Всего одно желание (часть 2)

Роман четвёртые сутки подряд трясся в седле, изредка останавливаясь в придорожных трактирах, но людские поселения редели, скудные средства подходили к концу, а Роман Артани – осенний грязный листок, несомый ветром судьбы – продолжал путь в Барайю. Предательство - ранящее слово - болью и ненавистью выстукивало в мерном стуке копыт, дробно перекатывалось камешками, разбивало слякотные лужи. Cколь много дум, он успел передумать, сколь много всего, не успел сказать. Сентябрь зарядил моросящим дождём. Раньше промокший отяжелевший плащ и уныние не мешали графу наслаждаться красотой проплывающих пейзажей, а ныне тоска слепила глаза. Зелень не сдавалась багрянцу и охре, но подкрашивалась нежным золотом берёзок, шелестела алыми клёнами, наливающимися гроздями рябины. Мимо тянулись хлебные поля, насмешливо подмигивали глазками васильков через колосья. Атласные луга пестрели лиловыми румисами, пригодными для лечения ран и заварки чая. Чем можно вылечить душу, обваренную кипятком? Мир Романа поблек и выцвел. Пронзительно синее небо, звенящее хрусталём, затянули тяжёлые тучи, отражая пустоту неверия. Тучи выстреливали моросящим дождиком, изредка проглядывала краюшка солнца и весёлые птицы чирикались песнями, чествуя щедрую ягодами и грибами осень. Роман не замечал красоты природы – лишь унылую морось, больное ненастье и бесконечную отраву дороги. Холодный дождь затекал за ворот капюшона. Оледеневшие от неподвижности пальцы ног деревенели в ботинках – единственное, что осталось от формы Академии Девяти Стихий. Сама форма ехала в заплечном мешке – издевательское напоминание о прошлом. Куда он ехал? Зачем? Что ожидало впереди? У Романа было предостаточно времени для размышлений, но и спустя время он не нашёл ответ. Из него словно спицу жизни вынули: спина сгорбилась, плечи поникли, всё существо окутала безвольная вата безразличия, защищая оглохшие чувства. Он не плакал, осознав перелом собственного хребта – жесточайшее предательство, уничтожившее остатки веры. Смысл его был страшен, но слёзы Романа давно закончились, выжженые пожарами Ромейна. Он унёс с собой невесомый белый дым и всегда хранил внутри, а сейчас белый дым вернулся и плавно укачивал ромейнца в седле, забирая тревоги и заботы, оставляя равнодушное бездушие. Разломанный остов, что-то разбитое на части, а он не хотел спасать покалеченный труп. Мерзко прикасаться. Разум оглох, не выдержав груза непосильного противоречия. Любимый друг и возлюбленная. Он полюбил и поверил в чудо, а чуда не существовало – чудо украл Алексис Сорра, приземлив лицом в поверхность грязной лужи. Бросил сверху себя, и Романа раздавило насмерть. Роман больше не мог сбежать в спасительный уголок счастья, представлять ласки возлюбленной. Воспоминания, мысли, прикосновения – всё, что содержалось в любви, осквернил и растоптал бывший напарник, изгадив не тело - поглумившись над душой. Ненавистный Ворона был честнее в откровенном безумии. Предатель не прикрывался фальшивыми личинами, а Сорра... Роману повсюду чудился насмешливый, торжествующий злобой лик брата. Висящий на ниточке глаз, смотрящий на Романа призраком нави... Ты проиграл... ты потерял всё. Ворона смеялся над ним. Проклятие Вороны достало Романа из могилы. Осенняя труха, одинокий листок, брошенный ветром. Раньше светлые воспоминания о родных и близких придавали Роману сил. Дни, когда они были счастливы все вместе. Он тщательно разделял события на «до» и «после», а сейчас... Не отмщённая кровь ромейнцев взывала из могил, а он предал Ромейн, отказавшись от клятвы, сорвав с плеча сигну, желая швырнуть в лицо Алексиса. Не бросил - сложил в пакет, передав директору. Боялся видеть Сорру, боялся, что убьёт. «Во веки веков». Жестокая пощёчина, насмешка, плевок в лицо. «Не смей отворачиваться от меня! Ты мне клялся, ты клялся, Ромэ!» Брат шантажировал жизнью семьи, а итаниец требовал исполнения клятвы. Так пусть подавится и торжествует над врагом. Он сломал Романа, заставив отказаться от самого дорогого. Окажись отец жив, он бы плюнул сыну в лицо. Смерть родных, гибель учителя... Будет ли он прощён? Роман не желал прощения. Мучительно и стыдно. Жестокий финал и нечего принести на алтарь оправданий. Роман безумно устал: от мести не по силам, от ноши не по плечу... Слова, клятвы, обещания - пыль. Он не смог подтвердить их на деле. Истина не уложилась в сознании – жгла раскалённым железом. Он бы мог простить Сорре многое, но... невозможно простить. Ни простить, ни оправдать. Не в состоянии принять, он поступил с Алексисом не менее жестоко – отверг, растоптав зародыш любви ногами. Они верили в бесконечную птицу, а их любовь оказалась неоперившимся, лишь начавшим вылупляться птенцом. Свернуть ей шею оказалось легче простого, а жить с её трупом на сердце предстояло... Во веки веков. Сорра – плачущий, трясущийся Сорра, стоящий перед Романом на коленях, протягивающий в мольбе пальцы, умоляющий о милости... Страшно. Он видел сгорбившегося, надломившегося веткой итанийца, слышал рыдания в голосе и содрогался. Содрогался от отвращения, представляя на месте Алексиса не любимого человека, а ненавистного каркающего Ворону. Нет, граф не мог думать. Бессмысленно пялился в окружающий осенний ландшафт – слепой мир, выблекший полинялым плащом. Перед глазами, унылая и однообразная, тянулась неровная пыльная дорога, временами переходящая в каменистый трактат, но больше в глину и грязь. Копыта коня приходилось чистить на каждом перевале. За плечом висел меч Академии – фамильную шпагу он оставил в комнате, осознав, что утратил право к ней прикасаться. Возможно, шпагу заберёт Сорра, возможно нет. Вряд ли итаниец пожелает вернуться в их комнату, а может, и пожелает... Как он дальше станет жить с содеянным? Роман тряхнул головой, понимая, что загоняет себя в гроб. Они расстались, воспоминания закрашены чёрным. А он, тщательно выдирая и уничтожая незримые листы, продолжал остро надеяться в глубине души, в самом тщательно сокрытом и оберегаемом краешке себя: Сорра поедет за ним. Догонит, встанет на колени... пусть стоит, пусть оправдается. Может Роману станет легче, видя чужое раскаяние. Он бы сам встал на колени рядом, плача, объясняя, что не предавал... Но... невозможно. Роман не сразу убил надежду. Дни складывались друг с другом. Академию отрезала стена дождя, дорога оставалась за спиной... и на ней не появился единственный всадник. Бессмысленно ждать, бессмысленно верить. Сорра никогда не придёт к Роману, он лгал. Всё это время лгал ему, и Роман перестал различать, где ложь, а где правда. А может, никакой правды не было вовсе. Сорра придумал план с одной целью: заставить Романа уйти из Академии добровольно. Что ж, он ушёл. Торжествуй и танцуй у костра, итаниец, пей кровь ромейнского волка – твой волк оказался жалким, хуже подзаборной, попусту тявкающей шавки. Собираясь в путь, из вещей Артани взял лишь самое необходимое: кошель с деньгами, запас еды и пару сменной одежды. К седлу был приторочен арбалет, и колчан металлических болтов. К ноге крепился кинжал, метательные ножи висели на поясе перевязи, но он не нуждался в оружии. Магия жила в нём, струилась по жилам, смешиваясь с кровью – естественная, как облачка пара, вырывающиеся изо рта в утреннем заморозке. Раньше Роман не замечал подобного единения с магическим даром, но за полтора года в Академии многому научился и мог считаться очень опасным противником. Ученикам Академии не приходилось искать кров и пропитание – сигна и лицензия служили визитной карточкой, легко открывая запертые двери. Академия Девяти Стихий оправдывала свою репутацию, и квалифицированные боевые маги быстро находили работу, в равной мере умея сражаться и выполнять мирные заказы. Многие выпускники становились ищейками, охотниками за головами, наёмниками, некоторые открывали собственные заведения и вели обширную практику. Роману предстояло найти своё место в жизни. В один из дней, остановившись на постоялом дворе в маленьком городке в пятнадцати днях пути от столицы Барайи, он познакомился с хозяином каравана Самюэлем Вио. Невысокий суетливый толстячок с пронырливым лицом угостил юношу выпивкой, поведав, что он следует в столицу Барайи – славный город Берг, и подбирает крепких ребят. Сигна мага Академии привлекала внимание и, несмотря на откровенную молодость Романа, он, не задумываясь, предложил работу, пообещав в пути обеспечить все нужды господина мага. Сторговались за десять золотых – сумма небольшая, но учитывая, что охранникам подобный гонорар выплачивали за месяц, подработка пришлась кстати. По условиям договора, заключённого с ковеном магов, десятую часть доходов Роман раз в месяц обязывался перечислять на счёт Академии. Артани внутренне усмехнулся. Рогозу наверняка позабавят мизерные выплаты, тем не менее, игнорировать данность договора никто не мог. Магический знак на плече не позволял нарушить условия сделки. В случае нарушения печать изменяла форму, маг заносился в реестр и попадал под контроль ордена Радуги. Потерявший печать маг лишался покровительства ковена магов и автоматически ставился вне закона. Не сразу Роман начинал постигать масштабность и мощь ордена Радуги, протянувшего незримые щупальца по всему миру. При желании для Рогозы не составляло труда узнать местоположение Романа, тем не менее, причин не доверять основателю Академии у Артани не было – свободой и жизнью он был обязан директору. Сильванир отпустил Романа на все четыре стороны, расщедрившись на разговор с напутствиями, написал несколько рекомендательных писем, сообщив, что Роман, при желании, легко сможет устроиться на службу в данных заведениях. Бывший наставник не пытался отговаривать или переубеждать юношу, дал несколько ценных советов, пообещав переслать остальные вещи Романа по указанному адресу, когда граф решит, где осядет. После того, как Роман подписал отказ, Сильванир дан Рогоза устало прикрыл глаза и произнёс формулу соглашения магической клятвы. На плече Романа появилась татуировка – плетение рун, а граф получил вольную. Передвигаться с караваном, состоящим из множества фургонов и повозок, оказалось значительно проще, чем он предполагал. Роману не приходилось мокнуть под дождём, заботиться о пропитании и постели – хозяин каравана, выполнив обещание, полностью обеспечил нужды охраны. Стражники, сопровождавшие караван – суровые опытные мужи – косились на парня с насмешливым пренебрежением, не готовые поверить, что зелёный юнец – стоящий боец. Случай переменить мнение представился. По дороге на караван пытались напасть разбойники, а один раз в темноте подкрались ночные оборотни. Роман легко справился с напастями, доказав, что не зря ест свой хлеб. Репутация мальчишки весомо выросла, хозяин каравана Самюэль Вио проникся к юному молчаливому магу огромным уважением. Толстячок разговаривал с Артани исключительно на вы, не забывая прибавлять почтительное «господин», потирал ручки и забрасывал крючок на предмет последующих подработок, обещая платить в четыре раза больше – со стороны прижимистого господина Вио жест неслыханной щедрости. Старался зря – у благородного господина не было ни малейшего намерения связывать свою судьбу с охранкой. На плече Артани отныне не было герба, но знатное происхождение чувствовалось за версту, ярко выделяя среди торговцев и простолюдинов, заставляя последних соблюдать дистанцию. Графа не сторонились – в одиночку сумевший расправиться с ночными оборотнями мальчишка завоевал признание, особенно среди товарищей по оружию. Но Роман кожей ощущал невидимую линию настороженности, барьер, отделяющий от других людей. Более того, понимал, что возможно отныне так будет всегда. *** Границу Барайи они пересекли на рассвете двадцатого дня месяца, и Артани неуловимо порадовался, открыв, что климат здешних мест куда мягче и теплее, чем в Анремии. В начале октября в Барайе царил бархатный сезон, ласковое солнышко баловало начинающую загорать зелень, а детишки купались в реке. Нельзя сказать, чтобы Барайя сильно отличалась от Анремии, тем не менее, всё здесь было чуточку иным. Другие люди, другие лица, иная речь и покрой одежды... столица пестрела пышной растительностью, повсюду цвели деревья. Красивая страна. Несмотря на то, что в Барайе было много чужестранцев и путешественников, караван встречали настороженно и негостеприимно. На границе и в самом городе их несколько раз останавливала и обыскивала стража, проверяли документы, торговые лицензии, придирались к малейшим неточностям. Особенно долго и тщательно присматривались к Роману, не зная, с какой стороны подступиться. Стоило магу показать удостоверение, выданное Рогозой – перед ним вежливо извинились и попросили пройти для проверки, выяснения всех обстоятельств и цели пребывания в столице. Роман подивился, но спорить не стал, чем вызвал расположение стражи, готовящейся к скандалу со стороны иностранца. Иностранец оказался покладистым, худо-бедно владел местным диалектом, и лингвистический барьер не возник. Сидя в охранном отделении и беседуя с распорядителем по делам иностранцев, Роман с удивлением узнал, что Барайя находится на военном положении с Итанией. А так как Анремия – союзник Итании, граждан, пребывающих из Анремии, досматривали с не меньшей тщательностью, чем итанийцев. На жителей севера начались нападки, и столица второй месяц страдала от беспорядков в городе. По всей Барайе объявлена срочная мобилизация, под ружьё призывают всех мужчин, способных держать оружие. Господину графу, лучше вернуться обратно, если он не желает попасть в неприятности. – Такие нынче у нас дела нелёгкие, – один из стражников, проникшись симпатией к синеглазому, скромно державшемуся пареньку, принялся охотно рассказывать о происходящем, – Мы люди маленькие. Наше дело исполнять приказы, а думать будут те, кому положено. Для Барайи выход к морю жизненно необходим, но вот что поделаешь – нет у нас моря. А Эстерис, король Итании, непомерные цены загоняет. Вот наш дионт Филипп и пытается территорию отстоять. Раньше она Барайе принадлежала, а Итания её отжала. Эстерис уступать не захотел, потребовал, чтобы Барайя контрибуцию выплатила. Наглость неслыханная. Наш дионт – парень горячий. Перекрыл в Итанию поставки масла и руды, а Георг в ответ морское снабжение прекратил и заблокировал Карбейский порт, который Барайя пятьдесят лет назад выкупила и за свои средства корабли отстроила. Наш дионт в гневе горяч. В общем, война у нас полным ходом – месяц сражаются. Итанийцев с моря не выбить, но на суше, наши говорят, границу прорвали и задают рыбоглазым жару... Беседу прервало появление строгих людей в серых плащах: они, поклонившись и собрав документы Романа Артани, попросили следовать с ними. При появлении серых плащей страж мгновенно поднялся, подтянулся – что-то серьёзное намечалось. Роман откровенно растерялся, совершенно не представляя, что дело может принять подобный оборот. Господа представились тайной канцелярией, поведав графу, что всё, что ему полагается знать, он узнает на месте. А сейчас они настоятельно просят проехать с ними. В подобные моменты у обывателей случается дезориентация и страх. Люди судорожно начинают думать, в чём могли оказаться виноваты, надеются, что это какая-то ошибка и скоро всё выяснится. Роман виноватым себя ни в чём не считал, и очень надеялся, что ситуация прояснится. Оказывать сопротивление властям или начинать драку, не пробыв в столице и пары часов, у графа не было ни малейшего желания. Сидя в карете с решётками, Роман с невесёлой усмешкой размышлял о причудах судьбы. «Что такое не везёт и как бороться?» Коль дело пойдёт подобным образом и его привлекут к ответственности за подданство Анремии, возможно, Роману придётся спешно покидать Барайю, скорее всего – не официально. Однако удивление графа не знало границ, когда он предстал... перед королём.