Философы

Над землей всегда будут кружить ветра потерь, этого не изменить. Взрослые всегда говорят нам, что на улицу нужно надевать шапку и шарф, ведь иначе подует сквозняк, и тогда заболеешь. Мы говорим, что на улице нет ветра, но в ответ получали грустную улыбку, такую, которой не улыбаются, когда говорят о погоде, и слова "Они всегда дуют". К ним нельзя быть готовым, они всегда есть, просто иногда мы не надеваем шапку. Мой ветер подул. Папа звонил из Нью-Йорка с грустной новостью. Мама тяжело заболела, она лежит в больнице. Именно сейчас, когда все хорошо... Да и вообще, почему именно она, как такое могло случится? Моя мама никогда не болела, а сейчас подхватила какую-то заразу. Марк говорит, что нужно верить в хорошее, и я верю, ведь я философ. Философы всегда думают, но о чем именно - уже их выбор. Я выбираю думать о хорошем, поэтому думаю так. Я иду в университет в майке, потому что на улице жарко, все ходят полуобнаженные. Я бы надела свитер, но слишком уж странно это будет смотреться в конце августа. Вы спросите, зачем мне свитер, если я в майке. Мне холодно, очень холодно. Обычно я побаиваюсь уроков философии из-за своих непонятных чувств к преподавателю, но сейчас я спешу к нему. Вчерашний день без этих уроков я еле пережила, думала только на ограниченные темы, оставалось надеяться, что у нас будет сочинение, тогда я смогу... полететь. Нужно только подождать три урока, совсем чуть-чуть, и тогда можно будет расслабиться. Быстро пролетает время, Поппи со мной, она все время держит за руку, даря свое тепло, на переменах мы идем в туалет и сидим там на подоконнике, немного приоткрыв окно, дышим свежим воздухом, а мне все еще холодно. Поппи старается, но ее тепло распространяется лишь на ладонь. Я знаю, что если бы ее со мной не было, я бы совсем расклеилась, но я заставляю себя думать, что все обойдется. Мы с Марком хотели приехать к ней, но мать сказала, что если мы это сделаем - она обидится. Врач предупредил, что следует не волновать ее, иначе будет еще хуже, поэтому мы лишь чаще звоним отцу, не более того. Пока состояние стабильное, так что волноваться не о чем. Да и вообще, может это продлиться пару дней, а потом окажется, что была всего навсего обычная простуда, а потом мы будем смеяться, вспоминая эти дни. Поппи Мур, как же ты мне помогаешь. Теплые медовые глаза, они блестят на свету, они греют меня. Ее руки греют только ладони, но вот глаза пробиваются в сердце, нагревают меня изнутри. Маленькая, почти незаметная родинка над губой, тонкая талия, за которую ты всю жизнь билась, питаясь только здоровой едой и постоянно занимаясь спортом, пока я сидела или стояла рядом с секундомером, пока ты бегала, пока ты качала пресс, считала, сколько раз подтянешься. Как же ты дорога мне, Поппи Мур, и ты знаешь это, ты чувствуешь, мне не надо этого говорить. Когда мы ссоримся, то кричим, потому что наши сердца отдаляются, нам кажется, что чтобы друг друга услышать, нам следует повысить голос. Чем ближе наши сердца, тем тише мы говорим. Мы с Поппи почти одно целое, нам не нужно даже шептать. Наконец-то захожу в кабинет философии, мне здесь нравится. Солнце заполняет комнату, лезет в глаза, играет на руках, зарывается в волосы. Я сразу вижу у каждого на парте тетрадку. Моя обычная, сорок восемь листов в линейку, желтая. Открываю ее и вижу комментарий под записью "Сзади!". Оборачиваюсь на Дженсена, который тихо говорит: - После урока, - и вопросительно смотрит на меня, я киваю. Что ему может понадобиться? Снова поворачиваюсь к тетради, рядом так же был нарисован плюс. Это верно, что он не ставит оценки. Как можно поставить оценку за полет фантазии?.. За мысли... Весь урок мы действительно разговаривали, вели беседы и дискуссии, и это прекрасно, это мне нравится, мне уютно. Проблемы медленно уходят на второй план, я могу думать лишь о высказывании Ричарда Баха, которое мы обсуждаем. "В твоей жизни все люди появляются и все события происходят только потому, что ты их туда притянул. И то, что ты сделаешь с ними дальше, ты выбираешь сам." Мне нравится эта цитата этого американского писателя, философа и публициста. Я верчу в пальцах ручку, греюсь под солнцем, и мне вовсе не холодно теперь. Вот именно поэтому я так люблю эти лекции по философии, если только это можно назвать лекции, ведь мы в прошлом году редко что-то писали, очень редко. Но это новый год, так что посмотрим... Кстати, мне ведь через три дня статью сдавать... Наконец удар колокола, все собираются. Я говорю Поппи, чтобы она меня не ждала и шла в кофейню обедать, я скоро присоединюсь к ней. Она мне подмигивает и скрывается в толпе, которая выносит ее вон из кабинета. Дженсен громко захлопывает дверь за ребятами и облокачивается на краешек своего стола, опираясь на руки. Я кладу свою сумку на парту и сажусь за нее, складывая руки перед собой. Что ему нужно? Он осматривает меня, он часто осматривает кого-нибудь или что-нибудь, я это заметила. Что он хочет мне сказать? Или наоборот, спросить? Не молчи же, Дженсен Росс Эклз! Я слишком много сидела на подоконнике перед этим кабинетом, чтобы не выучить надпись на кованной табличке на двери, если что. - Джастис, у меня есть к тебе предложение, - задумчиво начинает профессор. Хм, надо же. - Что вы хотите мне предложить? - я очень надеюсь, что он не слышал усталости в голосе, потому что я не особо старалась ее скрыть, так неожиданно он это сказал. Так бывает, я с минуту ждала его слов, а когда он сказал - растерялась. - Скажи, ты еще что-то чувствуешь ко мне? - я вздергиваю бровь. Во-первых, не прилично такое спрашивать в лоб. Во-вторых, это же неприлично! И в-третьих, это до ужаса нагло. Очевидно, что все эти эмоции тут же отобразились на моем лице, потому что я знаю, что он знает, о чем я думаю, и мог он это узнать только через глаза и лицо. Но он молчит и ждет, когда я скажу. Говорю. - Да, - я хотела сказать "нет", но когда что-нибудь получается так, как я хочу?.. Я действительно не хотела этого говорить, само вылетело, но слово - не воробей, вылетит - не поймаешь. Он смотрит в пол и усмехается. - Я был женат, - вдруг выдает он. Ладно, хорошо, я поняла. Мне это знать зачем? - Она ушла от меня, - грустно, понимаю. Сочувствую, но... - И поэтому у нас вряд ли что-то выйдет... Но я хочу попробовать. Что. Что. Что? - Что ты на это скажешь? Когда-то мне задали вопрос: "Когда ты понимаешь, что надо смываться?". Вот сейчас нужно, точно вам говорю. - Я хочу. А ведь я хочу, и правда. Он улыбается, и я думаю, что это одна из самых прекрасных улыбок, которые я когда-видела. - Тогда сегодня. В шесть. Я заеду за тобой. Улыбка не сходила с моего лица до того момента, пока я не сажусь на высокий стул за стойкой в кофейне рядом с Поппи, пока мне наливает какао Крис, она тоже держится. Она еще, собственно говоря, очень долго держаться будет... Всегда. Но об этом потом.