог так глупо выдать себя! Как можно было так облажаться?! Это все проклятая вечеринка и алкоголь, я и сейчас с трудом представляю ход событий, который привел к этому.       Мы были в баре. Очередная вечеринка, организованная для всех своих, работающих над «Александром». Жаркая марокканская ночь и алкоголь сделали свое дело — он флиртовал со мной. Все шло как надо, по крайней мере, мне так казалось. За время съемок мы стали близки, как это может быть между людьми, которые хотят стать любовниками. Он даже рассказал мне о своей бывшей, и о том, каким тяжелым было расставание, и еще много чего личного. На этой вечеринке все шло, как должно было, и вот когда мы оказались наедине в нашем номере, и я попытался его поцеловать, он как с цепи сорвался.       — Нет, Колин, этого не будет, ты меня не за того принимаешь! — он убежал от меня в другой конец комнаты.       — Что, я не слишком хорош для тебя? Ты трахаешься только с такими, как твой обожаемый Мэтт, с которым ты постоянно переписываешься, целыми днями не выпуская из рук телефон. Думаешь, я не замечал? — Боже, зачем я все это говорю.       — Да что ты вообще можешь знать о Мэтте и о моих отношениях с ним? И с кем я не трахаюсь точно, так это с такими, как ты! С подлыми, мерзкими ублюдками, которые трахают все, что шевелится! Я не буду одним из тех, кто дал тебе по пьяни! И, вообще, телок тебе уже мало? Ты на мужиков решил переключиться?       — Значит, ты спишь с ним?       — С кем?       — С гребаным Мэттом, значит, все это не просто слухи!       — Это не твое дело! Ты даже не знаешь его толком, он… Он не такой как ты, он мой друг, а ты просто жалок с этими своими пустыми обвинениями!       Ревность затмила разум. В груди клокотало неистовое чувство несправедливости, хотелось кричать! Почему он говорит все это, что могло произойти за один вечер? У нас никогда не было проблем с общением, мы нравились друг другу, а сейчас этот его гнев, как гром среди ясного неба. Чем я мог его оттолкнуть? Не хватало воздуха, и слова закончились тоже. В голове пульсировала лишь одна мысль: ты будешь моим, чего бы мне это ни стоило! Ты не опрокинешь меня! Никто никогда не опрокидывал!       Я схватил его за руку и развернул к себе.       — Даже не вздумай прикасаться ко мне! — он вырвался.       Боже, еще вчера все было хорошо!       — Объясни мне, объясни, что случилось! — я орал ему в лицо, схватив за плечи. — Не отворачивайся от меня!       — Ничего не случилось, просто я не стану еще одним трофеем в твоей копилке! Думал, я не узнаю о вашем пари. Когда мне сказали, что ты поспорил на меня, я не поверил, но сейчас, когда ты пытаешься так откровенно меня развести, пазл сложился. Ты думал, я настолько набрался, что дам тебе? Ты проиграл пари, придется отдавать долг.       Его слова были как пощечина. Я не заключал никакого пари, и искренне не понимал, откуда у него такая информация. Но судорожно поразмыслив, я начал припоминать один разговор. Это было в день заезда в тренировочный лагерь. Мы стояли с парнями и, как обычно, о чем-то трепались. Но вот на горизонте появился Джаред, поначалу он держался особняком, и, казалось, избегал нашего общения, поэтому, как и над любой белой вороной, парни начали стебаться над ним, отпуская шуточки в основном по поводу ориентации. Но это и понятно, за что еще можно зацепить невероятно привлекательного парня-одиночку? Его красота мало какого оставляла равнодушным, и кто-то сказал, что даже, если он и окажется геем, такого красавчика соблазнить не удастся даже Фарреллу. На что я отшутился, сказав, что парень с такими данными, как у этого рокера, будет лакомым куском даже для закоренелого натурала вроде меня. Но заключать пари на этот счет даже в мыслях не было. Это был обычный пошлый разговор разгоряченных парней вдали от женского общества, не более. Видимо, кто-то расценил мои слова как вызов, да еще и Джареду передал этот бред. Начиная понимать причину его гнева, я попытался объяснить, как все было на самом деле:       — Кто сказал тебе эту хрень? Я никогда не спорил на тебя. Я лишь сказал, что переспать с тобой не отказался бы даже самый убежденный натурал, появись у него такая возможность.       — Да? Это интересно, почему же?       — Ладно тебе, как будто сам не знаешь?       — Не имею понятия, может уже просветишь?       — Ой, да перестать ты! Будто не видишь, как даже женатые мужики не могут порой отвести от тебя глаз? Ты ведь, наверное, с детства знаешь, какое влияние оказываешь на окружающих?       — Ну, может быть мне и легко заставить человека делать то, что нужно мне, но дело лишь в моей способности убеждать, и уж точно не в том, что ты имеешь в виду.       — Боже, эта наивность делает тебя еще более соблазнительным.       — Настолько, что некоторые самоуверенные кретины готовы спорить на секс со мной?       — Я еще раз повторяю, я не спорил на тебя. Ты мне нравишься и, вообще-то, я думал, это взаимно, а какое-то нелепое пари здесь совершенно ни при чем.       — Можешь говорить, что угодно, это ничего не изменит, я не верю тебе.       — А ублюдку, распускающему подобные сплетни, ты почему-то доверяешь на сто процентов.       — Слава обычно идет впереди героя, нет так ли?       — То есть, по-твоему, я настолько извращенный тип, что от нечего делать спорю на то, что перетрахаю всех коллег по работе?       — Я знаю таких людей, как ты, Фаррелл, вы настолько амбициозны, что готовы принять любой вызов, лишь бы доказать свое превосходство в том, что думаете, у вас получается лучше других. А что ты умеешь делать лучше всех, Кол? Можешь не отвечать, мы оба это знаем. У тебя репутация главного трахальщика Голливуда.       — Поэтому проще поверить, что я поспорил на тебя, чтобы потешить свое эго, чем в то, что ты реально меня привлекаешь?       — Я не намерен разбираться во всем этом… Свое решение озвучил — ничьим трофеем становиться не собираюсь. Словом, поищи на вечер кого-нибудь еще.       Несправедливые обвинения рвали душу. Я несколько месяцев искал подход к нему, и сегодняшний вечер должен был сблизить нас, а вместо этого я терял его по вине какого-то хрена, любившего чесать языком.       Джей смотрел на меня с видом разоблачителя, надменная ухмылка играла на губах. Хотелось бесследно стереть ее и желательно поцелуем.       — Мне надо пройтись, — сказал он, направляясь к двери.       Это сейчас я понимаю, что тогда нужно было дать ему уйти, но нет, включился мой гребаный ирландский темперамент, поэтому я остановил его, преграждая путь:       — Останься, мы не договорили.       — Нам не о чем больше говорить. Дай пройти.       Но я держал крепко, меня накрывала волна возбуждения, трудно было смириться с тем, что я не получу то, что уже считал своим по праву — своего Гефестиона. Я сильно притянул его к себе, и, используя последнюю попытку, поцеловал глубоко и настойчиво. На секунду показалось, что он отвечает на поцелуй, и я даже замер, прислушиваясь к ощущениям. Но в следующий миг, он уже со злостью отталкивал меня.       — Я же сказал, ты меня не получишь! — он произнес это медленно, с издевкой, глядя прямо в глаза, наслаждаясь своим отказом и моим отчаянным нежеланием принимать его. Ярость выходила за пределы моего тела, накрывая нас обоих. Он в очередной раз попытался вырваться, и внутри что-то надорвалось.       Я ударил наотмашь, по лицу, сильно. Тыльная сторона ладони загорелась от боли.       — Получу, еще как получу, зазнавшийся ты сукин сын!       Красная пелена гнева, смешанного с вожделением и обидой, заволокла разум. Я схватил его и швырнул на кровать. Он упал, держась руками за лицо, не в силах сопротивляться. Все происходило очень быстро. Когда мои дрожащие пальцы справились с застежкой его ремня, я перевернул его на живот, он уткнулся лицом в подушки, и совершенно неподвижно замер. Стоило мне увидеть белую резинку трусов, торчавшую из-под его джинсов, как у меня моментально встал. Не было сил больше бороться с желанием.       Узкие джинсы стягивались с трудом, поэтому в нетерпении я освободил лишь необходимый для проникновения минимум его тела, и, лаская взглядом девственно белую кожу миниатюрных твердых ягодиц, расстегнул свою ширинку. Полностью накрывая его собой, я лег сверху, горячим членом касаясь прохладной кожи. Руки инстинктивно исследовали его тело, забираясь в самые укромные места под одеждой. Я подготавливал его для себя, теряя последние остатки разума, когда он как бы против воли начал постанывать от настойчивых проникновений моих пальцев. Я был уже готов войти в него, когда расфокусированный взгляд случайно скользнув вверх, зацепился за нечто абсолютно шокирующее. В голове что-то замкнуло, и тошнотворный ком подкатил к горлу. Кровавый след его руки на белоснежной ткани подушки негативом впечатался мне в мозг. В одно мгновение эрекция испарилась. Неужели я ударил так сильно? Неужели он исходит кровью, потому что Я ударил его. По телу побежал электрический разряд, отторгающий кожу. Я отторгал сам себя. «Что я делаю?»       Он не шевелился. Я накрыл его уязвимое тело простыней и встал, оценивая масштабы катастрофы. Алкоголь, это все долбанный алкоголь, долбанная вечеринка, долбанный я! Подняв голову, я увидел, что он смотрит на меня. Нос и губы разбиты, кровь стекает с подбородка по шее. Белая футболка, на груди стала красной. Неужели это сделал я? Никогда не смогу забыть его взгляд, полный отчаянного вызывающего непонимания, взгляд беспощадного, стремительного разочарования.       Не в силах больше осознавать происходящее, я схватил с пола куртку, и на ходу застегивая ширинку, выскочил за дверь.       Пока я спускался в лифте, меня мучил один вопрос: «Что за дьявольщина произошла между нами?» Я не был способен ни на что подобное, никогда. Насилие вообще не мой конек. Как контуженный, я бродил по городу в поисках новой гостиницы, но из-за спутанных мыслей в моей голове долго не мог ничего найти.       Поиски увенчались успехом лишь глубокой ночью. И вот, лежа в кровати пустого гостиничного номера, я безуспешно пытался уснуть. Всякий раз, закрывая глаза, я слышал сдавленные стоны, которые выпытывал из него несколько часов назад. Ворочаясь с боку на бок, я мучился отравляюще болезненной эрекцией. Я думал о нем. Никого никогда я не хотел сильнее, никогда так остро я не чувствовал необходимость присутствия конкретного человека в собственной жизни. Я тосковал, тело отказывалось забывать его изгибы, его запах, его боль. Я кончил, ни разу к себе не прикоснувшись. Гипно-ментальный трах. Встав с кровати, я пошел в душ, делая глоток за глотком из бутылки с виски, которую открыл, когда меня еще не покинула надежда забыться и уснуть, но, опустошив уже большую ее часть, я все еще не мог забыть алый смазанный отпечаток узкой ладони на белой ткани простыней.