Принц Х Царевич - 5 (Второй том)

____________              Погребальный костер возвели огромный. На двоих. Ни Мисомото, ни Хунь-Юань не удивились неожиданному желанию царевича присоединиться к супругу в смерти.       Под монотонное пение кадайских бритоголовых монахов Пересвет взошел на костер. Сел на колени, рядом с принцем.       Кириамэ облачили в подобающие его статусу роскошные одежды. Украсили прическу драгоценностями. Он лежал, утопая в великолепных, благоуханных цветах. Кажется, весь императорский сад оборвали ради церемонии. Пересвет не мог удержать улыбку: его тщеславному принцу понравились бы похороны.       Но вот на что Ёжик совершенно не рассчитывал, от чего пришел бы в неописуемую ярость — это самовольство супруга. Вместо смиренного оплакивания Пересвет вздумал последовать за ним.       Нет, ну а как этого красавца оставлять на ложе одного? Пусть это ложе устроено на вершине погребального костра.       Пересвет не боялся. Спокойно улыбался с высоты всем присутствующим. Пока огонь не разгорелся, ни оба императора, ни Ясмин с Серапионом, ни Лиан-Ай, кусающая губы, ни Войслава с Хродландом не отошли. Только густой дым заставил их податься назад, на приличествующее расстояние.       Пересвет позволил себе вольность — руки покойника, сложенные на груди, разнял. Завладел ладонью, переплел пальцы. Заодно в очередной раз сравнил два самоцветных перстня. В отблесках поднявшегося пламени камни играли завораживающими бликами.       Яйцо жар-птицы, которое вместе с перстнем Ужос позаимствовал у Яги, лежало за пазухой у царевича. Пересвет проверил его в сотый раз, нашарив рукой, погладив скорлупу.       Впрочем, волнения никакого не было. На удивление. Пересвет не чувствовал ни страха, ни, равно, уверенности. Перед ним было два исхода: либо колдовство Серапиона сработает — либо нет. Причем сам дракон не обнадеживал и чудес не обещал. Сказал прямо: никогда этот ритуал не проводил. И за давностью веков ручаться не может — вдруг память его подведет? Не вспомнит о чем-то важном, о какой-нибудь архи-необходимой мелочи, без которой чуда точно не случится?       Пересвету было, честно сказать, всё равно. Либо обоих похоронят. Либо…       Кто может знать? Ведь не знает даже дракон.       Царевич простился с родителями посредством переговорной тарелочки. Городил какую-то ерунду, старался держаться ровно и ничем не выдать своего горя. Вообще не заикнулся о внезапной потере. Ни словом не обмолвился и о собственной участи. Если оба обратятся в прах, Серапион дал слово вернуться в Тридевятое и обо всём рассказать царю с царицей. Пересвет же просто хотел посмотреть на дорогих людей в последний раз.       Войславка, правда, его мигом раскусила. Выпытала. Вынудила во всем признаться. И дернула Хродланда — в мгновение ока втроем, прихватив Лиан-Ай, переместились во дворец Кадайского императора. Как прилетели, сестрица тут же отвесила брату крепкий подзатыльник. Но ругаться не стала. Сунула в руки тайком прихваченную из дома одежду: свежее белье, парадный кафтан. Всё-таки на похоронах присутствуют императоры! Не выглядеть же царевичу рядом с мужем грязным оборванцем. Лианка же, увидев принца мертвым, сделалась словно механическая кукла: говорила, если спрашивали, садилась, если усаживали, и забывала моргать.       Войслава, сама крепясь изо всех сил, рассказала, что в столице делается: Хунь-Юань сразу же отдал приказ кадайцам отступиться от царского дворца и спешно отправляться восвояси. Разумеется, кадайцев в городе никто задерживать не стал, только вежливо попросили вернуть волшебную лютню. Затягивавших переговоры хитроумных чиновников, вступивших в сговор с отцом Лиан-Ай, император лишил земель, титулов и званий, но по просьбе принцессы, (чувствовавшей за собой вину за несчастья и смерть отца), не казнил, ограничился ссылкой по деревням. Ёще Хунь-Юань дал слово, что вопрос о государственном долге Тридевятого царства он сам разберёт заново, всю дипломатическую переписку лично прочитает, долговые расписки пересчитает до последнего медяка, не полагаясь более на советников и министров. Берендей Иванович в свою очередь собирался выставить соседу счет за бесчинство его подданных, начиная от разбитых пушечными снарядами при штурме витражей на фасаде дворца, за рытье туннелей без разрешения, отчего теперь улицы проседают дырами, и заканчивая уроном, причиненным целому городу за пропавший день из-за насланного колдовством сна. Всем было заранее ясно, что обе итоговые суммы идеально покроют одна другую. Лишь горожане в игре двух правителей остались крайними: вроде бы и выспались, а с другой стороны, проснулись точно с похмелья.              ____________              Когда пламя разгорелось, обняло потрескивающие могучие бревна, поднялось до небесного купола, полыхающего в золотом сиянии заката…       — Хорошо, что родители не видят, — пробормотала Войслава.       — Нет! Нужно его вытащить оттуда! — не выдержала Лиан-Ай.       — Терпи, — обняла ее царевна. Из-за разницы в росте Войслава обхватила принцессу за голову, прижала к себе, чтобы спрятать от страшного зрелища лицом в раздавшийся от беременности бюст.       — Ты не слышишь?! — пыталась отбиться от ее сильных рук кадаянка. — Он кричит! Ему больно! Он же в огне погибает! Заживо горит!!!       Пересвет действительно крепился как мог долго. Жар, стена огня — всё терпел. Дым, едкая копоть забивалась в легкие. Он утирал со лба пот и стойко бормотал короткое заклятье, продиктованное Ужосом, вперемежку со всплывшей в памяти молитвой. Потом бумажка в руках почернела, вспыхнула. Пересвет запрокинул голову, глядя в небо. Но бормотать волшебные слова не бросил, запомнил уже, сквозь кашель давился против воли льющимися слезами. Это не от страха. Это просто летящие вокруг искры глаза ели.       Но когда огонь охватил одежду, а обморок от удушья всё не наступал, сдерживать крики стало невозможно. Царевич уже не понимал даже, что это он сам кричит, разрывая горло. Он просто сжимал в объятиях безжизненное тело — и всей душой взывал к небесам и любым богам, какие только его услышат, чтобы не смели разлучать его с мужем ни в жизни, ни в смерти. Без слов, без мыслей, невнятно, воплем изливал свою боль.       Эти крики терзали сердца всем. И Лиан-Ай сломалась.       — Его еще можно спасти! Ёшихиро не вернуть! — кричала она, билась, но Войслава не отпускала. — А Пересвет погибнет! Спасите его! Вытащите его оттуда! Мертвых невозможно воскресить! А он должен жить! Он ведь еще живой!!! Он живой там!!!       — Ты думаешь, Пересвет поблагодарит тебя за твое сердоболие? — сказал Хродланд холодно, словно наотмашь пощечиной одарил. — За то, что пожалела его, спасибо скажет? За то, что отняла единственный шанс вернуть любимого? Доживая свои дни слепым калекой, он будет счастлив? Ты хочешь возвратить ему ТАКУЮ жизнь?       Лиан-Ай уткнулась в грудь царевне и горько зарыдала.       — Свершилось, — негромко сказал Серапион, безотрывно всматривавшийся всё это время в яркий огонь. У других в глазах красные пятна плясали, слезы жгли. Но дракон что-то видел сквозь стену пламени.       И когда он сказал это одно слово — ему все поверили.       Всё стихло. Даже огонь продолжал гореть без треска пожираемого дерева.       Небо сквозь дым прорезали последние лучи солнца, малинового в багрянец, медленно заходящего за горный гребень на горизонте.       — Что это? — удивилась Войслава, не поверив своим ушам. — Чириканье?       На лицах всех также отразилось недоумение. Затаив дыхание, все в одинаковом волнении прислушивались к необыкновенной тишине.       И впрямь: птичье чириканье. Вернее — тоненькое верещание голодного птенца.       — Та-ак! — радостно потер руки Ужос. Осветившее физиономию дракона счастье явно доказывало, что он на самом деле понятия не имел, чем всё может обернуться. — А теперь предстоит самое трудное — потушить костер. Слышите? Нужно немедленно потушить костер! Только не водой!!! Ни в коем случае! И не прикасайтесь к телам!!! Их нельзя трогать! Не прикасаться! Их нельзя разлучать!..              ________________