Прекрасная партизанка

— А что было дальше? — девушка, лет шестнадцати, взволнованно ждала продолжения истории, покусывая уголки губ. — Что с Ольгой?       На дворе был тысяча девятьсот девяностый год. Солнце за окном светило во всю, согревая большого, рыжего кота, лежавшего на подоконнике. С улицы доносился гул, дети на детской площадке играли, смеялись, что-то друг другу рассказывали.       Прямо напротив девушки, в уютном кресле сидела пожилая женщина, с короткими, седыми волосами. В уголках ее глаз собрались слезы, которые она тут же утерла платочком и улыбнулась, складывая морщинистые руки на колени. В ее взгляде собралось все, что только можно — горе от утрат, радость к жизни, забота о внуках, любовь к ближним, опыт прожитых лет. Этот взгляд, не смотря ни на что, был полон жизни, как тогда, сорок пять лет назад. — Бабушка? — Она умерла под вечер, — вздохнув, ответила она, чувствуя, как руки начинают подрагивать от нахлынувших воспоминаний, которые так давно никто не трогал. — Я помню, как она плакала и долго-долго признавалась в любви полковнику. Сжимала мою руку, и раз за разом повторяла «я люблю вас, люблю». — Пелагея снова вытерла подступающие слезы, а затем поджала дрожащие губы, делая глубокий вдох. — Мы никого больше не нашли, просто пошли вперед, ночевали то в лесу, то в заброшенных деревнях, то к людям выходили. — А что было после того, как закончилась война? Расскажи мне, бабушка, пожалуйста, что вы с дедушкой чувствовали? — просила девочка, сползая с дивана на пол, подползая к бабушкиному креслу, укладывая ручки на ее колени, внимательно заглядывая в ее глаза, полные слез, снизу вверх. — Это описать невозможно, — рассказывала она, внезапно улыбнувшись. — Восторг! Мы к тому времени уже вернулись в Москву. Как будто чувствовали. Пестро цвели яблони, повсюду витал какой-то необыкновенный аромат. Я тогда всю ночь была в театре, готовилась к выступлению, когда в главный вход, весь запыхавшийся, влетел Володя, он тоже работал в театре. Было четыре часа утра, а он как закричит на весь зал «Война закончилась!» Было очень радостно, но сразу даже не поверилось, хоть и ноги сами по себе начали танцевать. А потом я первым делом побежала к маме, чтобы сообщить, но весь дом уже знал, все включили музыку, танцевали, обнимались. Город встал очень рано. Полковник, дедушка твой, приехал в семь часов утра, и весь день мы с ним не могли нацеловаться и наобниматься. Плакали. Весь город купался в эмоциях, кто-то радовался, а кто-то плакал, узнавая о том, что их родные не застали этот день, все делили счастье друг с другом, кидали вверх шляпы, кричали «Ура!». Все не оставили этот день, который, казался какой-то мечтой. Просто не верилось, казалось, что сейчас будет пробуждение, снова под небом в лесу, но его не было. Были только бесконечные слезы, песни, объятья, танцы. И предложение мне сделал Дима в тот же день, но смогли мы расписаться только через неделю, очереди были просто огромные. Салют был большой, красивый, гуляли всю ночь, а на следующий день обессиленные спали, а потом снова не могли нарадоваться. Большой был день, — улыбка не сходила с лица, и вновь эти слезы, но уже по другой причине. — Послевоенные годы были тяжелые, но я была счастлива. Помню, как-то устроили большое застолье, ели яблочные пироги, пили чай, я сахар ложками кушала, казалось, что отнимут. Помню, как наслаждалась чистой одеждой, стирала ее несколько раз в день, чтобы порошком пахла. Мясо есть долго не могла, отвращение было, а дедушка ружье в руки не брал, руки постоянно мыл, казалось ему, что в крови они, — замечая, как внучка еле сдерживает слезы, Пелагея улыбнулась, ласково погладив девочку по светлой голове. — Но теперь-то все хорошо. — Да! — воскликнула он, вставая с пола, присаживаясь на край кресла и тут же падая в объятья бабушки, с наслаждением вдыхая запах лимона и порошка, которым пахла ее кофта. — Мама, Настя! Все готово, дедушка уже в машину спустился, только вас все и ждут! — откуда-то из коридора раздался приятный женский голос. — Мы идем, мам! — девочка тут же отпрянула от бабушки, напоследок целуя ее в щеку. — Пойдем скорее, а то дедушка сейчас опять ворчать будет, что мы долго собираемся. Тебе очень понравится, папа сделал на даче новую беседку. — Уже встаю, — с улыбкой ответила Пелагея, целуя внучку в лоб. — А ты иди пока, возьми кофту Никиты, а то мама, наверное, опять забыла. Вечером на даче станет прохладно. — Хорошо, бабушка! — Настя вскочила с кресла и с радостной улыбкой убежала в соседнюю комнату.       Это было лето. Этот день был жизнью. День, когда большая семья собирается вместе, и сын, и дочь, и внуки, и все-все, когда собираются за большим столом, когда на улице тепло и уютно, когда пахнет цветами и фруктами, когда играет музыка, и все смеются. Как обещал полковник в тот далекий вечер, они вернулись в жизнь, в самую настоящую, когда для счастья нужны люди, находящиеся рядом.

***

      Когда долгий путь изнурял, уже было все равно где ты, что тебя окружает, какая погода. Не волновал завтрашний день, ведь его просто могло не быть. Жизнь, такая, какая она была сейчас — плохая, ухабистая, голодная и холодная, казалась тем самым эдемом, который она так давно искала. Эдем рядом с ним.       Стаскивая с ног сапоги, наступая на мягкую, еще влажную от росы траву, она улыбалась во весь рот и ждала, пока полковник завяжет крючок на самодельной удочке. Золотистое, теплое солнце лениво выползало из-за горизонта, ласково целуя щеки партизанки и голые плечики. Где-то среди деревьев громко заливались щебетом самые разные птицы, вызывая пением приятные мурашки на коже. А впереди бескрайнее, зеленое поле, из которого выпрыгивают стрекочущие кузнечики, и вылетают самые обыкновенные бабочки. Жизнь в простом, жизнь в улыбке и в крике той стае птиц, которая аккуратным, маленьким клином летит по бесконечному, голубому небу. — Мы счастливы? — внезапно спросила она, поворачиваясь к мужчине, обнимая себя руками за плечи, склоняя голову на бок. — Счастливы? Не смотря на то, что живем в полу сгоревшей деревне одни, ходим каждое утро рыбачить на озеро, вытягивая в итоге одну маленькую рыбешку, и пьем дождевую воду. Ты счастлив, что больше не прячешься в подполье, что не стреляешь и не убиваешь?       Полковник долго молчал, прищурившись от солнца, которое било прямо в глаза, до тех пор, пока партизанка не встала напротив него, загораживая яркий свет. — А мне больше ничего и не надо, — ответил полковник, улыбаясь в ответ. – Ты, рыба и дождь.       Он обхватил девушку за талию и быстро притянул к себе, от чего она заливисто рассмеялась, обнимая его обеими руками. — Сегодня ты не полковник, — прошептала Пелагея, снимая с его головы фуражку, коротко и быстро целуя в губы. — Сегодня ты просто Дима. — А ты не партизанка, — в ответ сказал Дима, точно также целуя девушку и вновь не сдерживая улыбки. — Просто Поля.       И казалось бы, что некогда быть счастливым, когда повсюду в это мгновение умирали люди. Но так хотелось в самые плохие моменты не становиться черствым, а вспоминать о жизни. И быть хоть ненадолго живым и счастливым. Быть просто Полей и Димой.