На берегу

      С пустынного, девственно чистого берега бесконечной реки, убегающей потоком за горизонт, открывается потрясающий вид, как в рассветные часы, так и в закатные. Солнце встаёт и садится постоянно, день изо дня оно не меняет своей оси, остаётся недвижимо. Другое дело, что берег никогда не останавливается. Но если тебе только и стоит, что повернуть голову в другую сторону — почему бы не видеть восходы и закаты вечно?       Впрочем, согласитесь, что толку смотреть на далёкое холодное солнце и не ощущать рядом живого тепла, не слышать чужого ровного дыхания? Так пропадает вся красота, исчезает всякое очарование, растворяется в утреннем тумане любой восторг. Только лишь пустота овладевает одинокой, неприкаянной душой, сидящей в забвении на берегу.

***

      На выходе из леса, ниже холма, раскидывается долина Неизведанного. Она полнится желтеющими полями, небольшими деревушками и унынием, что льётся через край в этом грустном мире. Вирту нравится доходить с Беатрис до конца леса. Зверь думает после, что всегда волен отправиться куда пожелает. Но вовсе это не так. Неизведанное обнесено изгородью, и он через неё не перелезет. Да и надо ли это? Мир за оградой давно стал другим, незнакомым мальчику, что когда-то покинул дом в канун Хэллоуина. И нужно ли говорить, что в этом доме его больше никто не ждёт?       — Мне пора идти к мельнице, Вирт, — Беатрис, сидящая на чуть мокрой траве, смотрит на ещё тёмное небо. — О чём ты думаешь?       — О душах, — Зверь поправляет плащ и, чуть поморщившись, усаживается рядом с девушкой. — Посидим ещё немного, а после пойдём. Давай солнце коснётся лучами того пня. Тогда и отправимся.       Им нравится молчать. Слова излишни, ведь они и так уж наговорили друг другу слишком много за то время, пока сидели на берегу. Да и сколько ещё скажут? Будущего так много. Его бесконечно много. А с ним бесконечно много и мыслей, ещё не родившихся и уже созревающих; бесконечно много чувств, таких похожих друг на друга и совсем разных. Они успеют наговориться, а пока Беатрис и Вирт вполне могут позволить себе сидеть в тишине.       Наконец солнце проливает на небосклон первые розовые лучи, украшает серые облака желтизной и сеет в воздухе непередаваемый запах утренней свежести.       Их руки переплетаются так крепко, что почти становятся одним целым. Беатрис вовсе не чувствует боли, только настоящее, человеческое тепло. Она поворачивается к Вирту и смотрит ему в глаза. В такие редкие секунды они снова становятся карими, такими же, какими были в ту ночь, самую первую ночь. Душа Зверя на мгновение возвращается к нему, покидая Фонарь. И Вирт чувствует, как воспоминания захлестывают его, как он снова начинает слышать размеренный стук своего сердца.       После, когда солнце добирается своими длинными тонкими лучами до пенька, всё прекращается. Беатрис снова чувствует обжигающий холод пальцев Вирта, опять ощущает непреодолимую тяжесть, от которой она не в силах убежать.       Фонарь никогда не покинет Зверя. Они обречены коротать бесконечные дни на берегу рука об руку.