Принц Х Царевич - 5 (Второй том)

       — Доброе утро! — ласково шепнул принц.       Толком не проснувшись, сладко потянувшись, Пересвет перекатился на бок — и нахальным образом пристроил голову на колени сидящего рядышком в постели муженька.       — Угу, — вместо ответного приветствия соизволил промычать царевич.       — Просыпаться сегодня будешь? — принялся гладить золотистые кудри Ёжик.       Кудри сбегали с его колен, вольно струились по одеялу и свешивались до пола. Собственную черную, как ночь, гриву принц давным-давно расчесал гребешком и заплел в толстую косу. Хоть косы он и не любил, но иначе никак: когда в первый раз принц смог встать с постели (по надобности, добрел до чуланчика и обратно, надолго покидать кровать сил пока еще не было), коса свесилась до щиколоток. Теперь же, спустя неделю, коса по полу за ним волочилась.       — Неа, не буду… — пробурчал царевич, дыша теплым дыханием в живот муженьку. Тот от щекотки был не в восторге, хотя и хихикнул невольно.       — Уж неделю проснуться не можешь. Всё вздыхаешь во сне, всё ворочаешься, — пожурил Кириамэ. Ойкнул: — Не царапайся! Эх, опять у тебя когти отросли?       Царевича не волновало, что супруг бесцеремонно завладел его рукой, растопырил ему пальцы, выкрутив неудобно запястье. Но раздавшееся над ухом щелканье ножниц поневоле заставило разлепить веки.       Глаза разлепились с великим трудом.       — Ой-ой! — испугался Пересвет, когтистыми пальцами свободной руки снимая с век пучки выпавших ресниц. Длиннющих изгибающихся ресничек! При этом его вторую руку принц так и не отпустил, старательно обкрамсывал ножницами отросшие по полвершка когти. — Это что за линька такая?! Я ж без ресниц не хочу! Некрасиво же! А что с ногтями? Гадость какая!       Кириамэ только фыркнул — пихнул в руки растерянному мужу зеркальце.       Ресницы оказались на месте. Видимо, пока царевич отсыпался, их у него столько навыросло, что лишние запросто осыпались. Правда, борода тоже успела проклюнуться, да так!.. Пересвет осторожно, правой рукой, только что обезвреженной, потер щеки. Недельная щетина. Негустая и потому идиотская. Золотистенькая и страшно жесткая.       — Это еще что! Вот когда я проснулся, у тебя была шикарная борода до пояса! В дюжину волосинок.       — А у тебя? — обидевшись на ехидный смешок, спросил Пересвет.       — А себя я не видел, зеркала под рукой не нашлось, Ужос потом только принес, — вкрадчиво отозвался принц. — Так что свою я сразу обрезал, не разглядывая.       Пересвет отложил зеркало. И приблизился к принцу вплотную. Лицом к лицу. Нос к носу.       — Что? Не так что-то? — не сумел-таки скрыть тайного опасения за натянутой улыбкой Кириамэ.       — Всё так, — произнес Пересвет. — И волосы черные. Опять накрасил?       — Нет, — вздохнул с облегчением принц. — Сами теперь черные растут, как от природы положено.       — И шрама нет, — продолжил изучать лицо возлюбленного придирчивый царевич. Кириамэ залился румянцем, потупил взор, продемонстрировав умопомрачительной густоты ресницы и свежевыщипанные идеальные брови. — И даже дырки от сережек в ушах пропали!       — Да, теперь всё, как и должно быть, — кивнул принц.       Вспыхнув, Пересвет решительно рванул с него одеяло, целясь забраться с ревизией к самому сокровенному.       — Нет!! Ни за что!!! — возмутился Ёж. Отпихнул обнаглевшего муженька на другой конец кровати.       — Ну дай поглядеть!! — заныл о своем праве царевич.       — Пока бешеный рост волос и ногтей не прекратится, я не могу избавиться от этого мерзкого черного мха! — пересиливая стыдливость, откровенно заявил Ёж. — Я отвык от зарослей ТАМ, понимаешь? Я столько смолы в свое время извел, чтобы там ничего больше не росло ненужного — и вот!.. Теперь заново всё выдирать придется. Ты ж не знаешь, как это больно.       — Не выдирай, — разрешил Пересвет с предвкушающей ухмылкой. — Вдруг мне так больше понравится? Пушистенький!       Принц кинул на него мрачный испепеляющий взор. Насупился и руки на груди сложил:       — Мохнатым варваром ходить не собираюсь. Так что пока не… Не смей, кому сказано!       А Пересвет всего лишь одеяло отдернул, чтобы на любимые стройные конечности поглядеть — так ведь давно их не видел! Конечности тут же подобрались коленками к подбородку и спрятались под полами кимоно.       — И нечего на мои волосатые ноги пялиться, — буркнул разобиженный, униженный и уличенный в несовершенстве Кириамэ. Чтобы делом занялся, сунул царевичу ножницы: — На вот, обрезай ногти у себя на ногах. Я, конечно, тебя люблю всего, с головы до пяток. Но я устал тебе руки в порядок приводить по два раза на дню! Так что уж будь любезен, позаботься.       Пересвет поглядел на свои собственные нижние конечности — и ужаснулся: как только простыни не изорвал такими саблями!       — Ёжик?       — М-м?       — Так ты теперь в волка перекидываться не сможешь?       — Наверное, нет.       — Жаль, у тебя были такие замечательные ушки. И хвост! Я буду по ним скучать, — с легкой светлой грустью признался Пересвет, старательно щелкая ножницами.       Принц фыркнул.       — Ёжик?       — М-м?       — Ты что-нибудь помнишь?       Кириамэ прекрасно понял, о чем он.       Пересвет спросил, потому что не мог не спросить. Потому что только об этом и думал, как ото сна очнулся. И глупости, вроде попыток залезть под одеяло, всё равно не помогали выбросить случившееся из головы.       Принц долго молчал. Пересвет уж пожалел сотню раз, что вообще напомнил. Хотя сильно сомневался, что о ТАКОМ вообще можно забыть…       — Ничего четкого, — произнес Ёж. — Помню, как лежал у тебя на руках. Как ты пытался меня успокоить, а я хотел умолять тебя о прощении, что так вышло. Но у меня не получалось. Прости.       — Нет, не надо.       — Тебе было больно.       — Еще бы! Но… Не больнее, чем тебе? — осторожно спросил Пересвет.       Кириамэ покачал головой:       — Я ничего не ощущал. Ужос, видно, закрыл для меня боль. Иначе… Зато я всё слышал. И потом… Потом тоже. Слышал. Твой голос. Ты звал меня. Не умолкал, не уставал… Я не понимал, где я оказался. Ни темно и ни светло. Ни холодно и ни жарко. Вообще — ничего. И я — был никем. Памяти и сознания как будто не было… Кажется, я и думать-то не мог. Но я слышал твой голос. И только ты не позволил мне растаять в полное ничто. Из-за тебя я не растворился в сумраке. Я не знаю, как это описать…       Пересвет не скрывал слез, беззвучно покатившихся по щекам. Обнял своего любимого, крепко прижал к груди. Им нужно сказать всё друг другу. И как можно скорее. Чтобы больше не ранить друг друга этим жутким воспоминанием.       — И ты звал всё громче и громче, — продолжал рассказывать Ёж, прильнув всем телом, положив голову ему на плечо. — Я рвался к тебе, я хотел к тебе, я… Я ничего не помнил и ничего не понимал — кроме одного: мне нельзя без тебя. И я… Я был так счастлив, когда сумел до тебя дотянуться! Я сказать не могу, что тогда почувствовал. Твоя боль, этот огонь, пожирающий наши с тобой тела, общее горе — всё это опьянило меня. Я видел твои мучения и смерть — и был счастлив. Потому что ты тоже… Ты тоже сумел дотянуться до меня. Ты простишь меня за всё это?       — Глупый, — всхлипнул Пересвет, уткнувшись хлюпающим носом в шелк волос. — Какой же ты глупый!..       Потом вместо завтрака хрустели молодильными яблочками. Не какими-то вялыми апельсинами, но самыми настоящими! Ужос постарался, приволок огромную корзину. Пересвет был не против, сочные плоды обладали приятной кислинкой и медовым привкусом. А есть царевичу хотелось ужасно! И пить тоже. Не удивительно — после дальнего путешествия на тот свет аппетит разыгрался.       — Обычную пищу еще неделю вкусить не сможете, — предупредил окопавшуюся в постели парочку дракон.       Потом Серапион принес им названного брата, знакомиться — крошечного цыпленка жар-птицы. Пушистый комочек оранжевого пуха уже уверенно бегал на длинных спиченках-ножках, громко чирикал и с удовольствием склевывал зерна от яблочных огрызков. Кириамэ ему специально зерна в горсточку собирал и с умилением скармливал.       Два часа принц только с цыпленком изволил разговоры вести — когда разобиделся на муженька, что тот свою роскошную гриву цвета белого золота без жалости (и, главное, без спроса!) откромсал до обычной длины по плечи. А Пересвет просто с кровати встать не мог — падал, случайно наступая коленом на собственные волосья! Это Ёжик привычный, вот он пускай косу вокруг пояса и подвязывает! И то, честно сказать, Пересвет думал втихомолку ночью и ему половину богатства отрезать. До пояса оставит — и хватит красоты.       Но обрежет позже. Длиннющая коса царевичу пока что пригодилась. Кириамэ снова не смог удержать слез, когда понял, что Пересвет шутит шуточки, не всерьез ругается с ним, нарочно смущает разговорами о растительности на ногах и прочих местах, а сам при этом украдкой старается не разрывать связи ни на мгновение. Хоть коленками под одеялом, но соприкасаться постоянно. Хоть как бы ненароком, но за локоть подержаться. Просто сесть вплотную. В первый день, как очнулся, царевич мужа даже до туалетной комнаты не согласился отпустить — пришлось приоткрыть дверь и выбросить кончик косы наружу, чтобы было что стиснуть в кулаке. Конечно, Пересвет на слезы кающегося супруга лишь посмеялся и заявил, что ему, видишь ли, одновременно с ним приспичило по надобности, он просто своей очереди ждал. Но косу не отпустил, даже когда поменялись местами. Пришлось Ёжику беззвучно плакать под дверью, слезами вымывая из щемящего сердца безмерный груз вины.       Потом Ужос им долго разъяснял, что к чему.       К слову сказать, дракон их охранял, пуще золота и сокровищ. Из спальни их не выпускал и никого к ним не впускал. Даже запретил приходить изнывающим от нетерпения родным и близким, страшно по ним скучающим, несмотря на все старания Хунь-Юаня развеселить и развлечь гостей. Даже слугам входить в комнату было нельзя. Поэтому приходилось Серапиону самому за ними ухаживать, как за малыми детьми. Ёжик смущенно смеялся, расписывая, как, когда он рано проснулся от смертного сна, Ужос сам его с ложечки кормил, беспомощного, натертыми с медом яблоками, потому что первое время у него и жевать-то сил не было.       — Яблоки ешьте пудами! — строго повторял своим подопечным дракон. — Мало будет — еще слетаю, привезу. Я и Хунь-Юаню привез мешок. И Мисомото тоже. И твоему батюшке, в Тридевятое, пришлю. Так что хоть до тошноты вас буду пичкать!       Оказалось, пока Кириамэ истекал кровью, Ужос успел провести над ними обряд «венчания в смерти», скрепленный самоцветными перстнями. Обвенчанные для жизни и для гроба, Пересвет с Кириамэ теперь стали связаны неразрушимой силой. Отныне, если один из них умрет — от старости, от болезни, от несчастного случая или злого умысла — второй в ту же секунду падет мертвым. Это потому, что Пересвет, благодаря обряду, отдал половину своей жизни супругу. А сумел тот воспользоваться подарком благодаря погребальному костру и птенцу жар-птицы. А вылупился птенец — благодаря жертве Пересвета и из-за нестерпимого жара костра.       — Честно сказать, я не был уверен, что жар-птица вправду принадлежит к роду легендарных фениксов. Что яйцо, подобранное вами в лесу и сохраненное Рогнедой, обладает такими же свойствами, как яйцо феникса, — повинился Ужос.       — Это уже не важно, — отмахнулся Пересвет, во время всего разговора ни на минуту не отпускавший руку Ёширо. — Так где же Яга нашла перстень-то?       Оказалось, буквально у себя под носом! Зря Яга вызвала дракона, чтобы под храпящим апельсином пробуравил тоннель и достал сундук. Напрасно она сама (с ворчащей Дунькой в помощницах) второпях всю заледеневшую землю во дворе у себя изрыла. Даже колодец не пожалела — слазила на дно, много чего там полезного из ранее утопленного обнаружила. А перстень всё это время лежал в избушке! Закатился в щель между половицами да слоем пыли прикрылся. Яга винила Баюна: мол, схоронку устроил за углом печки. Еще по молодости лет, будучи котенком, тот был падок до маленьких блестящих штучек и заигрывал у нее до полной пропажи и монетки, и амулеты всевозможные, и кольца с серьгами. Теперь же, пока кот гостил во дворце, ведьма, расковыряв полы, весьма обогатилась.       Ну, а дальше пошла сплошная арифметика, у царевича от вычислений аж голова закружилась: Пересвету суждено было прожить до восьмидесяти лет. Неполных семнадцать вычесть, остаток поделить на двоих — то есть отдал он мужу тридцать с небольшим годов жизни. У Кириамэ же в роду все долгожители. А сам он, постоянно следящий за стройностью фигуры и разборчивый в питании, вполне добрался бы до столетней черты, а то и дальше шагнул бы. Следовательно, вышла у него большая недостача жизненных сил — тридцать лет вместо восьмидесяти или девяноста. Дабы он неосознанно не выпил царевича досуха, тем самым уморив и себя тоже, Серапион нашел решение: молодильные яблоки! Пусть и придется употребить в больших количествах и со всей возможной быстротой, чтобы успели усвоиться, пока еще в организмах «бродит» воскресившее их колдовство.       — Хорошо, что не светящиеся мухоморы в дело пошли, — заметил Пересвет. Ужос шутку не понял, для него пришлось разъяснять.       Кириамэ в очередной раз принялся каяться в своей неосмотрительности. И оба от всего сердца поблагодарили дракона за спасение жизни и отдельно — за трепетную заботу.       — Я с вами не нянчусь! — отмахнулся Ужос. — И ничего вы мне не должны. Это я у вас в неоплатном долгу, за то что из подземелья меня вытащили. И за то, что колдовской морок с меня сняли. А теперь еще — позволили над собой редчайший ритуал провести! Если бы я где-то напутал, Пересвет отдал бы жизнь ни за что. Поэтому мне только в удовольствие сейчас за вами вести наблюдение. Может быть, позже напишу магический трактат по этому эксперименту! — размечтался дракон. Магистра ничем не исправить, даже сотнями лет заточения.       — Без упоминания имен и названий государств, разумеется, — спохватился, заверил их Серапион. — Это будет не книга, а сокровище! Бесценные сведения для чародеев будущих поколений!       Впрочем, вздыхать с облегчением было пока рано.       — Брак-то у вас незавершен, как положено! — Ужос огорошил их, смутившихся до красных щек. — Жених становится мужем, а невеста женою не перед алтарем, а на супружеском ложе. А вы?       — А что мы… — пробормотал Пересвет, покосившись на любимого.       — А вы оба парни! — напомнил очевидное дракон. — Вы лучшие друзья, но не супруги. Любите друг друга сильно, но по-другому! Не на такую любовь рассчитаны перстни. Боюсь, как бы колдовство из-за этого не пошло вкривь. Мало ли что получится, если основное условие нарушено.       — Вот видишь! Я тебя сколько раз просил!.. — с укором прошептал Кириамэ на ушко царевичу.       — Но не беда! — Серапион изложил свое видение проблемы, не обращая внимания на притихших подопечных. Пересвет попытался было рот открыть, но Ёж предупреждающе пихнул локтем в бок, чтобы сперва послушал. — Придумал я, как можно решить этот сложный и, прямо скажем, щекотливый вопрос. Вы же ведь не извращенцы какие-нибудь, верно? Настоящий друг даже под угрозой смерти не осквернит тело друга непотребством. Будь один из вас женщиной — другой разговор. Но…       — Но мы оба не женщины, верно говоришь, — с ноткой раздражения оборвал дракона Пересвет.       Ужос списал мрачность царевича на неуместные намеки, очерняющие светлую мужскую дружбу. Искренне извинился. И предложил через месяц, когда они достаточно окрепнут, слетать к заповедному озеру, исполняющему самые заветные мечты.       — Тут недалеко, на границе с Кадаем. Я оттуда молодильные яблоки привожу, они по берегам растут. Там даже просить ничего не нужно, — добавил Серапион. — Волшебство озера само решает, какое желание для человека самое главное, что ему для счастья не хватает. Для вас, очевидно, важна сама жизнь. Так что не переживайте — всё само собой у вас устроится!       — Само собой? — повторил с опаской Пересвет.       Кириамэ тоже стало не по себе. Они не смогут повлиять на решение… озера? А вдруг оно решит, что для истинного счастья им нужно что-то совершенно неожиданное?       — А может, всё-таки просто подтвердим брак? — шепнул царевич в зарозовевшее ушко.       — Нет уж, — собрал волю в кулак принц. — Раньше надо было соглашаться. А теперь слишком тонкие на нас с тобой наложены чары, чтобы так бездумно рисковать.       — Что же, теперь и поцеловать тебя нельзя? — испугался Пересвет.       Кириамэ вздохнул:       — Значит, пока нельзя.       ____________