Не ходите, дети, в Африку!

Миша, конечно, предполагал, что поездочка кончится каким-нибудь кошмаром, но не ожидал, что с него она еще и начнется. Даже не в самолете, а с самого аэропорта. Миша вообще верил в судьбу, и, когда не замечать ее настойчивые знаки стало совершенно невозможно, малодушно понял: надо сваливать! Но в пять утра любой может слегка стормозить, и не особенно расторопный Миша голоса интуиции не послушал. Потому что порядочный очень, нельзя фирму подставлять, его на халяву на море отправили, а он, как трус последний, сбежать хочет. Ну, рядом с Морозовым любому некомфортно стало бы, это точно. Лидочка вот и ушла из фирмы, как он там появился, и Петька уволился после корпоратива, а ему, Мишке, как всегда проверка на прочность по полной программе... В самолете стало совсем хреново. Миша как мог отвлекался мыслями о работе, даже достал блокнот и старательно придумывал эпитеты "комфортабельному перелету". Получалось не очень, его постоянно пихали и совали под нос бутылки, в ушах звенело от нестройного хора преждевременно ностальгирующих пассажиров, а испорченное настроение наотрез отказывалось подстраиваться под всеобщий позитивный настрой. Так что врать не получалось. Еще и Морозов. Он летал первый раз и одной рукой крепко прижимал к груди бутылку Мартена из дьюти фри, а другой обнимал Мишку за плечи. Мишка смиренно переносил его общество, в надежде, что Морозов чуть выпьет, успокоится и перестанет хватать его тяжелыми боксерскими лапищами, но не тут-то было. Хреново оказалось не только Морозову, но и всем остальным пассажирам, вырвавшимся из аэропорта в воздушное пространство. Все как могли боролись со своими фобиями. По салону гуляли и танцевали, в сортире курили и запирались парочками, а бухло лилось рекой. Так что к неадекватному Морозову добавился весь рейс, и это был уже слегка перебор. Миша просто хотел, чтобы все поскорее кончилось. Он не разделял общего веселья. Ему было стыдно за соотечественников. Перед кем стыдно - не ясно, рейс был чисто русским, но в нем буквально вопила совесть нации. Нельзя так, граждане, - вякнул было он, но Морозов уже тянулся чокаться бутылкой с пассажирами соседнего ряда и Мишку притерло в сиденье его мощной грудью. Уволюсь! - Запоздало решил он. - Гори оно все огнем! Морозов опять запел, несколько рядов подхватили, стюардесса радостно выглянула из-за синей занавесочки. Мишка вырвал у Морозова бутылку, с отчаянием самоубийцы сделал глоток, потом, задыхаясь, согнулся пополам. Отдышавшись, затих. Перед глазами проносилась его простая и безмятежная жизнь... Ну та, какой она была до того, как все пошло наперекосяк. Миша работал в рекламном агентстве. Ему нравилась его работа. Придумывать слоганы для красочных проспектов у него получалось лучше всего. Весь предыдущий год он сочинял завлекалки для сайтов туроператора, чтобы люди покупали отдых и впечатления, становились счастливыми и приезжали отдохнувшими. Он помогал им сделать правильный выбор, в каком-то смысле жил чужими путешествиями и предвкушениями. Сам пока ни разу нигде не был, как-то не решался, пока его чуть ли не насильно отправили в эту командировку. Мол, за выдающиеся заслуги двух самых продуктивных сотрудников. Видимо, представительные пьянки Морозова с какими-то важными дядями принесли фирме столько же пользы, как годы Мишиного трудолюбия. Заодно, мол, получат живые впечатления и на конкурсной основе представят их начальству в виде новых проспектов. То есть, проспект ожидался от Миши, но это же такие мелочи! Можно было даже подружек взять, хоть и за свой счет. Только вот очередная Мишина "девушка-на-вырост", как называла их его мама, ушла, как обычно, к более перспективному-активному, расставшись с Мишей друзьями. А Морозов вообще сказал: "нафиг тащить с собой то, что можно найти на месте?" и пообещал Мише настоящие курортные приключения. А Миша радовался, представляя романтические пальмовые закаты на палубе пятизвездочного лайнера, загорелого себя в обществе пышногрудой блондинки с тонкой душевной организацией, которая будет понимать его с полуслова... Это потом Миша придет к выводу о высшей справедливости. Что ему было предначертано испытать на себе то, что он выдавал другим как "незабываемые круизы". Но поначалу он засмущался и обрадовался - от природы скромный, Миша никогда бы не решился поверить в то, что на самом деле является хорошим сотрудником. Вот только... Морозов работал в фирме всего пару месяцев. Что он делал - никто толком не понимал, потому что он был везде и сразу. Как они вообще раньше без Морозова обходились? Его появление было равнозначно взрыву, после которого во вселенной зародилась жизнь. Он участвовал в чем только можно: сидел в кабинете своего дяди-директора, лез в бухгалтерию, постоянно договаривался с агентствами, тискал менеджеров и уже успел организовать два корпоратива. Дядя, кстати, быстро ретировался и больше на фирме не появлялся. Его все устраивало, Морозова тоже, и вообще всех в принципе устраивало, кроме Лидочки, Петьки и теперь Мишки, если не считать других возможных жертв, которые замалчивали неудобства. Он, правда, сам не знал, что именно было не так в Александре Сергеевиче Морозове, просто его было слишком много, как вот сейчас, когда он опять полез пить на брудершафт с соседями по рейсу, и Мишке снова пришлось дышать сквозь Морозовский свитер. Спасибо хоть, пахло еще нормально, несмотря на пол-утра в аэропорту - слегка свежестью одеколона, примесью сигарет и еще навязчивым запахом коньяка, которым несло вообще ото всего вокруг. Когда самолет приземлился, Миша зааплодировал первым. Он был почти счастлив в блаженном неведении предстоящего кошмара. На сорокоградусной жаре пьяного в хлам Морозова разморило. Пришлось тащить его за руку, как ребенка, и постоянно следить, чтобы не отстал и не напакостил. В очереди за визовой печатью Миша все-таки потерял бдительность, и подлый Морозов тут же куда-то делся. Миша в ужасе побежал к загороженному выходу на летное поле, подозревая самое худшее, но боковым зрением успел заметить заварушку у сортиров. Морозов невнятно, но очень шумно втирал местному секьюрити, что он белый человек и может курить, где хочет и никакая сраная обезьяна ему не помешает. К счастью для всех участников, охранники по-русски говорили плохо и не смогли по-полной оценить расистский смысл высказываний пьяного Морозова. Когда все процедуры остались позади, и туристов погрузили в микроавтобусы, Морозов неожиданно притих. А пока их довезли до отеля и вовсе поник и ни на что не реагировал. Миша самостоятельно выгрузил их нехитрый багаж, но с коллегой справиться сразу у него не получилось. Сначала он его звал, потом толкал, пару раз даже пнул, все безрезультатно. Низко опустив голову между колен, разморенный жарой и коньяком, Александр Сергеевич даже не пытался открывать глаза. Когда нервы не выдержали, Миша просто заорал Морозову на ухо все известные матюги с требованием немедленно вытащить свою жопу из автобуса и довести ее до номера. Морозов безропотно встал, вышел, взял в руки обе их сумки и пошел прямиком в отель. Миша выдохнул и вытер пот со лба. Он снова решил, что самое сложное позади. И снова ошибся. Рядом со стойкой ресепшна Александр Сергеевич впал в прострацию, но уже хотя бы стоя и с открытыми глазами. Он даже почти осмысленно отреагировал на просьбу расписаться. Но сделать это за него все равно пришлось Мише. И прямо во время сего действа Миша почувствовал, как его плечо, бок и бедро окатило чем-то тепленьким. Он не сразу понял, что это. А когда понял, отпрыгнул на три метра, и на освободившееся место хлынула новая волна Мартена. Немного придя в себя, Морозов прислонился к стойке и тяжелым взглядом впился в администраторшу. Она как по волшебству перестала мучить их формальностями и вручила ключи. Миша потянул Морозова вслед за носильщиком. Он больше ни на что не надеялся. Потому что чудес в жизни не бывает. Только не для него. А за исключения придется заплатить вдесятеро... Миша даже не удивился, что в номере стояла только одна большая кровать. Автопилот Морозова отключился как раз перед ней, и Миша ничего не успел сделать - кровать оказалась занята. Несчастный турист в сердцах пнул спортивную сумку коллеги и упал в кресло передохнуть. Но быстро понял, что для ночевки кресло никак не сгодится. Плевать на Морозова. Будет требовать справедливости, когда тот придет в себя. А пока, так и быть, потерпит рядом с собой упитое тело. Мысль скинуть Морозова на пол Миша отмел, в очередной раз погрустив о собственном великодушии. То есть, на самом деле он попытался для начала, но Морозов превосходил его в весовой категории и у Миши ничего не вышло, так что великодушию ничего не оставалось, как взять верх над зовом справедливости. Миша махнул рукой, замочил свои заплеванные вещи в раковине и пошел изучать окрестности. Хваленое море на него впечатления особого не произвело. Как-то Миша ожидал большего, а тяжелый день лишил его всякой непосредственной радости. Он немного потоптался по песку, намочил ноги, но купаться не решился. Да и вообще, чертов Морозов все испортил. А было бы здорово посмотреть на его реакцию! Говорили, что мажористый племянник ни разу никуда не выбирался, так же как и Миша. И раз уж они приехали вместе по долгу службы, Миша в глубине души надеялся, что в Морозове есть что-то человеческое, и они вместе разделят радость от впервые увиденного побережья. Но с отелем для ночевки перед круизом не очень повезло: загороженный участок берега был совсем узким и совершенно не впечатляющим. Миша тяжко вздохнул и пошел обратно в номер. Уже перед сном он понял, что неприятный запах довольно настойчиво мешает расслабиться, и, выбрав меньшее из зол, решил снять с Морозова особо вонючие вещи, изолировав их в отдельном пакете. С трудом разделавшись с джинсами он твердо решил требовать повышения зарплаты. Потом стащил с Морозова футболку и утвердился в необходимости премии. Но после душа (раздевать коллегу было похлеще фитнесса - Миша вспотел с головы до ног и пришлось освежиться) вернул себе привычный благостный оптимизм и решил подойти к делу с юмором. Уж это он умеет, не зря его рекламные памфлеты так хорошо ценились, что дирекция расщедрилась на этот круиз, хоть и по копеечной горячей путевке. Миша встал посреди комнаты, мстительно оглядывая свою будущую жертву. Морозов дрых, лежа на животе, смешно приоткрыв полные, будто после модной подкачки, губы. Сфотографировать его таким, что ли? Нет, низковато. Да и про мартен не смешно выйдет. А уж про то, как он окатил этим мартеном Мишу вообще позорно вспоминать. Если уж высмеивать такого альфа-самца, как Александр Сергеевич, то придумать надо что-то особенное. Например, поставить бы под сомнение его любовные подвиги, которыми он был знаменит на весь офис. Ходили легенды, якобы Морозов в любом состоянии способен удовлетворить требования любой латентной нимфоманки из бухгалтерии. Или директрисы конкурирующей компании. Или вообще удовлетворить кого угодно, хоть Лидочку, хоть Петьку. Тут, конечно, никто подробностей не знал, но не зря же они уволились так скоро, дыма-то без огня не бывает! Но глядя на беспомощно развалившееся тело, Миша был абсолютно уверен, что слухи о сексуальном терроризме Морозова сильно преувеличены. В таком состоянии не до секса, будь ты хоть трижды альфа-самец. Миша представил, как будет рассказывать мучимому похмельем Александру Сергеевичу о его неудачных попытках приставать к Мишке. Типа с пьяни перепутал ориентацию, умора, а потом и вовсе только на пассивную роль и сгодился. Ну, то есть сгодился бы, если б не Мишкина брезгливость, тут еще тонкий момент бы провернуть, вроде как Миша шутит, да не совсем. А сгорающий от стыда Морозов будет гадать, что он имел в виду. Так, успокоенный меркантильными мыслями о возмездии, Миша провалился в тяжелую усталую дремоту. Но среди ночи он вдруг обнаружил, что упитое тело проявляет активность, и от него неслабо веет жаром. Миша сонно отодвинулся, но на него закинули ногу. Перевернулся на живот к краю кровати, и внезапно проснулся окончательно, потому что Морозов во сне закинул на него все остальные довольно увесистые части тела. Несколько раз брыкнувшись, Миша стал паниковать. Ему отчаянно не хватало воздуха, а зажатым легким не удавалось вдохнуть как следует. Из последних сил Миша все-таки стукнул навалившуюся тушу локтем и почувствовал облегчение. Но ненадолго. - Не, ну ты че... - Обиженно выдохнул Морозов и навалился снова. Миша еще раз припомнил свой матерный запас. Но огромная ладонь предусмотрительно закрыла ему рот. То, что произошло дальше, не могло привидеться Мише Стрелкину и в страшном сне. Что-то ласково нашептывая ему перегаром на ухо, Морозов, не замечая отчаянного сопротивления, легко стащил свободной рукой трусы, дальше помогая себе ногой. Потом втиснулся между судорожно сжимаемых коленей и навалился во всю силу, тыкаясь Мише в зад. После пары минут нерешительных попыток, Мишу обругали за "неготовность" и обслюнявили, растерев где надо пальцами. Миша змеей пополз вперед, уменьшая дискомфортный контакт, грозивший перейти в прямое проникновение. Но вскоре он уперся головой в стену и окончательно понял, что некоторые вещи просто должны произойти. Судьба такая. Чему быть - того не миновать. И сдался. Зажмурился что было сил и попытался философски и со смирением принять "разрушительный фаллос бытия", который в его случае принял слишком буквальную форму. Морозов перестал зажимать ему рот и теперь основательно разминал задницу. А потом прицелился окончательно, но у Миши открылось второе дыхание, он с ужасом осознал, что на его глазах оживают офисные легенды, и если верить им до конца, то Морозов не прикалывается, а будет его трахать. До смерти. Пока не прокричат петухи на рассвете, если Миша их еще расслышит. Но тут мелькнула мысль, что в пустыне петухи не водятся, а Миша обречен. Так что из последних сил он двинулся вбок и вывернул голову, отчаянно дрыгая ногами под горячим тяжелым телом, но в результате только стал задыхаться в подушку под неловко выставленным локтем. Судорожно борясь с асфиксией он даже не сразу понял, что произошло, просто воздуха не хватало, и пришлось вывернуться обратно, иначе единственная премия, которой он удостоится, будет носить имя Дарвина. И только вдохнув сладостного кислорода, заметил раздирающую переполненность в заду, а потом Морозов над ним качнулся, всадил членом по новой и стало уже окончательно ясно, что Мишу во всю пидорасят. А он ничего не может с этим поделать. Только метаться под Морозовым, скулить в подушку и терпеть, пока экзекуция кончится. Зажиматься было бесполезно, его долбило по живому железобетонным снарядом, вырываться - чревато, Морозов то и дело пристраивался под новым углом, а Миша замирал со страшной мыслью, что на этот раз его пришпилит насквозь, и чтобы облегчить мучения, стал подстраиваться под ритм, качаясь вперед-назад, но его все равно настигало, глушило, опаляя огнем по позвоночнику. Миша не заметил, как стал подмахивать уже бессознательно, притираясь зажатым к влажным простыням членом, спеша приблизить трепещущую волну, незаметно подобравшуюся к нему вплотную сквозь пелену боли. Потом он вскрикнул, обмяк, его затопило жаром, он забился, как под напряжением, но когда кое-как пришел в себя, понял, что все только начинается. Зад уже заметно онемел и фрикций не чувствовал, зато долбило изнутри по-прежнему. Отдышавшись, Миша расслабился, послушно поддаваясь общему направлению. Морозов приподнял его под животом, провел рукой в пах, нащупал Мишин член, сжал его, потом убрал руку и неловко запихал под Мишу подушку. Миша тут же устроился поудобнее, расставив ноги пошире. Но его влупили по пояснице и пришлось выгнуться. Он застонал. Его трепали резиновой куклой, смачно хлопая по ягодицам. Снова накатило, Морозов протиснулся и двинул рукой, теребя в кулаке его яйца, и Миша не стал сопротивляться, когда очередная волна окатила его электрической дрожью с головы до ног. Очнулся он уже в новой позе, на этот раз Морозов перевернул его на спину, стащил за ноги с кровати и пристроился на коленях с пола. Миша снова поймал ритм и стал подмахивать, потеряв надежду, что это вообще когда-нибудь кончится. Морозов что-то пробурчал и закинул Мишины ноги себе на плечи. Миша ойкнул, схватив Морозова за локти, он снова был потным, колени упирались в грудь, член зажало между телами, ноги ломило неожиданной растяжкой, и все это неумолимо вело его к очередной казни. Миша уже хотел было закричать, что больше не может, у него уже нет сил еще раз кончить, но воздух вырывался из легких хриплыми толчками, и Миша бился под напряжением, а его снова и снова долбило, пробивая искрами до печенок. - Бля, после бухла всегда так долго, - про себя пожаловался Морозов, в очередной раз стаскивая Мишу в новое положение. - Бля, - автоматически поддержал Миша, но с места не двинулся. Морозов за ноги подтащил его к центру кровати, залез сверху и перед Мишиным лицом замаячил в темноте огромный рельефный половой хуй и густо заросшие яйца. Потом его собственный член затянуло в жаркую тесноту и он задохнулся в ударившем в нос терпком аромате. Внезапно сосать перестали, и Миша разочарованно открыл глаза. - Ну че ты, давай, а то никогда не кончу. Сквозь затопивший его жаркий кошмар пробился тонкий лучик надежды. Миша даже не заметил, как потянулся губами к тыкающейся ему в подбородок головке и, пытаясь в то же время толкаться в горячий рот, попробовал в том же духе засосать, но чуть не захлебнулся. От нежной сочной кожи отчетливо пахнуло задницей. Мише уже было все равно. Он должен это сделать, чего бы оно не стоило. Он должен... Когда-нибудь он же должен кончить! Но Морозов снова отстранился, перекатываясь вместе с Мишей на кровати так, что он вдруг оказался лежать поверх горячей волосатой груди. Подчиняясь направляющим рукам, он приподнял зад, насаживаясь на всю длину огромного Морозовского члена, чувствуя, как проходит и растягивает его каждая рельефная венка, как тыкается в растерзанную промежность каждый топорщащийся волосок, и как его собственный член сладко и невыносимо зажимает, когда он без сил падает Морозову на грудь, а тот двигает бедрами, подбрасывая Мишу на себе. Он дышит Морозову в шею, чувствует на губах соленый вкус его взмокшего тела смешанный с коньячными парами перегара, тыкается теснее, насаживается острее, и, наконец, кончает, ставя новый личный рекорд за эту ночь. Очнулся Миша от грохота в ушах, ему показалось, что он жарится в собственном соку на раскаленной гудящей сковородке, которую ритмично сотрясает ударами пульса. Потом мир покачнулся, с жаркой влажной груди Миша выпал на кровать, а Морозов повернулся на бок и удовлетворенно засопел Миша полежал какое-то время, соображая, жив он или не очень. Когда разочарованно понял, что дышит, хоть и рвано, но от каждого вздоха болезненно тянет в разных местах, а по телу разбегаются всполохи посторгазменной сладости, начал потихоньку придумывать быстрый и действенный способ самоубийства. Потом жалость к себе пересилила, он мысленно перебирал предметы интерьера, которыми можно было бы раскроить Морозову череп. Представил, как делает это со всеми подробностями, но когда, наконец, почти добился видимых гипотетических результатов, вынырнул из муторной дремы. Из окна, пронизывая медленное утро, сюрреалистично донеслось переливчатое завывание. Низкий мужской голос пел на всю религиозную округу, потом эхо стихло, и мир замер перед пробуждением. Миша снова подумал о суициде. Но Морозов пошевелился во сне, и Миша вскочил с кровати, как ошпаренный. То есть, хотел было вскочить, но ватные ноги подвели, и он неловко рухнул на пол. Кое как поднялся на четвереньки, упираясь лбом в ковролин, и пополз в сторону ванной. Зад полыхал напалмом. Каждый шажок мучительно натягивал все потрепанные части тела. Проползая мимо мини-бара, Миша поднял голову, привстал на колени и среди мерзавчиков нащупал маленький контейнер для льда. Вместо льда там была прохладная водичка, которую Миша попытался побрызгать себе между полупопиц, но, боясь дотронуться и найти под пальцами нечто страшное, промахнулся. Шальной мыслью мелькнуло запихать в горящую задницу одну из маленьких охлажденных бутылочек, но взгляд скользнул по алюминиевой банке с пивом и Миша, содрогнувшись, захлопнул холодильник. Потом долго сидел в ванной, поливаясь холодной водой. Замерз, но шевелиться было лениво, напала странная апатия. Все стало казаться страшным сном. Это хитрый мозг отчаянно придумывал способы вернуть Мишу к жизни, и строил иллюзии, будто ничего на самом деле не было. Ничего такого уж прям страшного, чтобы убиваться в расцвете сил. Про извращенное удовольствие внутренний голос тактично не упоминал. Если уж превращать все в иллюзию, значит, не было совсем ничего. Миша скептично хмыкнул. А если и было, - нехотя согласился внутренний голос, то оптимизм все равно на первом месте! Как говорится, даже если вас съели, всегда остается два выхода. Миша пока не видел ни одного, но к голосу разума прислушался. Деваться в чужой стране все равно некуда. Вылез из ванной, оделся кое-как, доковылял до кресла и попытался устроиться в неудобной позе, стараясь не смотреть в сторону кровати. Застонал, ошпарив зад о жесткую сидушку, попробовал улечься поперек кресла животом, потом задрал ноги и все-таки улегся. За окном все ярче занимался южный рассвет. Оптимистичный внутренний голос посоветовал чуть подождать мудреное утро, мол, может все еще устроится самым благоприятным образом, пожелал Мише приятных снов и отключился.