Попутчики

Руки Эйдана скользили по телу Дина, стягивая серую толстовку, забираясь под тонкую ткань футболки. Снова ощущать тепло чьих-то рук на своей коже было странно, но безумно приятно, и Дин прикрыл ресницы, доверяясь напору ласки и желания. Алкоголь туманным призраком витал в мозгу, вяло корча идиотские рожи, но он решил не обращать на них внимания, как и на неспешно вращающуюся в голове карусель, очень сомневаясь, что она вызвана именно выпитым виски. Несомненно, причина головокружения обладала глазами цвета этого напитка, и, скорее всего, именно они его опьяняли: искрящиеся теплым сиянием, жаждущие, пронзительные. И в этих глазах не было даже намека на хмельной туман. «А в моих? — подумал О’Горман и улыбнулся, — Да какая разница? Расслабься и наслаждайся». Он поднял руки, помогая Эйдану снять с себя футболку, и прильнул к нему, ощущая его мелкую недвусмысленную дрожь. Дин медленно выдохнул в ямку над ключицей парня, выглянувшую из прорези горловины, и легко прикусил бархатистую кожу, с удовольствием услышав тихий стон, сорвавшийся с чувственных губ попутчика. Сегодня, сейчас, он хотел дарить и брать — две вещи, от которых он отвык, но в которых отчаянно нуждался. Дин проник под черную мягкую ткань, оглаживая ладонями пушистую грудь ирландца, чувствуя частые и сильные удары его сердца. Он скользнул руками выше, приподнимая футболку, зарываясь носом в такие соблазнительные густые темные завитки, и наткнулся на холодный металл. Выдох застрял на полпути — горло словно сдавили колючие морозные пальцы. Внезапно прокатившаяся по спине ледяная волна заставила Дина содрогнуться и замереть, крепко зажмурившись. До боли родной голос явственно прозвучал в его голове: «Как ты можешь?.. А как же я, Дино? Предашь меня?», и образ Брайана — яркий и живой — возник перед сомкнутыми веками. Он смотрел на него с невыносимой болью и укором. «Что я делаю?! Я не должен, не могу… Ох, Брайан…» Задыхаясь от жгучей волны стыда и нахлынувшего чувства вины, Дин издал полный горечи стон и вырвался из объятий. — Нет. О, черт… нет, — он отступил, отчаянно мотая головой. — Прости… — Пожалуйста, — умоляюще прошептал Эйдан, пытаясь взять его за руки, — не думай ни о чем. Позволь себе чувствовать… — Я не могу… прости. Дин закрыл лицо ладонями, судорожно выдохнул и, не глядя на ирландца, быстро скрылся в ванной. Душ — вот, что могло помочь прийти в себя, избавиться от навязчивого непозволительного желания и протрезветь. Эйдан застыл посреди комнаты с совершенно потрясенным видом. Простояв так несколько минут, он опустился на свою кровать, пытаясь сдержать набежавшие слезы. Дело было совсем не в том, что Дин неожиданно спасовал и теперь его организм, возмущенный такой несправедливостью, был явно недоволен произошедшим, а в том, что он понимал — новозеландцу не хотелось отказывать, он желал близости не меньше самого Эйдана, если не больше, истосковавшийся по теплу и элементарной ласке. Взъерошив непослушные кудряшки, он прижал руку к амулету и тихо зарычал. Всему виной был этот проклятый кусок золота. Именно он заставил Дина отступить, послав ему образ ушедшего любимого человека. Эйдан это знал. Но почему? Зачем? Ничего подобного никогда не было. Ни амулет, ни клеймо не мешали его интимным связям. Наоборот, ему казалось, что эта дрянь подпитывается его ощущениями, словно черная дыра, с жадностью заглатывая каждый стон и сладостный вздох его самого, и его мимолетных партнеров. Тут же было что-то другое. «Дин — не случайный перепихон в дороге, — подумал ирландец. — Этот парень мне не просто нравится — он мне нужен. Я это знаю так же четко, как и то, что безумно хочу его. Но амулету, кажется, это совсем не по вкусу». — Черт… — прошипел ирландец, поморщившись от болезненного возбуждения, не думающего пропадать, — но ты не можешь его заставить. Не имеешь права и не станешь настаивать… Он бросил взгляд на кровать Дина. Стопка чистых полотенец, предоставленных мотелем, так и осталась лежать нетронутой. — Ох, Дино, — пробормотал Эйдан и вздохнул, покосившись на дверь ванной, из-за которой слышались звуки льющейся воды, — чем вытираться будешь?.. Он поднялся, выбрал банное полотенце и направился в ванную, убеждая себя в том, что желает лишь незаметно подсунуть его своему попутчику. С тем, что ничего не будет, следовало смириться. Эйдан вошел, уверенный в том, что Дин его не увидит, скрытый от него шторкой… Дин тихо выл, прижавшись лбом к прохладной плитке, проклиная себя за все сразу: за свою слабость, за трусость и никому не нужное самоотречение, которое, похоже, норовило стать его спутником навечно и за дикое, неуемное желание, сотрясающее все тело. «Чего ты испугался? — мысленно застонал молодой человек, — Брайана нет, он всего лишь в твой голове, и пора отпустить его. Ты же сам хотел изменить свою жизнь, так в чем же дело?! Почему не провести ночь с этим парнем? О, черт… называй вещи своими именами: почему бы не трахнуться с ним, если вы оба этого хотите?! Никто не просит тебя любить! Ты конченый идиот, Дино! Нахрена ты его оттолкнул? Ты же хочешь его до отупения! Твою мать… это все амулет! В нем все дело». Он открыл глаза и повернулся к двери как раз в тот момент, когда в нее проскользнул Эйдан с полотенцем в руках. Парень застыл, невольно скользя взглядом по его обнаженному телу, сглотнул и опустил ресницы. — Я хотел… я принес… — начал ирландец и запнулся. Прижав руку к груди, он поморщился и тяжело выдохнул, — Все из-за этой хрени, да?.. Дин медленно кивнул и вдруг переступил невысокий бортик душа, схватил Тернера за руку и втянул под хлещущие струи воды. Вжав ошарашенного парня в стену, он попросил: — Только не снимай футболку… Мокрые, прилипшие к телу джинсы упорно не пожелали сниматься, и Тернер плюнул на бесполезную мысль избавиться от них, лишь приспустив резким, нетерпеливым движением. Прелюдии не потребовалось — они оба были слишком возбуждены, чтобы тратить на нее время и силы. Да в принципе, даже не задумавшись об этом. Все произошло слишком стремительно. Вода, сбегающая по ним потоками, не могла сделать проникновение менее болезненным, и, войдя ирландец мгновенно пожалел, что не устоял перед пленительным зрелищем прогнувшегося, зовущего тела, никак не подготовив его — сдавленный вскрик Дина больно резанул по ушам. Он и сам охнул, сжав зубы, и тут же попытался отстраниться, но попутчик яростно замотал головой, рвано выдохнул и решительно подался навстречу. Зажмурившись, парень застонал, потрясенный его теснотой и жаром. Дин подхватил его стон, скребя ногтями по плитке, и снова двинул бедрами, но Эйдан придержал его, дрожа от напряжения. — Я обещал не причинять тебе боли… — Не думай об этом!.. Пожалуйста!.. — Да… — выдохнул ирландец, привалился к его спине и, войдя одним сильным толчком, снова напряженно замер. Из груди новозеландца вырвался новый долгий стон. — Не сдерживайся, прошу… — Ох, твою мать… сумасшедший, тебе же больно… — Блять… только не надо меня жалеть!.. — прорычал Дин. Первые ощущения были не из приятных, но он знал, что скоро это пройдет, и не собирался вести себя как пугливый девственник. Он хотел ирландца, и это желание было настолько сильным, что пару минут дискомфорта не имели никакого значения. Но парень медлил и, зарычав, Дин сам начал двигаться. — Сумасшедший, — повторил Эйдан, сминая пальцами соблазнительно округлые ягодицы. Искушение было слишком велико, и Тернеру ничего не оставалось, как отмести все мысли о жалости. Тяжело дыша и захлебываясь в ярком фейерверке ощущений, Эйдан, потеряв над собой всякий контроль, впивался зубами в плечи и доверчиво подставленную шею О’Гормана, оставляя на них мгновенно наливающиеся красным следы, упиваясь стонами, слетающими с припухших красивых губ. Боль ушла, уступив место острому наслаждению для них обоих. Он с трудом удерживал их руки, прижатые к стене и переплетенные пальцами. В небольшом новозеландце оказалось невероятно много силы, но вся эта сила была направлена на одно — дикую страсть, которую он так долго пытался в себе душить. Дин выгибался и приглушенно вскрикивал, поворачивая лицо с закрытыми глазами, пытаясь отыскать его губы, и Эйдан не был против — он целовал, то нежно прикусывая, то яростно терзая податливую плоть, по которой сбегали ручейки и потоки воды. Он жадно слизывал горячую влагу с приоткрытых розовых губ и снова кусал, доведенный чувственными стонами попутчика до полного исступления. Ирландец кончил первым, выдохнув в мокрые золотистые волосы имя нечаянного любовника. — Нет, не нечаянного, — прошептал он и, прежде чем Дин успел отреагировать на его слова, обхватил ладонью его член и в несколько движений помог достичь разрядки. Содрогнувшись всем телом, новозеландец издал благодарный стон и замер, уткнувшись в свое плечо и тяжело дыша. Эйдан осторожно обнял его, ласково провел носом между подрагивающих лопаток, с удивлением услышав едва слышный из-за шума воды всхлип. Нахмурившись, он потянулся к крану и выключил душ. — Дино, ты чего?.. Ты… плачешь?.. Молодой человек не ответил. Поняв все, ирландец тяжело вздохнул и уткнулся в его шею, прижав крепче к своей груди. Дин с усилием проглотил горький комок, вставший в горле. Оторвавшись от своего плеча он, не поворачиваясь, взял парня за руку, переплел с ним пальцы и поднес к губам, коснувшись их легким поцелуем. — Прости… я идиот… — Все хорошо, Дино. Все хорошо… — тихо произнес Тернер, задохнувшись от нежности и интимности этого жеста. — Я думал, что больше никогда не смогу… ни с кем, — забормотал Дин, всхлипывая и сжимая их пальцы. — Ч-черт… это было слишком хорошо, но… твою мать… прости, я не знаю, что со мной… — новозеландец замолчал и затрясся в беззвучном плаче. Эйдан не останавливал его, дав возможность выплеснуть всю горечь, накопившуюся за время одиночества. Рана была вскрыта, и яд должен был покинуть ее. Он молча прижимал его к себе, уткнувшись лбом в дрожащее плечо. — Мне кажется, я предал его… — наконец смог выдавить Дин, не сомневаясь, что попутчик прекрасно поймет, о ком речь. — Нет. Думаю, он только порадуется за тебя. За то, что ты снова захотел чувствовать. Он же сам просил об этом, вспомни. Не вини себя ни в чем. Жизнь продолжается, Дино. Ты не можешь все время убегать от нее и от своих желаний. О’Горман повернулся к нему и судорожно выдохнул. — Думаешь? — Уверен, — кивнул Тернер и, взяв в ладони его лицо, вытер большими пальцами мокрые дорожки слез, вспомнив, как немногим раньше Дин вытирал слезы ему. И, как и он, Дин удивленно моргнул покрасневшими глазами и шмыгнул носом, забавно поморщив его. «Совсем, как ребенок», — подумал Эйдан, чуть улыбнулся и развел в стороны руки. — Кстати, благодаря тебе я промок до нитки, а мой походный гардероб предполагает наличие полного отсутствия какой-либо смены, кроме белья. То, в чем я был вчера, пришлось выбросить, спасибо пожару. О, нет — есть треники, но они чисто для дома, потому что дырявые и с вытянутыми коленками. Ты штопать умеешь? — брови новозеландца взлетели вверх, и он рассмеялся, — Я шучу, не пугайся! Обойдусь такими, какие есть, выхода все равно нет — эти джинсы до утра не высохнут… — Прости, — пробормотал Дин, смущенно опуская глаза, — это я виноват. Хочешь, дам тебе свою футболку? — Не жалко? — приподняв бровь, спросил ирландец. Молодой человек фыркнул и улыбнулся, покачав головой. — Вот… — Эйдан взял его за плечи и легонько встряхнул, — вот, правильно — улыбайся. Таким ты мне больше нравишься. Дин шмыгнул носом. — Спасибо тебе, ты возвращаешь меня к жизни, — выпалил он и покраснел. — Это резиновому коврику спасибо, что мы не поскользнулись и не свернули себе шеи в этом душе, — хитро улыбнулся Тернер, указывая на пол, — а мне не за что. Ты сам можешь вернуть себя к жизни, Дино, и я думаю, что у тебя это прекрасно получится. — Он склонил голову набок и подмигнул. — Тебе не кажется, что мы подозрительно болтливы после кхм… после чего обычно расслабленно курят, а потом быстро засыпают? Дин кивнул. — Есть такое, — он улыбнулся и тоже склонил голову на бок, в точности скопировав Эйдана. Глядя в раскосые глаза, он тихо хмыкнул, — Твой оптимизм очень вдохновляет. — Это ты на меня так влияешь. Обычно я мрачный и злой. — Не верю. — Правда-правда, — усмехнулся Эйдан, мягко поцеловал его и передернул плечами, — Еще немного, и я стану таким, потому что это просто жесть как отвратительно — принимать душ одетым! Тащи, что ли свою футболку, а то как-то не очень приятно стоять в мокрых шмотках. О’Горман фыркнул и, обмотавшись полотенцем, пошел копаться в своих вещах. Перебирая одежду, он подумал о том, как ему удивительно повезло с попутчиком, человеком понимающим и, как и он, нуждающемся в поддержке и простом тепле. Повезло, несмотря на все странности, загадки и ужас, испытанный за такой короткий срок их знакомства. — Надеюсь, у меня получится помочь тебе, Эйд, — вздохнул Дин. Ирландец кое-как стянул с себя прилипшую одежду и глянул в зеркало. Клеймо, прикрытое амулетом, неприятно пульсировало. Он сдвинул ромб в сторону и нахмурился — очертания круга и глаза покраснели и набухли. — Что тебе не нравится? — прошептал парень, — Почувствовал угрозу? Надеюсь, что в скором времени я избавлюсь от тебя… очень надеюсь. Он вернул амулет на место. Поморщившись усилившейся пульсации и чуть дернув головой, Эйдан всмотрелся в глаза своего отражения. Сильная черная рябь пробежала по радужке раз, другой, норовя затопить теплый светло-карий оттенок. Парень сжал зубы и зажмурился. — Ну уж нет. Ничего у тебя не выйдет — я не собираюсь на него злиться. Даже не мечтай… Дин протянул ему растянутую серую футболку с полустертым принтом, и Эйдан долго хихикал, рассматривая свое нелепо выглядевшее отражение, весело сокрушаясь по поводу жуткого вкуса новозеландца. — Где ты взял этот ужас? Если бы не принт, я бы подумал, что она досталась тебе по наследству от… минимум от дедушки! — Я люблю удобные вещи, — пробурчал Дин в оправдание, — а она удобная. — Ага, — Тернер оттянул футболку и усмехнулся, — отличное дополнение к моим удобным треникам. — Не нравится, я поищу что-нибудь другое. — Не надо, — парень притянул ткань к носу и вдохнул, — она пахнет тобой, это здорово. Ты вообще пахнешь, как луг в солнечный день. Дин удивленно приподнял брови и усмехнулся. — Да ты романтик! — А еще ты пахнешь медом… — низким, бархатным голосом прошептал ирландец, поворачиваясь к нему, — и молоком, как маленький ягненок. — Эйд… — молодой человек сглотнул. Звук этого голоса завораживал и возбуждал. — Черт… — он не выдержал и притянул Тернера к себе, — боюсь, нам грозит бессонная ночь, Эйд… — Я совсем не против, — тепло улыбнулся Эйдан и накрыл его губы своими, вздрогнув от ледяного укола, пронзившего грудь. О’Горман немного отстранился, с тревогой вглядевшись в его лицо. — Все нормально?.. — Более чем, — кивнул Эйдан и вновь завладел его губами, томно лаская языком насмешливый изгиб верхней и улыбаясь сквозь поцелуй. — Ты знаешь, что охренительно красив, Дино?.. — Ты уже соблазнил меня, так что не старайся. Парень тихо рассмеялся, запутываясь пальцами в подсыхающих золотистых прядях и увлекая его в комнату. — Сдвинем кровати?.. — Ухм… — невнятно пробормотал Дин, глядя на него потемневшими от томного поцелуя глазами и с улыбкой обнаруживая, что полотенце, прикрывающее бедра пропало, незаметно стянутое коварным ирландцем. Почти под утро они в буквальном смысле отключились — обессиленные и насытившиеся, согретые теплом и лаской друг друга. Эйдан уснул у Дина на груди, обняв сильной рукой, доверчиво прижимаясь щекой к теплой коже. На его губах играла улыбка человека обретшего, наконец, свое счастье. Свет маленького торшера освещал их мягким светом, золотя растрепанные вихры новозеландца и обволакивая теплым сиянием его лицо, заросшее рыжеватой щетиной. Тернер легко вздохнул и ткнулся в грудь попутчика носом, глубоко вдыхая запах меда, молока и луговых трав, немного разбавленный табаком. Улыбнувшись и что-то пробормотав во сне, Эйдан шевельнулся и почесал шею, задев шнурок. Амулет выглянул из-под серой футболки, уставившись на Дина глазом из белого золота. Новозеландец беспокойно заворочался, плотнее закутываясь в одеяло. С его губ сорвалось небольшое облачко пара и растворилось в мягком приглушенном свете. — Холодно… — сквозь сон жалобно произнес он и отстранился от Тернера. Не размыкая век, он нашарил рукой второе, съехавшее в сторону одеяло, накинул на себя и ирландца и снова заключил его в объятия. Когда Дин затих и, согревшись удовлетворенно засопел, провалившись в глубокий сон, Эйдан шевельнулся, приподнял голову и распахнул глаза. Две черные бездонные дыры уставились на лицо О’Гормана, несколько раз медленно моргнули, сверля его безжизненным взглядом, и снова плотно прикрылись длинными ресницами, погружаясь в свою холодную пустоту… Проснувшись, Дин потянулся, ощутив ноющую тяжесть во всем теле — бурно проведенная ночь не преминула сказаться на его отвыкших от таких «нагрузок» мышцах, но он только порадовался этим ощущениям, сладко зевнув и хрустнув суставами. Судя по яркому солнечному свету, заливавшему комнату, было уже позднее утро. Покосившись на соседа, он улыбнулся. Ирландец тихо сопел, по-детски подложив под щеку кулак и иногда смешно причмокивая губами. Хорош ребенок! Дин прикрыл глаза и медленно выдохнул, вспомнив, как потрясающе этот «малыш» стонал и выгибался под ним. Эта ночь была полным сумасшествием, наполненная наслаждением и несдерживаемой страстью. Он плохо помнил, как получилось, что Эйдан оказался под ним, но он очень хорошо помнил те безумные ощущения, которые подарило ему молодое подтянутое тело ирландца. Встряхнув головой, он попытался отогнать вполне логично возникшие мысли и, едва сдержавшись, чтобы не зарыться пальцами в черные шелковистые кудряшки, разбавляя нехитрую ласку легким или не очень поцелуем, тихо выскользнул из постели. Растянув губы в рассеянной, счастливой улыбке, Дин направился в ванную. Умывшись и приведя себя в порядок, новозеландец пощупал сохнущие на балке для шторки вещи Тернера. Джинсы и футболка не стали намного суше. Покачав головой, Дин сгреб их в охапку и, справедливо рассудив, что в этом мотеле наверняка есть небольшая прачечная с сушкой, нацепил на грудь неизменный фотоаппарат (привычка, есть привычка — мало ли, вдруг увидит что-нибудь стоящее) и незаметно выскользнул из домика, не потревожив спящего ирландца. К его радости мотель располагал всем необходимым для того, чтобы привести вещи попутчика в порядок. Пока джинсы и футболка сушились, Дин решил наведаться в кафе за кофе и сандвичами. Мысль принести завтрак Эйдану в номер возникла как что-то само собой разумеющееся — он чувствовал благодарность к парню и, если мог выразить ее таким способом — элементарной заботой — то почему бы и нет. — Завтрак в постель? — усмехнулся Дин, шлепая по гравийной дорожке, — А как же «только секс и не более»? — он остановился, сдвинул брови и пожал плечами. — Ну и ладно. Это все равно ничего не значит, всего лишь завтрак. Нормальный способ сказать спасибо. Или двусмысленный? Надеюсь, он правильно меня поймет. Ох, да заткнись ты уже!.. Привычка разговаривать с самим собой прочно укоренилась в нем за прошедший год, просто потому, что больше разговаривать было особо не с кем, да он и не стремился к этому. Теперь же в нем затеплилась надежда на избавление от этой привычки, свойственной людям с не совсем здоровой психикой. Похоже, он начал становиться на путь выздоровления. Слишком быстро? Возможно, но эта мысль очень уж грела. Дорожка, ведущая к кафе, пролегала мимо стоянки, на которой они оставили свой «Форд». Дин бросил мимолетный взгляд на машину и встал, как вкопанный. Фары и стекло со стороны водителя были разбиты, колеса спущены. — Твою мать… С отвисшей челюстью он подошел к автомобилю, обозревая учиненные неизвестными вандалами повреждения. В шоке проведя ладонью по лицу, новозеландец осмотрелся — через несколько припаркованных машин он заметил старый пошарпанный пикап явно любительской рукой разрисованный кривыми языками пламени. — Черт… Холодная волна прошлась вдоль позвоночника и колени предательски подкосились, когда на его плечо легла тяжелая рука. Сглотнув, Дин повернулся… Эйдан рывком вскочил на постели, сверкая ярко-зеленым взглядом. — Я вижу… Дин!..