***
Когда пошла третья неделя её отсутствия, терпеть голод становилось уже дико сложно. Запах людей, который можно было учуять из-за тончайших стен, манил. Манил отвратительно сильно. Ребенок все так же пронзительно кричал по ночам, не давая спать. Его сладкий, молочный аромат сбивал с толку. Каждый вечер просыпаясь от воплей, пускала слюни в подушку, грызла её, лишь бы не сорваться. Я в этот момент искренне проклинала, что родилась гулем. У человека таких проблем не было. Он мог спокойно сходить в ближайший захолустный магазин и купить что-то поесть. Ему не надо было искать хотя бы маленький, прогнивший кусок человечины на помойке либо охотиться. Охотиться на тех, кто так похож на тебя же. Да, люди наверняка тоже чувствую голод, но он не такой. Из-за голода они не становятся монстрами в прямом смысле этого слова. И не начинают убивать всех подряд, чтобы наесться. А потом сидят и грызут себя изнутри. Потому что каждая смерть на руках, как говорила мама, — это грех, это то, что съедает изнутри, что очерняет. Я не могла себя нормально взять в руки. Какуган не хотел прятаться. Подушка уже почти превратилась в какое-то месиво из перьев и ткани, оттого что её постоянно грызли и трепали. Скоро такому издевательству будет подвержено и одеяло, наверное. Если мама не придет на этой неделе. Нет, я не сорвусь. Надеюсь.***
Я очнулась, только когда уже доедала ребенка на глазах у умирающей от кровопотери матери. У неё была разодрана шея, она прямо на глазах синела, но держалась. По моим лицу и рукам текла кровь, ароматная и такая притягательная, от которой до сих пор шел легкий флер молока. Выплюнув изо рта палец, осмотрела маленькую когда-то уютную комнату. Все было красным: пол, стены, мебель. Кровь стекала всюду, как будто в комнате взорвалась банка с краской. Женщина все ещё похрипывала, рыдая. Я в ужасе отползла к стене. Руки и ноги скользили. О нет. Все-таки сорвалась. — Мама… — всхлипываю, закрывая руками рот. По щекам текут слезы. — Это не я же, не я. Я судорожно укусила свою ладонь, чтобы успокоиться и не начать паниковать. Паникой сейчас никому не помогу. Ни себе, ни уж тем более убитым людям. Что же делать? Нужно здесь прибрать. Убрать женщину в холодильник, чтоб мясо не испортилось — не начало гнить. Надо попытаться смыть всю кровь со стен и пола, либо хотя бы чем-то это прикрыть. Чтобы ненароком люди не поняли раньше времени, что это гуль. И не подняли шороху. Только я более-менее отмыла себя, взяла в руки швабру и набодяжила средство для очищения, как послышался звук разбивающегося стекла. Внутри все похолодело. Все поджилки подобрались. Я зашкерилась в угол комнаты, сжав в руках древко швабры. По ковру тихо и глухо застучали каблуки мужских туфель. Явно дорогих. От этого человека шел легкий аромат мужского одеколона, но не как у людей — они душатся намного интенсивнее. — Intéressant*, — пробормотал мелодичный мужской баритон. Я посильнее вжалась в стену, — и аромат просто чудный. Что? Гуль? Это плохо, это очень плохо. А если он настроен отрицательно к другим сородичам? А если это его территория? — Морико должна быть в этом доме, — стук каблуков раздался ближе. Мужчина шумно вдохнул. — Знакомый запах. Он аккуратно открыл дверь ванной, в которой я сидела. Мужчина выглядел прекрасно. У него были невероятные пурпурные волосы, зализанные назад. Изысканный классический костюм сидел просто великолепно, будто мужчина выплыл из сказки про рыцаря и принцессу. А круглые очки скрывали золотистые, выразительные глаза. — Я нашел тебя, принцесса, — он улыбнулся посмотрев прямо на меня. А по позвоночнику у меня прошел холодок. Это было слишком быстро.***
После того, как я приняла душ и переоделась в чуть большое для меня платье, которое Мирумо-сама, как он представился, нашел в шкафу у женщины, он посадил меня в машину и наказал сидеть там. На водительском месте сидел высокий статный брюнет. Он лишь спокойно окинул меня взглядом и также продолжил смотреть на дорогу. У меня мозги ехали набекрень. Я не понимала, что вообще произошло за этот день. Все не просто неожиданно, все слишком странно. Что вообще произошло? Почему Мирумо-сама оказался в нашем доме? Откуда он знает маму? Откуда он узнал, где мы живем? Что произошло с мамой? — Ничего не понимаю… — я схватилась за волосы, оттянув их, чтобы было просто неприятно и боль немного почистила черепушку от бессмысленных мыслей. Впереди что-то зашуршало. Резко поднимаю голову и глазами встречаюсь с водителем. Он тихо усмехается, протянув в мою сторону руку. Удивленно таращусь на неё, когда гуль треплет мои волосы. — Удивительный цвет. — А как вас зовут? — спрашиваю, смущенно улыбнувшись. Да, волосы у меня такого же цвета как и у мамы — кроваво-красные. Только более короткие и не такие мягкие. Зато на них кровь вообще не видно. — Маиро, — он коротко представляется, ставя локоть правой руки на спинку кресла. — Маиро-сан, а откуда вообще Мирумо-сама знает маму? — водитель пожал плечами. — Не знаю, тебе стоит об этом спросить у самого Господина, — Маиро отвернулся обратно, улыбнувшись мне напоследок. И отвернулся, обратно уставившись на дорогу. — И называй просто Маиро, я лишь слуга в доме Цукиям. Но сидели мы в тишине не так уж и долго. В скором времени вернулся Мирумо-сама, неся в руках какое-то небольшое украшение. Это была мамина любимая заколка, которой она часто собирала свои длинные волосы. Украшение представляло из себя небольшие крылышки из серебра, отдаленно похожие на ангельские. Она так любила это украшение и часто говорила, что именно его ей подарил отец, когда они только начали встречаться. Она вообще много о нем говорила, но исключительно хорошее. — Прежде чем ты, Rose, начнешь задавать вопросы, — гуль посмотрел на меня пристально, блеснув стеклами круглых очков и положив заколку в кармашек пиджака, — поговорим у меня в особняке. Я сглотнула и кивнула, уставившись на пейзаж за стеклом. Токио как и всегда был просто большим муравейником. Излишне ярким и вырвиглазным. Подростки одевались безвкусно, нацепляя на себя побольше неоновых и красочных вещей и украшений. Я аж скривилась, когда увидела их в толпе. Даже для меня, которая слишком часто ходила в обносках и потертой, старой одежде, такой стиль был крайне непонятен, абсурден. Ехали мы долго, такое ощущение, что вообще выехали за пределы города. К тому же умудрились застрять в пробке. Мирумо-сама о чем-то непонятном разговаривал по телефону. Маиро просто сосредоточенно вел машину. А я не могла оторваться от пейзажа за окном и своих же мыслей. У меня не было идей, какие же вопросы задать моему похитителю. Или же спасителю. Как правильно его называть — не знаю.***
Мне в роскошном особняке было неуютно. Тут оказалось слишком «вау» для такой как я. Для такой оборванки. Роскошный зал с дорогой мебелью, красивые растения в горшках, картины, — все привлекало взгляд. Всё хотелось, как сороке, потрогать, посмотреть, но совесть не позволяла. Все-таки не мое. Мирумо-сама посадил меня на небольшой диванчик и попросил подождать. Я только хотела открыть рот, чтоб задать пару вопросов, но меня вмиг осадила его сладкая, но жутковатая улыбка. Хозяин дома сложил ногу на ногу и сложил руки в замок, положив их на колено. Выглядел он в этот момент реально величественно и невероятно роскошно. Гуль идеально вписывался в интерьер своего дома. Как бы глупо это не звучало. И как бы это не сравнивало хозяина с мебелью. — Мирумо, ты зачем меня звал? — неожиданно прозвучал низкий, скрипучий голос, на который я моментально повернула голову. В зал зашел невероятно высокий, где-то под два метра ростом, худощавый гуль с активным какуганом. У него были длиннющие, собранные в низкий хвост волосы, черного с сероватым оттенком цвета. — Смотри кого нашел, Такуо, — Мирумо-сама легко улыбнулся. Гуль сел рядом с хозяином особняка и пристально уставился на меня. Да так пристально, что у меня начали ползти по спине мурашки и потихоньку вставать дыбом волосы по всему телу. Такое ощущение, что и на голове они просто наплюют на все законы гравитации и встанут колом. — Никого не напоминает? Я нервно уткнулась взглядом в пол, сжав в руках подол недорогого, голубоватого платья.