Часть 2
14 февраля 2015 г. в 14:14
***
— Лапочка! — умилялась Ясмин. — А можно я тебя — ик! — себе оставлю? Все старые девы заводят себе — ик! — котиков или собачек. А у меня — ик! — домашний дракончик будет! Будешь мне вместо мужа? Только придется тебя время от времени уменьшающим порошком подкармливать. Надо будет у Хродланда побольше попросить, чтобы с запасом. Бочки две-три… Ведь тебе от этого для здоровья никакого вреда не выйдет, правда? Напротив! Вон, ты сразу резвее сделался, сообразительнее!
Дракон, уместивший рогатую голову ей на колени, не имел ничего против. Жмурился, подставлял подбородок под чесание и утробно урчал, подрагивая кончиками крылышек и подергивая задней лапой. На счастливой морде изобразилось клыкастая улыбка во всю пасть.
После плотного ужина настроение Шеморханки заметно улучшилось. Более того, хорошенько порывшись по сундукам, ей удалось придать подземелью некое подобие уюта: расставила свечи вместо чадящего факела; нашла золотые и серебряные подносы для жареной дичи; вместо разделочного ножа приспособила драгоценный кинжал. Для вина себе взяла украшенный каменьями кубок, а дракону налила немножко попробовать в хрустальную мисочку. Вино дракону не понравилось, горчило, видите ли, аж язык вывалил по-собачьи. И хорошо! А то ведь Ясмин отпустила хмельную шуточку, и только задним умом испугалась: смогла бы потом совладать с пьяным чудищем-то?
Так что теперь можно было оставаться на ночевку с относительным удобством и без всякой опаски — если вдруг заявятся настоящие хозяева схоронки, вряд ли они захотят насильно выгонять вальяжную даму с драконом.
Немного мучила совесть, что друзья сейчас о ней волнуются, места себе не находят. Наверняка оплакивают ее преждевременную кончину горючими слезами. А она здесь вино пьет и пузо дракону чешет! Впрочем, оправдание нашлось сразу же: не просто чешет — она дракона приручает!
Возможно, со временем и впрямь одомашнить получится — чудище проявлял отнюдь не звериную смекалку. Когда двух зайцев не хватило, чтобы утолить зверский аппетит обоих, дракон без вопросов сбегал наружу и быстренько поймал еще одного зайца и трех крупных птиц. Что это были за птицы, трудно оказалось понять в слипшемся от слюны комке перьев, да Ясмин и не стала разглядывать: ощипала, выпотрошила, промыла — и насадила на шампур, найденный всё в тех же бездонных сундуках. Глядя на ее действия, дракон без всяких кинжалов собственными острыми когтями ловко освежевал зайца, выпотрошил не слишком чисто, но для первого раза достойно. Ясмин его похвалила, по голове погладила. И воткнула все шампура с насаженной дичью одним концом в землю — чтобы жарить сподручнее. Дракон и тут не сплоховал: сделав коротенькую струю огня, принялся ходить вокруг тушек кругами, чтобы корочка получилась равномерная. В итоге совместной готовкой остались довольны оба: одна пальчики облизала, накидав птичьих косточек на пустой серебряный поднос; другой, схрумкав сочного зайца вместе с костями, взялся после еды лапой умываться. Двух оставшихся птиц Ясмин переложила на золотой поднос и убрала подальше, на холодную скалу, условившись с драконом, что это будет их завтрак. (Скала эта, глыбой возвышающаяся в высоту человеческого роста посреди подземелья, действительно была куда холоднее прочих камней. Видимо, цельным куском уходила глубоко в землю, и поэтому устроители тайника не смогли ее ни «выкорчевать», ни расколоть — так и оставили на своем месте. Зато теперь каменюга пригодилась — вместо ледника сойдет. А Ясмин и так ночью не замерзнет — в обнимку с драконом-то!)
Посуду после ужина (шампура, подносы, кинжал) Ясмин мыть отказалась. Вот хозяева схоронки явятся — пускай они и отмывают пригоревший жир. И обглоданные кости сами выбросят.
Чего греха таить, всё это время Шеморханка исправно прикладывалась к горлышку фляги. Кстати сказать, вина в оной не убавилось ни на четвертушку. Заметив эту особенность, Ясмин уже из упрямства попыталась «допить до донышка». Поэтому и дракона придумала угостить, сделать своим собутыльником. Потом перелила в нашедшийся пузатый золотой кувшин — полнёхонький! А фляге всё нипочём, всё побулькивает, как и прежде тяжелая.
— Невыпиваемая, значит? Хорошая вещица! — одобрила Ясмин. — Полезная!
Ну, раз выпивка не думала заканчиваться, грех этим не воспользоваться. Тем более дракон был идеальным собеседником — внимательно ловил каждое слово, не перебивал.
— …Так вот! А когда и со стороны матери бабка, что лекарственные зелья на продажу варила, отдала Аллаху душу — тогда я совсем сиротой осталась. Круглой! То бишь тощей. К тому времени я на зубок знала множество рецептов: и привороты, и отвороты, и мази-грязи, хоть больные зубы заговорить умела, хоть здоровые. А кто возьмет малолетку в аптекарскую лавку зельеваркой? Кто свое здоровье соплячке доверит? Вот именно! Так и слонялась я по подворотням, без гроша за душой. Пока меня с прочими бездомными оборванками сетью, как бродячих собак, не выловили. Помыли, побили — и на торги выставили. Я не особо сопротивлялась — хоть кто-то пожрать дал, чтобы ноги не подгибались, пока перед покупателями стоять буду… — Ясмин снова приложилась к горлышку. Утерла губы рукавом. Снова принялась гладить нежные перепонки крыльев, а глаза видели не подземелье, освещенное мягким мерцанием свечей, а яркие картины прошлого.
— Выкупили меня, отвезли к каким-то нарядным тёткам. Так я оказалась в гареме шахзадэ… Ну, то есть сына султана. Одного из принцев. Нет, не наследного, в том-то и дело… Не хрюкай! Я тебе девичье горе горькое изливаю, а он мне тут хрюкает! Не была я наложницей, никогда. Танцовщицей, шлюхой, лазутчицей, убийцей — сколько угодно! Но не наложницей. Да, сперва я в гареме на положении рабыни оказалась: служанка, девчонка на побегушках. Но скоро меня заприметила лекарка, позвала к себе помощницей. А когда приключился с шахзадэ понос на нервной почве из-за свары со старшими братьями — вот тогда-то мы с ним и познакомились на мою беду.
Она опять хлебнула пару больших глотков. Продолжила, многое опустив из рассказа:
— Через полгода он, пользуясь девичьей глупостью и слепой доверчивостью, подослал меня к своему главному недругу — старому визирю, верному псу султана. Отправил, как подарок. В парчу меня завернул, бантики нацепил… Пожила я в спальне визиря недельку, вызнала всё что нужно — и подсыпала в шербет отраву медленного действия. Визирь от этого яда прямо на высоком совещании Дивана перед султановским троном и рухнул замертво. Все лекаря на Коране поклялись, что со стариком случился сердечный приступ.
— После визиря я делила постель с полудюжиной министров, со старшими принцами по очереди или даже с несколькими одновременно, — с затаенной горечью откровенничала Шеморханка. — Я стала диковинкой, которую передавали тайком друг другу пресытившиеся придворные мужи. Перевозили от дворца ко дворцу в закрытой карете, замотанной в черный саван паранджи. Это было, как опиумное поветрие. Они делали, что я им велела, они радостно шли со мной на ложе, они не менее счастливые отдавали меня следующему, кого я указывала — словно лучшего друга угощали изысканными сладостями от чистого сердца. И никто из них не думал, что, переспав со мной, умрет ровно через полгода якобы от самой естественной причины: закружится голова и упадут с лошади; заснут и не проснутся; откажет сердце или печень; лопнет кровеносный сосуд в мозге… Нет, это всё потом. Сначала все были очарованы моей юностью и гибкостью. Моими томными очами. Одурачены моим особым приворотным дурманом. Не замечали, что сами с радостью и охотой идут в расставленную моим господином ловушку.
— А мой шахзадэ делить со мной постель больше не хотел! — с особо глубокой обидой, почти ненавистью произнесла она. — Он сорвал цветок моей невинности. А потом он сделал из меня своё верное оружие. И брезговал даже поцеловать, хотя другой награды для себя я никогда не просила.
— Пришло время, и все мои любовники начали помирать. Тогда хозяин меня спрятал — подальше с глаз долой. Для него началась новая жизнь, открылись совершенно иные горизонты! И я ему стала не нужна. Более того — оставлять меня при себе он боялся: либо думал, что я его отравлю так же, как легко травила его врагов и соперников. Либо опасался, что меня могут узнать — могли найтись люди, кто связал бы мои тайные путешествия из постели в постель и последовавшие за этим смерти высоких сановников. Мой любимый шахзадэ поставил передо мной выбор: либо смерть, либо изгнание. Смерть я могла выбрать себе любую на усмотрение, но желательно быструю, безотлагательно. Я вольна была сама составить для себя зелье — настолько он мне доверял!.. Либо я должна была дать клятву на Коране никогда больше не возвращаться в Шемор. Я прекрасно видела, что он изо всех сил желает, чтобы я выбрала первое. Так у него были гарантии, что мною никто в будущем не воспользуется против него самого.
Она выплеснула злость, кинув кубок в стену. Золотой сосуд не разбился, но звона было много, аж дракон вздрогнул. И драгоценные каменья брызнули во все стороны.
— Вот тогда-то я и зареклась влюбляться в мужчин, — подытожила Шеморханка. — Все мужики трусливые гады! Особенно те, кто больше всего на свете жаждет власти. Как видишь, я выбрала жизнь в изгнании. Но и тут шахзадэ не упустил свою выгоду: приказал мне отправиться на север, в Тридевятое. Хотел с моей помощью развязать короткую войну и отрезать от царства порядочный кусок приграничных земель. Но я уже не была той влюбленной простушкой, что плакала от счастья под его тяжелым, рыхлым телом. Я вышла на тайных лазутчиков Кадайской империи — и те пообещали мне гораздо больше золота! Впрочем, в итоге я всё равно осталась дура дурой — думала двойную цену сорвать, а ни ломаной полушки так и не получила. А шахзадэ меж тем благополучно уместил свой зад на троне падишаха…
Она усмехнулась совсем не весело.
— А знаешь, как его зовут? Великий и солнцеликий властелин всея и всего, хан-султан Них-Ренах! — с выражением выкрикнула она, как выкрикивали дворцовые прислужники при торжественном выходе повелителя.
Даже эхо проснулось, повторило на все лады: «НАХ! Нах!.. нах… ах… ах… ах…»
Ясмин вздохнула:
— Раньше мое сердце обмирало от звучания этого имени. Раньше это имя я боялась произнести вслух лишний раз, трепетала, ибо оно ласкало мои уши слаще любой музыки. А нынче, с тех пор как поселилась в Тридевятом, привыкла к иному к себе обращению, даже научилась думать на прежде чужом языке — теперь-то я поняла, как это имя звучит на самом деле. Насколько ему подходит это имя! Ведь он и есть это самое слово: ни-хре-нах.
Дракон сочувствующе молчал. Не спал. Взгляд рыжих с огоньком глаз перебегал с одного предмета на другой. Узкий зрачок то сжимался в черточку, когда в глазах отражались свечи, то растекался чернотой на всю радужку, когда дракон смотрел в сторону темных углов подземелья.
…Сморенная тяжкими излияниями и многими возлияниями, Ясмин не сразу сообразила, что за шум заставил ее встрепенуться от дремоты.
Дракон тоже услышал. Поднялся на лапы, принял угрожающую позу, растопырив крылья и прикрыв собой девушку — развернувшись носом ко входу.
Первым в подземелье влетел волк. Небольшой, пушистый, светло-серый с чернотой на загривке и хребте. Зверь распушился еще больше, завидев изготовившегося к прыжку дракона. Однако нападать друг на друга они не торопились.
Ясмин широко распахнула глаза, заметив блеснувшие в полумраке цепочки и поясок. И еще — серьги на треугольных ушках? И браслеты на лапах?! На волчьей шкуре украшения смотрелись несколько… неуместно.
— Нашел? — спросил у волка подоспевший следом Пересвет.
— Погоди-ка, так это?.. — Ясмин по-хозяйски отодвинула растопыренное крыло дракона в сторонку и вышла вперед. Ткнула сперва пальцем в царевича, потом перевела указующий перст в сторону волка, смущенно поджавшего хвост. И вывела глубокомысленно: — Если ты — это ты! То это — Кириамэ?!
— Ну да, — согласился с очевидным Пересвет. Оборотень же явно боролся с порывом спрятаться за его ногами.
— Так это вы меня искали? Не Хродланд? — допытывалась Ясмин.
— Тебя слопали, а Войслава всё видела, ей дурно стало, так что Рорик ее домой, — сбивчиво пояснил Пересвет, косясь на дракона, который крылья убрал, гребень приспустил и с огромным интересом взялся принюхиваться к волку, вытянув в струнку свою длинную шею. — Мы сперва на змеях летали, но сверху ничего не видно. Вы ж вот, под землей спрятались. И Ёж решил: нечего светиться, сами себя выдаем — змеев же ночью издалека видать. Придумал след твой по запаху вынюхать. Вот, нашли.
— С-спасибо! Аллах да благословит!.. — не удержалась, прослезилась Шеморханка. Обняла царевича, уткнула хлюпающий нос в меховой отворот теплого кафтана. Кстати, теперь-то она заметила, что кроме двух дорожных сумок на плече Пересвет нёс под мышкой сверток с одеждой супруга и два набора нихонских мечей: три клинка в красных ножнах, три в черных.
— Я тоже рад тебя видеть в добром здравии! — улыбнулся царевич. Разумеется, уловил винный дух, но заострять не стал: даже если Аллах запрещает употреблять спиртное, бывают особые моменты, когда выпить совсем не грех. — Дракон тебе ничего не сделал?
— Как это — ничего? — разобиделась за нового друга Ясмин. Стала перечислять, загибая пальцы: — От лютой смерти спас, за щекой сюда принес, облизал, помыл, переодел, накормил, напоил, согрел, спать уложил, выслушал… Ох…
Волк, внимательно слушавший, насмешливо тявкнул. Ясмин, уставившись на пушистика в драгоценностях, неожиданно для себя самой мучительно покраснела: неужто сболтнула-таки что-то лишнее? Точно! Не надо было говорить про облизывание!..
— Ёж, это ведь правда Ужос? — с сомнением уточнил у волка Пересвет. — Какой-то он мелкий сделался, прямо не узнать. Не подходи близко, он может быть опасен!
Оборотень не послушался предостережений — переборов стеснительность, вышел навстречу настороженному чудовищу. По-звериному потянулись нос к носу, принялись обнюхиваться со взаимным любопытством. Вскоре припомнив старое знакомство, оба запрыгали-заскакали друг вокруг друга, маханием хвостов выражая животную жизнерадостность.
— Точно, Ужос! — пробормотала Ясмин. — А я-то никак вспомнить не могла… Не наговаривай! Ничего он не опасный! Я его уменьшительным порошком накормила, и он сразу сделался смирный и послушный, — похвасталась она не без гордости.
— Надеюсь, колдовство продержится достаточно долго, — высказал понятное опасение Пересвет. Вправду, если на драконе порошок сработает не так, как в свое время сработал на лошадях, то все они тут рискуют в любой момент оказаться раздавленными драконьей тушей, буде тому приспичит внезапно увеличиться.
А Ясмин размышляла совсем о другом: давненько был грешок, мечтала она узреть волшебные амулеты, что навешал царевич на своего муженька. Но не думала, не гадала, что желание сбудется таким неожиданным образом! Вот амулеты, вот нихонский принц без одежды. А толку? А удовольствия ей от этого зрелища? Хотя и волчонком Кириамэ, право, очень мил. Пушистенький, ушки торчком, глазки умненькие, нос влажный…
— Ёж, довольно играться! — Пересвет безжалостно прервал разрезвившихся приятелей.
Опомнившись, принц выбрался из лап дракона и, опустив морду, взглянул на строгого мужа глазами, полными раскаянья. Мол, не виноват он — звериная сущность взяла верх!
Оглядевшись, Пересвет указал оборотню на торчащую посреди подземелья скалу:
— Иди туда, превращайся и одевайся. А то замерзнешь, простудишься — сколько голыми лапами по снегу пробегал, да и тут пол холодный! — Ворча, царевич заботливо отнес его одежду за каменюгу, кроме отороченного собольим мехом кафтана, который собирался сам надеть на мужа и лично застегнуть на все пуговицы. Сумки и мечи за временной ненадобностью сгрузил в угол, чтобы не спотыкаться о них.
Волк, покорный воле супруга, беспрекословно ушел за скалу.
Но дракон не желал терять из вида приятеля даже на пару минут! Тоже подался за каменюгу, обойдя с другой стороны от царевича.
Оборотень, застеснявшись не в меру любопытного чудовища, попятился — и, понятное дело, вышел обратно к Пересвету и Ясмин задним ходом, поджав хвост.
— Так не пойдет! — помахал пальцем царевич перед драконьей заинтересованной мордой, выглянувшей из-за скалы. — Дай ему спокойно превратиться! Потом дальше играйте, хоть всю ночь напролет!
Дракон позволил себя оттащить вперед. Пересвет, держа чудище за шею, кивнул волку — тот юркнул в тень скалы, чтобы спокойно перекинуться в человеческий облик без чужих глаз…
Но шея-то у дракона длинная! Чудище вытянулся во всю мочь, да еще на цыпочки привстал, хвостом упершись в землю — и легко сумел заглянуть поверх каменюги. Пересвет невольно охнул, когда чешуйчатый нахал в его богатырских объятиях поднялся столбиком, что степной суслик. Сапоги царевича оторвались от пола, а дракон точно и не заметил повисшей на себе лишней тяжести. Пришлось волей-неволей Пересвету его отпускать, толку-то в воздухе болтаться? Освобожденный дракон резво махнул крыльями — и кувырнулся прямо через скалу, едва не свалившись принцу на голову.
Послышалось глухое рычание волка, на одной ноте перешедшее в ругань сквозь зубы:
— Отстань, говорю ж! Отдай одежду, чего уцепился!.. Э, что ты вытворяешь?!
Но не рубашка и не штаны с подштанниками были интересны дракону: ему нужен был сам принц.
Пересвет рванул вперед, спасать… Только вот Ёж появился из-за камня с другой стороны, отступая шаг за шагом перед надвигающимся чудищем.
Ясмин, хмельно хихикнув, не помыслила заподозрить за своим зверюшкой дурных намерений. И поэтому без зазрения совести насладилась краткими мгновениями лицезрения принца, чью наготу теперь не скрывала волчья шерстка. (Пусть вид был лишь со спины — и на том спасибо, всё одно сюрприз!) Оценила она и волосы, побелевшие из-за превращения в волка, успевшие со времени памятной стрижки отрасти до лопаток. И блестящие в свете свечей браслеты на плече, на запястье, на узкой щиколотке. Босые ступни зябко переступали по каменистому полу подземелья, принц пятился, не отводя настороженного взгляда от сверкающих рыжим пламенем, завораживающих глаз дракона. А Ясмин ласкала взором поясок с камешками на талии — и то упруго-лилейно-нежное, что пониже поясницы, то, что обычно скрывает от нескромных взоров одежда. Безусловно, стройная фигура, обманчиво кажущаяся хрупкой, притягивала внимание! Шеморханка в этом с драконом была всецело согласна. Аж голодная слюна набежала… Жаль Пересвет быстро опомнился: обежал скалу кругом, едва не растянулся, запнувшись о драконий хвост, протиснулся между стеной и полураспахнутыми крыльями — метнулся к мужу, накинул тому на плечи кафтан, закутал, приобнял.
Вот только дракон не успел насмотреться. Шагнул вперед — неуловимо перетекая на ходу в человеческий облик! Точное отражение самого Кириамэ. Так же полностью обнаженный и даже без украшений-амулетов. Ёж не удержался от изумленного возгласа. Пересвет же испуганно отпрянул от них обоих, на мгновение смешавшись.
Бывший дракон протянул руку и властно сбросил с плеч вздрогнувшего принца мешающий кафтан. Положил ладонь на грудь Кириамэ. Провел до живота, словно изучая рельеф тела — и даже то, что внутри под кожей.
Тут уж и Ясмин стало не до любования. Уронив флягу, она в тревоге шагнула ближе, не понимая, что происходит.
Пересвет решительно встал между этими двумя — прикрыл собой настоящего, приготовился при необходимости дать отпор поддельному. Однако бывший дракон похлопал ресницами — и переключил внимание на царевича. Точно так же провел рукой по его груди и животу, уже не обращая внимания на одежду, и вдобавок невесомо скользнул ладонью по выпуклым мышцам на плечах. Задумчиво перевел взгляд на свои руки, подняв к глазам, словно не узнавая собственные пальцы и ладони… И, похоже, сделал вывод не в пользу облика нихонца. Тело бывшего дракона принялось изменяться: мощнее сделались кости скелета, заметно рельефнее налились мышцы. Кожа утратила бледность, окрасившись ровным загаром.
Изменилось и лицо: стерлись восточные черты и нота женственности, присущая нихонцу. Но всё равно внешность осталась довольно привлекательной — по крайней мере на вкус напряженно следившей за перевоплощением Ясмин. Четко очерченные полноватые губы, заостренный породистый нос, узкий угловатый подбородок. Густые брови в разлет, глубоко посаженные внимательные глаза — черные, как сама чернота. Такой облик Шеморханке определенно нравился еще больше предыдущего! Уж не говоря о драконьей шкуре.
И еще больше Ясмин пришлась по душе его грива до пояса: упругие кудрявые локоны, у корней темно-каштановые, по длине переливающиеся от огненного багрянца — до светлого золота на кончиках, завивающихся колечками. Длиннее ее собственных!
Бывший дракон оглядел себя с ног до головы. Подобрал с пола серебряный поднос, небрежно стряхнув кости, оставшиеся после ужина, и, как в зеркало, посмотрелся в полированную поверхность металла. На лице отразилась смесь недоумения и придирчивости.
— Это же так просто… Как же я мог забыть?.. — пробормотал он хрипловатым низким голосом, от которого у Шеморханки побежали по телу мурашки (и все в живот, все в живот, который скрутило то ли от прорезавшегося голода, то ли от иного аппетита…)
— Ужос? — произнес Кириамэ.
Огненноволосый дракон повернулся к нему. Улыбнулся открытой, обезоруживающей улыбкой:
— Да, я вспомнил. Так меня называли маленькие бородатые человечки. И вас обоих я тоже помню: вы освободили меня из заточения под землей. И сейчас снова помогли мне. Без тебя, — он поклонился принцу, приложив руку к своему сердцу, — я никогда не вернул бы свой истинный облик. Благодарю. Ты второй раз спас меня.
Затем дракон обернулся к Шеморханке:
— Прими и ты мою благодарность, прекрасная дева! Твои речи пробудили меня от морока, заставили очнуться от бездумного животного состояния, возвратив способность связно мыслить. Спасибо.
На его поклон Шеморханка взирала выпученными глазами, то бледнея, то краснея. Что-то пробормотала в ответ нечленораздельное.
Выпрямляясь из поклона, Ужос неловко покачнулся и едва не упал — пришлось царевичу подставить плечо.
— Извините, — пробормотал дракон. — Отвык без хвоста и крыльев держать равновесие. На четырех лапах стоять гораздо легче.
— Это правда, — машинально согласился принц.
Пересвет, красный, как наливное яблочко, зашипел на мужа:
— Иди уже оденься!
И сам собрался великодушно снять с себя кафтан и отдать дракону-перевертышу, чтобы тот не светил мускулистым телом. Но Ясмин царевича остановила:
— Сейчас-сейчас! Я мигом!.. — бросилась рыться в сундуках, благо мужских вещей там было куда больше, чем женских. Захлопотала над растерянным, смущенно улыбающимся драконом, прикидывая на него то одну одежку, то другую. И отчаянно жалела, что не получится подольше оставить его щеголять в чем мама родила — уж больно хорош из чудища красавец получился!..
Однако коварный царевич оборвал ее короткое счастье: заметил, видите ли, что, лишившись внутреннего драконьего огня в человеческом теле, бедолага моментально начал замерзать. Чтобы тот не застучал зубами, пока кое-кто будет наслаждаться моментом, Пересвет улучил миг, пока этот кое-кто отвернется — и закутал всё ж таки рыжего в свой кафтан.
Ясмин, оглянувшись, сразу опустила руки с кружевной сорочкой. Забормотала что-то себе под нос, поминая через слово шайтана. Зато теперь за поиски взялась с толком: большая часть подходящей одежды была распихана по дальним сундукам, а еще минуту назад в тот угол её пушечным выстрелом прогнать не получилось бы! Пьяные слезы острого разочарования в жизни брызнули из Шеморханкиных глаз, когда Пересвет залез в свою дорожную сумку, нашел запасные подштанники, в которые шустро обрядил покладистого дракона, всё еще туго соображающего после превращения. От такого подлого демарша Ясмин в сундуки с головой зарылась…
Пока царевич копался в сумке, обнаружилась кстати и переговорная тарелочка с золотым яблочком. Чтобы не заставлять семью нервничать дольше необходимого, Пересвет решил сразу же сообщить домой радостные вести.
На вызов отозвалась Дарёна, рядом при ней нашлась и царевна. Видать, обмен новостями затянулся у девушек допоздна, обе явно еще не ложились, если вообще собирались сегодня спать: чаи гоняли, вприкуску с баранками и ватрушками — весь стол с сияющим самоваром был прекрасно виден через тарелочку.
— Ясмин жива и здорова! — доложил Пересвет. — Передайте матушке с отцом, а то небось волнуются.
— Очень за нее рада, — скороговоркой отозвалась Войслава, притягивая тарелочку к себе поближе. — А кто это там у вас такой рыженький, м-м?
— Дракон, — сказал Пересвет.
— Драко-он? О-он? — протянула царевна. — Однако, как изменился!
— Нечего пялиться! — подскочила Ясмин, накрыла Ужоса с головой первой попавшейся под руку тряпкой, коей оказалась вышитая в цветочек скатерть. Сама же впереди него встала, грудь выпятила: — Он меня сожрал, так что это мой дракон будет!
Пересвет смущенно помаячил сестрице, украдкой указал на фляжку с вином в качестве оправдания малоуместной девичьей пылкости.
Царевич, чтобы сгладить неловкость, принялся рассказывать о поисках, которые заняли полдня… Но кто ж его слушать будет?
— После такого он обязан на ней жениться! — перебила Войслава, ляпнула абсолютно серьезным тоном. И важно угукнув сама себе, прихлебнула чай из чашечки, оттопырив мизинчик.
Ясмин, потеряв последнее самообладание, сунулась к тарелочке, отпихнув Пересвета. Но лишь страшно попыхтела и посверкала глазами — на что Войслава и бровью не повела, не убоялася гнева подруги. Сказать же что-либо вразумительное или даже обидное у Шеморханки не получилось. Почему-то. Удивительно, ведь раньше никогда в долгу не оставалась. Видимо, сегодня выдался совсем не ее день.
— Это ж надо — за щекой в логово уволок! И съесть отказался! Какой разборчивый! Нет, пожалуй, в жены он ее не возьмет при таких-то вкусах: она ж готовить не умеет совершенно. Что ни берется варить — всё отрава получается, — продолжала мстить за доставленные переживания Войслава.
Ясмин только ртом воздух глотала и шумно, в знак ярого несогласия, отдувалась.
— Рано еще сватать! — хмыкнул Пересвет. — У него память отшибло. Вдруг вы его заставите жениться, а он невзначай вспомнит, что давно женат?
— Да, — подал голос всклокоченный Ужос, выпутавшийся из скатерти. — Вспомнил. Женат.
Пересвету стало немного неловко — всё-таки слишком легкомысленно было надеяться, что дракон не поймет их разговор, если они будут на родном языке языками чесать. Не моргнув глазом бывшее чудище перешел на чужое наречие — так легко, что сам вряд ли заметил разницу.
Пораженная, как громом средь ясного неба, Ясмин так и села в ближайший сундук на гору золотой посуды:
— Женат?..
Появившийся наконец-то из-за каменюги полностью одетый и застегнутый на все пуговички Кириамэ проявил понимание: поднял с пола и отдал Шеморханке неупиваемую флягу, которую та сразу же обняла и к сердцу прижала, как родную.
Завидев любимого хозяина, Дарёна решительно оттеснила от тарелочки царевну. Принялась в свою очередь четко рапортовать о состоянии дел в тереме на текущий момент: царица напилась сердечных капель, спит, поэтому сообщить ей о чудесном спасении Ясмин возможно будет только поутру. Царь батюшка также принял успокоительного на грудь — в компании Патрикея Дормидонтовича, Светополка и Хродланда. Из всех лишь последний до сих пор на ногах. Сейчас царский зять наслаждается обществом двойняшек. Так разошлись, так раздухорились в словесной баталии к обоюдному удовольствию, что Войславе пришлось из собственной спальни в покои к младшему брату перебраться, пока мигрень не разыгралась.
— Но ничего, утром я им припомню! — пообещала царевна.
— А ее высочество Любава по наущению Марьи с Марфой улетела вас спасать от дракона! На ковре-самолете, — наябедничала Дарёна.
— Предательница, — фыркнула Войслава. — Проболталась всё-таки!
— Мой долг — служить их высочествам, — вздернула нос честная девица. — Тем более ее высочество, по заверению двойняшек, к этому времени уже должна добраться до места назначения. Так что и перед ней моя совесть чиста, обещание молчать до срока я сдержала.
Ёж досадливо покачал головой — будто мало забот, теперь еще невесту среди ночи искать!
— Так вы домой собираетесь? — встряла Войслава, оттеснив плечом служанку. — Дракона с собой возьмите! Авось поместится во дворце как-нибудь. Я тут уж прикидывала — он, когда с крыльями, аккурат в размер внутреннего дворика впишется. А если кудрявым останется — так вообще не вопрос! Хоть к Ясминке в комнаты подселим.
Хихикнув, царевна не стала ждать ответа вспыхнувшей Шеморханки, быстрей разорвала связь. Видя, что обругать всё равно не успевает, Ясмин махнула рукой и оставила попытки вылезти из сундука. Вместо барахтанья приложилась к фляге.
— Кстати да! Здесь заночуем или домой переместимся? — спохватился Пересвет.
— Шустрый! — проворчала Ясмин. Хлопнула по руке принца, не приняв его помощь, сама собралась с силами и, кряхтя, героически выкарабкалась из сундука. — А Тыгыдыму кто станет объяснять, куда дракон подевался? Хан ведь потом охамеет и все съеденные чудищем стада на наш счет запишет, без доказательств-то! Еще и сверх того добавит, от балды. Мирные переговоры надо до конца довести! Зря, что ли, Рорик тут печень сажал и глотку надрывал?
— Ай-тян нужно дождаться в любом случае, — добавил Кириамэ. — Пойду попрошу змеев ее поискать, чтобы не заблудилась.
— Нет необходимости! — остановил его Ужос. — Они уже почувствовали ее приближение и несколько минут назад улетели встретить, чтобы показать дорогу сюда.
— Откуда ты знаешь? — удивился Пересвет.
— Я их слышал, — как о само собой разумеющимся сказал Ужос.
Оказалось, что огненные змеи, как и драконы, переговариваются между собой мысленно. Именно таким способом сам Ужос беседовал с царевичем и принцем при их первой встрече в подземелье под столицей Тюрильского королевства. (То-то Пересвету было странно, что чудище говорит, а пасть не открывает!) И точно так же общается Кириамэ с огненными змеями.
— Только в нем драконьей крови совсем немного, поэтому он их слышит лишь с близкого расстояния, — пояснил Ужос. — Наверняка тебе хочется дотрагиваться до них, чтобы лучше понять, верно?
Ёж сам был несколько озадачен таким открытием. Он прежде не особо задумывался, как ему удается понимать змеев. Ведь это так естественно, что даже странно, что их не могут слышать все остальные!
А Пересвет, кашлянув в кулак, вспомнил о родословной мужа:
— Ну да, у них в предках не то что драконы — сами боги прописаны, — проворчал он, давя ухмылку, чтобы муженек не вздумал вдруг обидеться.
У рыжего царевич уточнил на всякий случай:
— Ужос, а ты всё-таки человек или дракон?
— Да, — ответил тот.
— Что — да? — не понял Пересвет.
— Человек. И дракон, — невозмутимо пояснил Ужос.
— То есть ты в любой момент можешь превратиться обратно в громадное чудище?
— Да, могу.
— Значит, в столицу его не повезем, — выдал вердикт Пересвет. — Он нам одним взмахом хвоста городскую стену снесет!
Ясмин расстроилась в конец. Не глядя пихнула царевичу в руки выбранные наконец-то вещи, буркнула:
— Одень его. А то как дитё малое… ик!.. не сообразит ведь, что к чему… ик!.. навыверт напялит.
— Почему я? — попробовал возмутиться царевич.
— Я, что ли?— рыкнула Шеморханка. Мотнула головой на принца: — Или он? Ик!..
У Пересвета выбора не было. Отвел нетвердо держащегося на ногах дракона за каменюгу, взялся наряжать. Ясминка нарочно подобрала к огненным волосам ало-рыжий сюртук модного франкийского покроя с золотой ниткой. К сюртуку — бархатный длиннополый жилет, под него черную сорочку с кружевным жабо. Штаны, чулки, сапоги — всё пришлось Пересвету самому натягивать-напяливать на беспомощного дракона-перевертыша, да еще следить, чтобы тот при этом процессе не рухнул. Еще бы: столько веков на четырех лапах ходил, да хвостом подпирался, да крыльями равновесие держал! А ведь чтобы чулок надеть, надо на одной ножке попрыгать. При том что голова, замороченная колдовскими заклятиями, ох тяжелая...
Ужос, послушно изображая куклу, наконец-то сообразил, о чем именно его спрашивали:
— Я превращусь в дракона только по собственному желанию, не беспокойтесь.
— Хорошо, — пропыхтел царевич, пытаясь продеть его руки в рукава сюртука. — Уж будь любезен без предупреждения не оборачиваться чудищем, а то всю одежку в лохмотья разорвешь. Не говоря о прочих возможных неприятностях.
— Я сам не хочу превращаться. Надоело, — признался тот.
— А звать-то тебя как на самом деле? — спросил Пересвет. — Не Ужосом же величать как раньше, не годится так-то.
— Серапион Магнус Вельф, — вспомнил-таки дракон спустя минуту усиленных размышлений. Добавил: — К вашим услугам.
— Не родственница ли тебе Агилольфанна Вельф из Вельфэльзена? — повысил голос Кириамэ, ведь из-за скалы всё прекрасно было слышно.
— Так звали мою супругу, — сказал Ужос-Серапион.
Ясмин охнула. И вновь с ее стороны послышалось бульканье фляги. Пересвет хмыкнул: вот ведь парочка — один на ногах едва стоит, и вторая все силы отдает, чтобы добиться такого же состояния нестояния и несоображания!
С одеванием покончили, компания уселась в кружок (правда, Ясмин периодически из кружка выпадала) — и началась долгая и довольно-таки утомительная игра в наводящие вопросы и догадки-предположения. Серапион-Ужос честно напрягал память, и сперва у него получалось не очень хорошо. Но принц с царевичем наперебой сыпали датами и событиями, заученными из хронологий и летописей, так что в итоге общими усилиями удалось-таки кое-что выяснить. Дракон действительно проспал в подземелье больше трехсот лет: если кое-какие исторические события, случившиеся раньше этого срока, он с трудом смог припомнить, то упоминания о любых более поздних заставляли его лишь недоуменно хмуриться.
Его супругу вправду звали Агилольфанна, это было имя, передающееся в роду из поколения в поколение. Так что не удивительно, что в итоге так же назвали нынешнюю королевну Байверна — двенадцать-раз-пра-внучку Ужоса.
— Теперь ясно, от кого Фанни унаследовала способность превращаться в дракона! — кивнул Пересвет, не без содрогания припомнив последнюю их встречу.
Если имя Агилольфанна для принцесс по-прежнему оставалось традиционным в королевском роду, то имена Серапион или Магнус, раньше непременно дававшиеся сыновьям-наследникам, после исчезновения Ужоса такую привилегию утратили. Дракон поник плечами, вспомнив имевший место триста лет назад семейный скандал, после которого его самого загнали под землю, можно сказать, похоронили заживо, но даже и его имя предали забвению, вычеркнув из фамильного списка. Однако этими воспоминаниями Ужос решил пока ни с кем не делиться. Принц с царевичем настаивать не стали — если захочет, сам расскажет. Обнадеживало уже то, что дракон начинал соображать всё более четко и речь его сделалась более связной, не такой полусонно-медлительной, как поначалу.
Вот бы еще переговорная тарелочка зазвенела золотым яблочком раньше на час! В утомительную игру с вопросами не пришлось бы играть так долго. Яга дракона сразу опознала, с первого взгляда.
— Ребятишки! — затараторила ведьма, едва увидала Пересвета с Кириамэ. — Я наконец-то вспомнила, где второй перстенек спрятан! Это ж надо — совсем на старости лет память плохая стала, такое-то забыть!
— И у тебя тоже? — усмехнулся Пересвет, устало потирая пальцами переносицу.
— Ась? — не поняла подковырку Рогнеда Ильзизаровна. Но отмахнулась, зачастила дальше: — Я как вспомнила — сразу вам звонить! Связалась с теремом, а там мне говорят: вы, мол, в Ибирь сиганули! Мол, то ли съели у вас там кого-то, то ли не съели! Драконы, мол, у вас там кучерявые какие-то завелись! Я обрадовалась — это ж замечательное совпадение! Как раз сама в те края собиралась вас послать! Так что на обратном пути ко мне заглянете — перстенёк откопаете!..
Царевич из вежливости покивал: сейчас они находились на южной границе Ибирского ханства, тогда как избушка Яги стояла в Заповедном лесу на северной границе. То есть что от столицы Тридевятого, что отсюда до ведьмы добираться выходит одинаково не близко.
— Ох ты ж батюшки! — оборвала саму себя Яга на полуслове. — Кого я вижу? Ты ли это, величайший магистр Магнус?
— Рогнеда? — неуверенно опознал и ведьму Серапион Вельф, придвинувшись поближе к тарелочке. — Ты… хм… повзрослела.
— Да уж, — захихикала Яга. — Зато ты за эти века нисколечко не состарился.
Оказалось, они с Ягой давние знакомые! Не то чтобы близкие, но ведьме было что о нем порассказать. Ведь именно подпись Ужоса стоит на дипломе чародейки, что получила юная тогда еще Рогнеда в славной академии колдовства и алхимии, что процветала три века назад в королевстве Байверн.
Как припомнила ведьма, откровенно хихикая и наслаждаясь смущением дракона, кличку Ужос главный в академии чернокнижник заработал уже в те времена:
— Страшный был человек! — ударилась в воспоминания школярской юности Яга. — На экзаменах учеников до кондрашки доводил одним движением брови. Суров был, что скала! Никаких грешков, слабостей или отклонений не терпел. Особенно мужеложцев ненавидел, — тут Яга с намеком подмигнула царевичу с принцем. — Как только слышал о противном Небесам и природе извращении — аж огнем плевался! Не успокаивался, пока не находил виновных — немедленно отправлял на костер! По отдельности или сразу парами.
— Не напоминай, — сдвинул брови Серапион, прикрыл рукой глаза, словно ему тошно сделалось. — Неужели до сих пор есть люди, которые терпят подобную мерзость?
— Есть, мил человек, имеются такие, — со вздохом заверила ведьма. — Вон хоть покойного сына местного хана взять…
Пользуясь моментом, пока чародей не видит, временно ослепленный всколыхнувшимися перед внутренним взором картинами прошлого, Яга принялась строить страшные рожи Пересвету с Ёжиком, намекая изо всех сил, чтобы при нем молчали о своей любовной связи вообще и о браке в частности, иначе беды не миновать. Те кивком поблагодарили и, переглянувшись между собой, даже чуток друг от друга отодвинулись.
Меж тем, пока все были увлечены разговором, у Ясмин после вина и треволнений разыгрался аппетит. Не обращая внимания на шторм в голове, пошатываясь на ходу, Шеморханка достала с каменюги оставленное на завтрак жаркое из дичи. Но стоило понюхать остывшее мясо, как ее тут же замутило. Пришлось поднос вернуть на место, пока не стало поздно. Взгромоздила — и еле отдышалась…
— Так я чего обрадовалась-то, что вы в этих краях околачиваетесь! — резко сменила тему Яга. — Яблочек-то мне молодильных на обратном пути вот и захватите! Всё равно за перстеньком приедете, так уж не забудьте, сделайте милость!
— Молодильных? — удивились принц с царевичем. Потребовали разъяснений.
— Яблочек? — пробормотала смурая Ясмин. Погладила бунтующий живот ладонью, подползла на коленках к сумкам Пересвета и Ёжика. Чести ради, прежде чем лезть с ревизией, подергала за рукав занятого объяснениями принца. Тот, обернувшись, конечно же разрешил, шепнул ей на ухо:
— Дарёна пирогов полпуда собрала в дорожку: с малиной, с творогом, с крольчатиной, еще с чем-то, я не запомнил, прости.
От перечисленного разнообразия начинок Ясмин замутило нешутя. Аж ладонями рот пришлось прикрыть. Привалилась спиной к каменюге, затылок приложила к камню, а ко лбу — холодненькую флягу.
Со слов Яги выходило у них еще одно удачное совпадение: якобы неподалеку отсюда есть Заветное озеро, на берегах которого растут молодильные яблони с чудесными плодами.
— Аккурат созрели, морозом не успело прихватить — самое время сейчас урожай снимать! Прямо с веток рвите, так пользы от плодов больше! — увлеклась наставлениями Рогнеда Ильзизаровна. — И царю с царицей по яблочку захватите. Только сами ни кусочка не кушайте — вам еще рано!
Однако точной дороги к чудесному озеру ведьма сообщить не могла. Где-то на стыке границ Кадая, Ибири, Улус-Орды и Тридевятого, ближе к горам — вот и все ориентиры.
Заветное озеро охраняло непростое колдовство! Яблони были лишь украшением берегов. Самая же главная ценность озера заключалась в воде — стоило любому человеку в нее окунуться, как немедля исполнялось самое сокровенное желание. Любое желание — но лишь одно-единственное за всю жизнь и причем сугубо личного характера. То бишь мира во всём мире озеро наколдовать отказывалось, равно как не исполняло заказы о смерти ненавистному врагу, на обретение власти, богатства или любви всех женщин на свете. Более того, охраняющее колдовство не подпускало к озеру людей с нечистыми помыслами. И ладно, если, поблуждав, развернет тебя прямиком на обратную дорогу. Чем тяжелее груз на совести, тем выше горы возникнут на твоем пути, тем непролазнее чащи! Иные искатели и в ущелья, бывало, сваливались, вместо исполнения желания обретая возле Заветного озера лютую смерть на острых скалах, разбиваясь в кровавую лепешку.
— А морсика клюквенного нету? — жалобным шепотом спросила Ясмин.
— Прости, мы забыли захватить скатерть-самобранку, — извинился Кириамэ.
— Что это за скатерть такая? — вдруг обернулся к ним Ужос. Как оказалось, он внимал рассказу Яги, но не менее внимательно прислушивался и к бурчанию Шеморханки.
— Чего о скатёрке сокрушаться, если у вас целый магистр колдовских наук под боком? — хмыкнула ведьма, тоже всё прекрасно услыхавшая. — Вон, Серапион Магнусович, руку протяни — скатерка, гляжу, в цветочек вышитая лежит? Сойдет! Сейчас тебе напомню, что к чему. И будет у вас самобранка — не хуже прежней!
Ужос послушно взял скатерть, (ту самую, которую Ясмин недавно в сердцах намотала ему на голову, пытаясь скрыть от завидущих глаз царевны), покрутил в руках, окончательно смяв в комок. Яга скороговоркой наговорила ему непонятных слов, видимо, проинструктировала на счет превращения обычной скатерти в заказную — и вновь вернулась к теме Заветного озера: какое оно-де красивое и особенное!
— Я видел его. Сверху, когда летел из Кадая сюда, — уверенно заявил Ужос. — Круглое, как чашка. Небольшое. Берега в зелени не по сезону, что даже тогда мне показалось странным.
— Вот-вот! Оно самое и есть! Желания свои я покамест и сама в состоянии выполнить, — вещала бабка, — а от яблочек не откажусь! Как на холод нынче завернуло — так в поясницу стрелять стало, аж до искр в глазах!..
Взяв с компании клятву, что про волшебные плоды для бедной больной старушки не запамятуют, Яга распрощалась. Тарелочка потухла, золотое яблочко перестало вертеться.
Ведьма, как всегда, оказалась права: колдовские формулы, заклинания и заклятья Серапион-Ужос вспомнил легко. Словно вся чародейская наука дремала до поры в его голове, свернувшись большим клубком, но стоило потянуть за одну ниточку, подсказанную ведьмой, все узлы развязались — и из клубка само собой соткалось многоцветное полотно знаний. А знал магистр, видимо, очень много.
Скатерть расстелили — всю мятую-перемятую, еле разгладили кое-как. Ясмин, не мешкая, заказала себе клюквенного морса с гречишным медом, верное средство при похмелье. Серапион же, не сдержав сдавленного стона, отполз от заработавшей скатёрки подальше в угол, обхватив голову ладонями. Знания, освобожденные после многовекового забвения, мгновенно наполнили разум магистра, буквально заставив череп затрещать, до того распёрло с отвычки.
— Ик… Ой, что-то мне тоже нехорошо, — сообщила Ясмин, сочувствующе поглядев на корчащегося от груза памяти дракона. — Пойду-ка… ик!.. …проветрюсь. Воздухом подышу… ик!..
Оставшиеся перед скатертью одни, Пересвет с Кириамэ в недоумении переглянулись. Принц даже попробовал морс — посмаковав, пожал плечами: морс как морс, скатёрка для первого раза справилась безупречно.
Возможно, именно легкое умопомрачение из-за освободившихся знаний заставило дракона слишком остро отозваться на шум, донесшийся от входа в подземелье. Ужос опять превратился в чудовище, но теперь в еще более жуткое, чем прежде — частичное: раскинулись перепончатые крылья, странно смотревшиеся на спине человеческого тела. Одежда, разумеется, превратилась в лохмотья — не зря ведь Пересвет его предупреждал! Брякнувшийся на пол тяжелый хвост с массивными шипами гребня заметался из стороны в сторону.
Кириамэ потянул Пересвета отойди подальше.
— Кадайский дух!.. — прошипел дракон, разгибаясь с земли. Глаза его загорелись и огнем полубезумия, и более привычным огнем, драконьим. — Обманщики! Негодяи!..
— Тише ты! Ужос, не волнуйся! — выставил вперед ладонь царевич, заслоняя собой принца.
Оглянувшись на мужа, Пересвет спросил растерянно:
— Чего это он взвился вдруг?
Ёж ответить ничего не успел: в подземелье ввалилась Лиан-Ай! С мечами наголо в обеих руках, пышущая праведным гневом:
— Ясмин, беги!!! — вопила принцесса, готовая сию минуту ринуться в кровавую сечу. — Спасайся! А я помогу разделаться с драконом! Где они?! Ёшихиро?! Пересвет?! Слава богам, вы живы! Где этот ваш дракон?! Если он вас хоть одним когтем тронул, ему не поздоровится! Я его на суши и сашими нарублю!! Как дайкон тонкой ленточкой порежу!..
— Кадайский дух! — шипел дракон, которому злость глаза застилала. Изо рта уже дым струей пошел, того гляди подземелье озарится пламенем!..
За Лианкой вбежала назад Ясмин, зачастила:
— Ты не так меня поняла, Любавушка! Он их не треплет, они вместе треплются! Болтают в смысле!
Однако собственные глаза принцессе не лгали: Пересвет и Кириамэ медленно отступали, свершено беззащитные, безоружные, перед натиском невообразимого чудовища, ужасней которого ничего прежде ей видеть не доводилось.
— Умри, гад ползучий!!! — завопила принцесса и ринулась в бой.
— Стой, дура!! — заорал Пересвет, кидаясь ей наперерез.
— Ямэро-ё, Ай-тян! — одновременно с ним выкрикнул Кириамэ.
Слава богам, кого-то из своих женихов Лиан-Ай всё же услышала — замерла, не смея нарушить приказ.
Ясмин же кинулась к дракону. Бесстрашно обвила руками за шею, прильнула бюстом к его груди. Запричитала:
— Успокойся, Серапионушка! Здесь все свои, тебе примерещилось! Дыши ровнее! Дыши, родной!..
Она уже не раз видела, как черное огромное чудовище рывками набирает воздух — чтобы длинной, смертоносной струей изрыгнуть жаркое пламя в цель. И вот сейчас точно так же рвано вдыхает полную грудь Серапион Вельф, не до конца обернувшийся драконом.
— Серапионушка, не надо! Не бери греха на душу, Аллахом молю! — Шеморханка похлопала его по щекам, но толку никакого, дракон ее в упор не видел, лишь пыхтел страшно.
— Ясмин, уходим! — скомандовал Кириамэ. Зажав принцессу с двух сторон, они отступали к выходу.
Только Шеморханка сдаться так просто не могла.
— Выдохни, Серапионушка! — просила она, обнимая дракона. — Выдохни, милый!
И раз тот ее до сих пор не отпихнул от себя, Ясмин дерзнула зайти еще дальше: обхватила его голову руками и, пригнув к себе, поцеловала в губы. Крепко и глубоко. Заставила выдохнуть…
Еле оторвалась, пошатнувшись. Пыхнула в сторону большим клубом сизого дыма! Закашлялась, хватая воздух жадными глотками, замахала ладонью на свой обожженный язык. Кириамэ, метнувшись к скатерке, сунул героине кружку морса промочить горло.
— П-простите… — медленно сдуваясь, повинился пришедший в себя дракон. Крылья втянулись обратно в тело, так же как и хвост, оставив после себя рваные дыры на одежде. Но и дыры под ладонями магистра исчезли, а со стороны казалось, будто он всего лишь в смущении разгладил на себе помявшуюся одежду.
— Г-горячий! — осушив кружку одним глотком, с восхищением выдохнула Ясмин. — Такого горячего мужчины я в жизни не встречала!..
Серапион-Ужос еще долго извинялся. Когда узнал, что девушка, на которой он чуть не сорвал свою злость за всех кадайцев вместе взятых, это невеста Пересвета и кузина Кириамэ — извиняться начал заново, с еще большим пылом.
— Ненавижу кадайцев, — в свое оправдание заявил Ужос. — Выставили меня безмозглой тварью перед всем светом.
Разумеется, с дракона потребовали подробный рассказ о приключениях, приведших к подобной категоричной нелюбви к восточной нации.
Однако начинать повествование приходилось издалека, с событий трехвековой давности. Поэтому сперва решили устроиться на ночлег и поужинать, а после можно было и послушать перед сном долгую историю.
Огненных змеев тоже позвали в подземелье. Благо там, где свободно убирался дракон (в полном размере), без труда разместились и двое змеев. Длинные тела свились двойным кольцом вокруг людей, как уже вошло в привычку в путешествиях: защищая, не давая замерзнуть в холодную зимнюю ночь, да и чадящие свечи можно погасить за ненадобностью. К слову, с драконом змеи быстро нашли общий язык, приняв за своего. На прошлое никто обиды не держал, согласившись, что погони и попытки поймать друг друга были всего лишь игрой.
Помня о предостережении Яги, Ёж усадил Лиан-Ай между собой и Пересветом — так они не смогут случайно выдать свои отношения каким-нибудь привычным жестом или движением. (Спать же они лягут тоже втроем, Кириамэ и об этом уже подумал и успел шепнуть остальным. Только между Пересветом и Лианкой устроится сам принц. Таким образом, если вдруг Ужос застанет их спящими в обнимку, то посчитает, будто кузен самоотверженно защищает честь принцессы, не позволяя пылкому жениху прикоснуться к ней раньше брачной ночи. Услышав такое объяснение, Пересвет долго хрюкал смешком в кулак, притворяясь, что кашляет.)
Когда наевшиеся змеи задремали, позволяя беседующей компании вольно облокачиваться на свои длинные тела, словно на общую подушку с подогревом. Когда самобранку перестали мучить разнообразными заказами, утомившись от последних сладостей и щербетов-взваров-медов — тогда и настала пора неторопливой драконьей исповеди.
Прав оказался Хродланд, почувствовав на чудище три заклятия, наложенные одно на другое.
Первым проклятием, самым сильным, опутала магистра его собственная супруга. Та самая Агилольфанна, чьи роскошные золотые кудри снились дракону триста лет, из-за которых он даже стал собирать самородки.
Случилось это после крупной семейной ссоры, о причине которой Ужос не захотел распространяться в присутствии девушек. Магистр считал себя полностью правым в этой ссоре, но всё же в глубине души испытывал некоторую вину. Поэтому позволил супруге выместить на себе гнев. Он-то рассчитывал, что заточение в подземелье долго не продлится. Жена одумается, ибо всё равно любит его. Простит в скором времени, извинится за суровость наказания… Однако Агилольфанна не простила. Ни через год. Ни через двадцать лет.
— Она любила меня, — вздыхал Серапион Магнус Вельф, не испытывая к вспыльчивой супруге ни капли ненависти. — Я уверен, ей было еще больнее знать, что по ее желанию я добровольно принял облик чудовища и ушел глубоко под землю. Что из-за нее не вижу дневного света, голодаю, не могу толком развернуться в тесноте… Я всегда был сильнее ее, я мог бы отказаться, мог бы воспротивиться. Я мог сбежать в конце концов… Но я хотел, чтобы она простила меня. Поэтому оставался и ждал.
Шли годы, и не сойти с ума в ожидании прощения магистру становилось всё труднее. Поэтому он наложил на себя второе заклятие — запечатал свою память. То есть по сути полностью превратился в дракона, который жил в полусне, не томясь тревогой и жаждой свободы, не мучаясь мыслями и воспоминаниями, которые терзали совесть и разум. По воле самого Серапиона это заклятие в силах была развеять его супруга или кто-нибудь из их детей или даже внуков, в чьих венах будет течь огненная кровь. Однако при этом он окончательно утратил способность вести счет времени.
Он потерялся во времени и подземельях.
А в итоге заполз в шахты к нибелунгам. Где его полусон оборвался неожиданной встречей с двумя чужестранцами.
Эта странная пара всколыхнула в нем одновременно и горечь прошлого, и задела родственные чувства. Благодаря капельке драконьей крови, доставшейся по наследству сквозь череду венценосных предков, нихонский принц оказался способен пробить брешь в окаменевшем панцире колдовства, сковывавшем память чудовища. Благодаря его длинным волосам эта трещина стала еще шире — дракон смог смутно вспомнить облик любимой супруги.
— А потом мы отправили тебя странствовать по миру, — хихикнул Пересвет.
— И я с удовольствием расправил крылья, — кивнул Серапион-Ужос. — Полёт действительно оказался несравнимым ни с чем удовольствием!
Дракон перелетел моря и огромный океан, как и говорил Пересвет. (Причем сейчас, слушая отчет крылатого путешественника, царевич сам изумлялся, что его придуманные в спешке россказни оказались настолько близки к правде!) Изредка он останавливался дать отдых крыльям, приземляясь на крошечных островах.
Затем Ужос достиг большого материка, где, среди буйной зелени, обнаружил города с бронзовокожими человечками. Человечки эти очень любили золото. Поэтому дракона, спустившегося к ним с небес, со шкуры которого сыпались самородные слитки, смуглый народец незамедлительно записал в свои божества. Ужосу стали поклоняться. В его честь беспрерывно играли музыканты: барабанщики, трубачи, певцы надрывали глотки, мешая городу спать, а дракону — предаться дрёме и размышлениям о собственной сущности.
Хуже того — на обед дракону снова пытались предложить животных, похожих на овец. Местные овцы были крупнее привычных, выше ростом, с длинной шеей, пушистой челкой, закрывающей глаза, и с узкой мордой, выражающей пуд презрения ко всему сущему. На них было еще больше шерсти: кучерявые пряди были мягче, но спускались до земли! Вдобавок, эти мерзкие твари умели прицельно плеваться. Разумеется, Ужос ни одной не попробовал, предпочтя время от времени улетать на охоту в дикие леса.
Но каждый раз, как он оставлял ступенчатую пирамиду, где поклонники свили для него гнездо из крепких лиан — отчего-то всякий раз человечки в городе приходили в крайнее волнение.
— Полагаю, они думали, что их божество разгневалось, поэтому хочет их покинуть, — заметил Серапион. — Теперь я могу это осознать, но тогда искренне недоумевал.
Когда же он возвращался, набив брюхо оленями, кабанами и прочей дичью, его пирамида почему-то оказывалась залита потоками крови.
— Вместо того чтобы присылать мне милых девушек для неторопливых бесед перед сном, они своих отборных девственниц во славу моего величия потрошили, как цыплят! — возмущался дракон подобным расточительством. Спохватившись, извинился перед побледневшими Ясмин и Лиан-Ай за некрасивые подробности.
Не выдержав общегородского воя по возвращении со второй своей охоты, Ужос в сердцах спалил и утопающую в жертвенной крови пирамиду, и весь город. И улетел — еще дальше на закатное солнце.
— Летел-летел… Очень долго лететь пришлось, — рассказывал Серапион. — Потом наконец-то увидел землю. Попыхивающие вулканами острова мне не приглянулись. На север забираться тоже не прельщало. Поэтому я свернул на юг.
И так он оказался в кадайских землях.
Кадайцы встретили дракона совсем иначе, нежели жадные до золота голопопые любители юных жертв и ступенчатых пирамид.
Кадайцы оказались вежливым народом с развитой культурой. Они вежливо и культурно пригласили дракона погостить у них — столько, сколько дорогой гость сочтет нужным. Они поселили его во внутреннем дворике дворца. К нему приставили множество миленьких служанок, которые чесали ему шкуру жесткими щетками и грабельками и читали вслух на сон грядущий убаюкивающие трактаты самых умных мудрецов. Его потчевали сочными фруктами и хрустящими овощами, закидывая в пасть целыми корзинами. Для него жарили на вертелах быков и жирных павлинов — и даже не заикались о баранине!
Вот только, расслабившись, дракон не почуял, когда к нему подослали колдуна. Коварный негодяй заговорил зубы — и между разговорами подлатал трещину в оковах памяти. Да еще сверху накинул сеть безумия. Получившемуся безумному чудовищу внушили одну мысль: немедленно лететь в Тридевятое царство и учинить там разгром, какой только сможет выдумать одурманенный мозг дракона.
Вот только не учли кадайцы, что внушение окажется слабее глубоко въевшегося отвращения к овцам. Свою нелюбовь к баранине дракон помнил даже в мороке безумия. Поэтому заприметив по дороге в Тридевятое царство большую отару блеющих бело-серо-черных тварей, чудовище без размышлений свернуло с указанного кадайцами пути.
А что было дальше — нет нужды рассказывать подробно. Игры с Хродландом и золотыми змеями заставили кадайский морок значительно ослабеть. Встреча с Ясмин, ее непрекращающаяся болтовня, жалобы на несчастную долю — помогли проснуться разуму. Превращение волка в принца напомнили магистру, как можно вернуть себе человеческий облик.
— Сказать честно, мне очень стыдно, — повинился Ужос. — Из-за морока я вел себя, как взбесившийся зверь. Теперь люди до скончания века будут считать драконов кровожадными чудовищами… И ведь овцы не виноваты, что у меня от них месяцами не проходила изжога, пока я сидел под Тюрилем.
Он гонял отары днями напролет, жарил, поливая с неба струями огня, превращая в головешки. А питался при этом скромно — две-три коровы в неделю. Или одну-две лошади — если случалось залетать на земли Улус-Орды, где табуны можно было встретить чаще, чем стада.
— Тыгыдым жаловался на сожженные поля и разоренные деревни, — заметил Кириамэ.
— Нет, что ты! Возможно, поля опалял случайно, если овцы туда забегали, — признался Ужос, в смущении не замечая, что уже больше часа греет в своих руках ладошку Ясмин, к этому времени уж совершенно растаявшей, как снежная баба по весне. — Но на людей я точно никогда не кидался. Только если они бросали в меня камни или палки. Тогда я отгонял их рычанием… Да, простите, дважды отмахнулся хвостом от самых надоедливых пастухов. Извините.
Ясмин простила его за всех и за всё — улыбнулась ясно, заглянув в глаза, погладила по щеке, по волосам. Не удивительно, что, когда всё-таки решили ложиться спать, Ужос выбрал на роль подушки ее колени. Пристроился, как будто это было самое естественное решение. Спустя полчаса всё-таки додумался спросить ее дозволения — вскинулся вдруг, разбудив всех остальных, успевших задремать:
— А ничего, что я?.. — промямлил дракон, обнимая ее ноги.
— Ничего, — милостиво кивнула Шеморханка, поправила ему сбившуюся на лоб прядь. — Спи, завтра будем тебя показательно ловить и убивать.
— Хорошо, — с облегчением вздохнул Ужос, укладываясь обратно. — Спасибо.
***
На следующий день Ясмин мучилась болями везде: голова болела от похмелья. Спину ломило от того, что имела глупость спать сидя, при этом опершись на горячий бок огненного змея, который спустя час неподвижности казался уже не теплым и упругим, а душно-жарким и страшно жестким, да еще ребристым и шершавым. Отдать колени под тяжелую голову дракона тоже было не самой светлой ее идеей — ноги онемели, а пошевелиться нельзя! Он так в нее вцепился, что она чуть не описалась, пока до его пробуждения дотерпела. И разбудить страшно было — вдруг спросонья драконом обернется? Утром едва коленки разогнула, а когда кровь по венам потекла — миллионы игл закололи мышцы, хоть на дракона с кулаками наскакивай! И чего она такого особенного вчера в нем нашла — сегодня сама не понимает! Ради кого все мучения терпела? Ради этого нестриженого хмыря непонятного возраста? Да сегодня ей на него и глядеть-то противно!..
Поэтому Серапион-Ужос держался от нее в сторонке. Да, мучительно краснел, ловя на себе грозные взгляды, бормотал извинения, обещал загладить и исправиться… Но понимал, что все извинения и комплименты следует отложить до лучшего момента. Он-то ведь прекрасно выспался этой ночью, пусть и улеглась компания незадолго до рассвета. Поэтому сегодня у магистра разум был несравненно чище, чем раньше, мысли быстрее — и даже в отношении обхождения с прекрасными дамами он соображал неплохо. Несправедлива была Яга, когда намекнула при Шеморханке по тарелочке: «Ему бы бабу дельную, чтобы в ежовых рукавицах держала и куда надо направляла! А то ведь голова ученая, что дыня печеная — ничего в обычной жизни не понимает, что к чему и как надо!» Сегодня он прекрасно осознавал, как страшны бывают не выспавшиеся женщины.
А вот Кириамэ на сердитое шипение Шеморханки наплевал. Отвел в сторонку и спросил в лоб: успела ли та за время совместного с Хродландом и Войславой посольства завести при дворе Ибирского хана себе любовников? От неожиданности Ясмин пребольно дернула себя за волосы, которые как раз в этот момент пыталась распутать от колтунов и хоть кое-как заплести в подобие косицы.
К слову сказать, имелась еще одна причина, из-за которой хотелось злиться на Серапиона: в отличие от Шеморханки ему не приходилось расчесывать свои кудри! Вместо того чтобы потратить часа два или больше, приводя гриву в порядок, этот паразит лишь приглаживал волосы ладонью — и они сами под его рукой послушно свивались в жгуты, заплетались в симпатичную прическу с гребнем на затылке, переходящим в толстую тугую косу. Такую прическу ветер не растреплет, хоть в ураган на ковре-самолете катайся! Что говорить, Ясмин скрипела зубами от злости. И даже Кириамэ не удержался от завистливого вздоха, рассмешив Лианку.
Принцесса тоже нынче выспалась отлично и была непривычно весела и бодра. Чем несказанно раздражала хмурых Пересвета и Ёширо — которые, помня о предостережении Яги, боялись друг друга во сне хоть рукой задеть, в то время как Лианка воспользовалась моментом и буквально лианой оплела принца! Так что тому еще пришлось перед драконом оправдываться: мол, друзья детства, давняя привычка сработала!..
— Так есть у тебя там кавалеры или нет? — голос нетерпеливого Ёжика заставил Ясмин очнуться от пристального созерцания ссутулившейся спины магистра. По утру того вдруг прострелил жгучий стыд за то, что давеча в полубезумном виде предстал перед всеми голым — да еще приставал к нихонцу…
— А? — снова очнулась от дрёмы на ходу Шеморханка. — Нет, нету. Не завела. Никто не приглянулся! А тебе-то что?
— Просто уточнил, — сказал Кириамэ. — Чтобы не возникло неожиданностей.
— Каких еще неожиданностей? — пробурчала Ясмин, следя, как изменяется тело магистра во время превращения, плавно раздуваясь до поистине чудовищных размеров. Как прорезаются от хребта крылья — и удлиняются, распахиваясь, натягиваясь перепонками…
— Вчера обсуждали, как устроим охоту на дракона! — потормошил ее за плечо принц. — Ты же всё слышала! Или проспала?
— Нет, слышала, — проворчала Ясмин, и вправду что-то такое припоминая. — Просто кое-что упустила.
— Не удивительно, — фыркнул Ёж и наконец-то отстал от нее.
Ясмин надула губы. Ну да! Кириамэ прекрасно знал ее привычку, потому и уточнил. В царском тереме ей было из кого выбирать: два, а то и три раза в неделю она зазывала к себе в спальню приглянувшегося молодца-богатыря из дворцовой стражи. Или из конюхов. Или из помощников садовника. Или поварят постарше. Или лакеев помоложе… Причем всякий раз нового! Как ни были хороши любовники, отборные, сильные-могучие-охочие, приучать кого-то к себе надолго Ясмин не хотела — ни к чему было растить в парнях необоснованные заблуждения. Другое дело здесь. Пусть в гостях у Тыгыдыма пришлось провести довольно много времени, для постельных утех Шеморханка так никого себе и не смогла подобрать. Русоволосых молодцев, каких она обычно предпочитала, здесь найти было не сложно. Загвоздка в том, что обычно эти парни оказывались убогой деревенщиной, рабами из племён, что поколениями прозябали под властью ханов и их свиты. А здешние князья-мурзы и их приближенные, пусть и веровали в Аллаха, как и она сама — но, простите, отдаться кому-то из этих дэвов-коротышек? Нет, на такое она могла решиться лишь в крайней степени опьянения, а пить Аллах не велит!
[прим: Дэвы — злые духи, демоны, обычно великаны]
…Перед тем как лететь договариваться с Тыгыдымом о цене за голову дракона, Кириамэ решил заранее еще немного подогреть интерес к предмету торга. Проще говоря, уговорил Ужоса дополнительно подебоширить вокруг городища. Магистр не мог отказать, хотя и не был в восторге от затеи, переживая за предыдущие учиненные в безумии погромы.
Нынешние погромы получились зрелищные — вся Ибирская столица высыпала на земляной вал, что вокруг городища, поглядеть, как двое огненных змеев гоняются за драконом. Или наоборот — как змеи от дракона улепетывают, закручивая облака в кремовые завитки, а тот пыхает во след клубами пламени. Всяко получалось в этих салочках, то так, то эдак. Главное было не показывать сторонним наблюдателям, что игрались-то на сей раз понарошку. Не по злобе и пару сараев спалили в пригороде — для внушительности чисто. Огород чей-то закоптили в черноту — как будто случайно, мимоходом, якобы совершенно не замечая, что рядышком как раз проезжал приближенный из свиты хана. Приближенному тоже немножко досталось: испугавшись просвистевшего вихрем змея, лошадь поднялась на дыбы и скинула пузатого всадника в помойную канаву.
— Что ж за столица такая мелкая у них тут? — возмущался на лету Пересвет. — Змея разворачивать не успеваю, того гляди мимо пролетишь!
— В здешних краях это огромный город считается! — заявила Ясмин, перекрикивая ветер, через два слова замолкая, пережидая огненные залпы. — Тыгыдым хвастал — без малого пятьдесят лет стоит! И ни разу, мол, не сгорел!
— Что впрямь удивительно — ни единого каменного дома не видать! — согласился Пересвет. — Сдается, если смерить шагами, всё городище в одну нашу Сапожную слободу уложится! А если людьми мерить: половина Калашного ряда с проулком в Каравайный! И то у нас там народ особенный, пухлый, потому и живут широко, простора требуется много…
— Ты бы еще с Шеморской столицей сравнил! — оборвала его рассуждения Ясмин.
Пересвет в Шеморе не бывал, но о муравейной многолюдности был наслышан, потому примолк.
Лиан-Ай тихо улыбалась, слыша этот спор: да обе столицы, что Тридевятого, что Шеморская — вместе взятые выйдут меньше главного города Кадайской империи! По сравнению с ее цветущей родиной любая страна покажется унылой провинцией. Однако принцесса благодушно промолчала. Она не хотела портить минуты своего наслаждения пустыми препирательствами.
Подумать только: вот уже битый час она бултыхается в небе верхом на змеихе — тесно прижимаясь к Кириамэ! Притиснулась грудью к его лопаткам, животом вплотную к напряженной пояснице, широко разведенными коленями касаясь его бедер, крепко обвила обеими руками за пояс, лицом в растрепанные на ветру волосы зарылась, вдыхая родной аромат… И всё это на полном праве! Без обычного шипения со стороны Ёшихиро, напротив — с его разрешения! Он сам ей велел держаться крепче, вот она и держится! А что глаза закрыла — так это чтобы не укачало, а то ведь змеиха петляет, земля с небом то и дело местами меняются. Зачем же на это безобразие смотреть? Если можно посидеть тихонько, зажмурившись, мечтая о своем, о девичьем…
Лиан-Ай была согласна так куролесить хоть до заката без передышки. Вот только Пересвет, пронесшись мимо, ее мечтательную задумчивость принял за дурноту. И сказал Ёширо! А тот на слово поверил мужу, но не отнекивающейся кузине. И дал команду дракону закругляться.
Вот сказала бы Лианка Пересвету пару ласковых слов — да во-первых не догнать, а во-вторых воспитание приличное не позволяет. Такую идиллию разрушил! Ну вот просили его лезть, доброжелателя эдакого?! Она же, может статься, именно ради этих драгоценных нескольких минут тесных объятий давеча полночи на коврике по черному холоднющему небу летела незнамо куда, в гордом одиночестве стуча зубами, когда ни зги не видать, ни черта не понять! Часы страхов променяла — всего-то на мгновения, считай!.. Чтобы женишок липовый раньше времени Ёши-тяна дёрнул приземляться! Лиан-Ай зубами от злости заскрипела.
— Ты вправду позеленела вся, — обернулся к ней принц, нахмурился. — Прости, я не подумал: нужно было тебя к Ясмин на ковер посадить. Потерпи немножко!
От этой заботы Лианку еще большая досада обуяла: ведь в следующий раз любимый ее с собой верхом на змее кататься вообще не возьмет! Это сколько ж его потом уговаривать придется?! И всё — из-за царевича!! Принцесса надула щеки, чтобы не уподобиться дракону и не изрыгнуть вместо огня поток проклятий… Вот только Ёши-тян понял ее мимику превратно: махнул остальным поторопиться.
Дракон закруглился на славу! Впечатлил местных жителей, те еще долго не забудут воздушно-огненное представление. Напоследок Ужос херкнул дымом так, что горожанам внизу почудилось, будто ночь обрушилась среди дня. А сам дракон в воздухе ловко обернулся человеком — и под прикрытием дымовой завесы спланировал на коврик к Шеморханке. Так на пару они и влетели первыми на ханское подворье, показывая дорогу змеям.
Приземлились посреди двора, благо нашлись там дощатые мостки, так что шелковый коврик не пришлось сильно пачкать в грязи. Огненные змеи тоже гваздаться не хотели: не стали опускаться на землю, как обычно, свиваясь в кольца, вместо этого хитро выгнулись, будто на цыпочки привстали, зависнув низко-низко — и, спустив наездников по изгибам длинных тел, мигом взмыли обратно в небо.
Как и ожидалось, ханская стража встретила незваных гостей, ощерившись копьями и клинками.
— Кто такие?! — рявкнул старший дружинник: усатый, как сом, и в клочковатой меховой шапке, похожей на стог сена. Видимо, у дружинников здесь было принято так одеваться. Пересвет и Кириамэ невольно переглянулись, поморщились, вспомнив об одном и том же.
— Высокое посольство из Тридевятого царства! — возвестила Ясмин, выступив вперед и выставив грудь колесом.
Стражник громогласную генерал-девицу признал, глазом покосил чуть пониже ее лица. Отмахнул дружине убрать оружие.
— К великому хану Тыгыдым-бею! По особо срочному и сверхважному делу! — продолжала наступать Шеморханка, четким шагом тесня назад старшего над стражей, который из-за покачивающегося бюста перед своим носом рисковал получить мгновенный удар от перегрева (аж побагровел весь!) и резкое ухудшение зрения от окосения.
А Ясмин всё наступала, выговаривая зычным голосом:
— Прошу проявить уважение и выказать достойное почтение и гостеприимство! Перед вами — сын царя-государя всея Тридевятого царства, Тридесятого государства Берендея Ивановича: сам Пересвет Берендеевич личной персоной! С ним — сын нихонского императора, полномочный посол ихней Нихонии в нашем Тридевятом, любимый зять его величества царя-батюшки — Кириамэ-свет Мотохирович! С ними — магистр тайных наук, лучший специалист драконолог во всех западных королевствах вместе взятых — Серапион Магнусович Ужос! Лично нами разыскан и за огромные деньги вызван ради вашего спасения! Единственный в мире, кто может справиться с огромным, ужасным огнеизрыгающим чудовищем!
— Специалист драконолог? — тихонько переспросил Ужос, робко тронув разошедшуюся Ясмин за плечико. Та плечиком только дернула, чтобы не сбивал.
— А то разве нет? — поддержал царевич. — Три века уж драконов изучаешь! Можно сказать, ради науки себя не жалеешь: вжился в самые недра вопроса.
— Ну, если так развернуть проблему… — замялся дракон.
Пересвет спрятал усмешку. Раз все забыли, пришлось царевичу самому собрать ковер-самолет: сложил вдвое, отряхнул, свернул трубочкой и сунул под мышку. Благо шелк тонкой выделки, прочный и плотный, места много не занимал, однако тяжелый оказался! И скользил, норовя развернуться обратно…
Вот только не нравилось царевичу, как напряженно держится Кириамэ. Всё-таки предстояло вести переговоры с отцом покойного Чумкума, земля ему свинцом. Как ни пытался Хродланд в свое время разговорить хана на этот счет, выведать, что именно тому известно о смерти единственного сына, однако ничего толком разведать не удалось. Теперь же вот — они сами встретятся с осиротевшим (и вполне возможно мстительным!) родителем лицом к лицу. Конечно, побледнеешь тут.
Однако Пересвет не трусил: его уверенности на двоих хватит! Мужа в обиду никому не даст. Напуганные Ясминкой стражники не посмели отобрать катаны. На крайний случай перемещающее полотенце наготове за пазухой. Ну и Шеморханка с Ужосом помогут, если что.
***