***
— Что, черт возьми, случилось с твоим кузеном*? — спрашивает меня Дженни на следующий же день. По-видимому, план Альбуса не придавать значения своим синякам провалился. Все в школе заметили. Да и как они могли не заметить? Синяки Ала со вчерашнего дня стали только еще заметнее. Также я невольно отметила, что Дженни больше не называет Ала по имени, только так: «кузен». — Ты говоришь о Молли? Мы всегда считали, что ее уронили в детстве вниз головой, но тетя Одри утверждает обратное, — отвечаю я. — Ты знаешь, о ком я говорю, — хмурится Дженни. — Я не тупица. Вчера вечером Роберт вернулся в общую гостиную весь покрытый кровью. — Может быть, он повстречался с той же дверью, что и Ал? — предполагаю я. — Они снова подрались? — сердито выдыхает она. — Почему Ал не может оставить все в прошлом! — А он и оставил! — отвечаю я. — Если ты не заметила, то разбитое лицо вовсе не у Роберта. Так что да, это твой Роберт. И, может быть, это уже тебе стоит оставить Ала в покое. — Я не могу забыть то, что он сделал… — начинает она, но тут же замолкает, заметив входящего в Большой зал Альбуса, выглядящего достаточно жалким и подавленным. — Разве тебе не кажется, что он уже достаточно за это наказан? — спрашиваю я. Дженни ничего не отвечает, но смотрит на Ала уже гораздо добрее. На самом деле, она практически не смотрела в его сторону с тех пор, как они два месяца назад расстались. Я предлагаю Алу сесть рядом с нами, и из-за того, что Дженни его искренне жаль, она не возражает. — Добрый день, — мрачно бормочет он и садится рядом со мной. — Почему они все продолжают смотреть на меня? — Ты себя сегодня в зеркало видел? — спрашиваю я. Он вздыхает и принимается за свой суп. А затем заговаривает Дженни. — Почему ты постоянно ввязываешься во все это, Ал? — начинает она. — Ты постоянно совершаешь глупости? Знаешь, эти синяки не сойдут и через пару недель! Почему ты не можешь просто все забыть? Ты всегда был упрямым ослищем, в этом твоя проблема… — Мисс Уинтерс, следите за своим языком, — профессор Чанг останавливается прямо за спиной Дженни, и она краснеет от смущения. Ал же, наоборот, выглядит просто нереально счастливым. Впервые за долгие недели Дженни заговорила с ним, впервые обратила на него внимание. — Поттер, кто это с вами сделал? — твердо спрашивает Чанг. Ал переводит взгляд с Дженни на профессора Чанг. — Никто, — отвечает он, и Чанг недоверчиво вскидывает бровь. — Значит, это вы сами себя так разукрасили? — саркастически уточняет она. — Э… да. Я весьма неспокойно сплю, — глупо отвечает он. И пусть профессор Чанг не поверила ни единому слову Ала, она ничего не может сделать, чтобы опровергнуть его ложь, а поэтому возвращается к преподавательскому столу. — Почему ты не сказал, что это Роберт? — взволнованно спрашивает Дженни. — Не хотел, чтобы он лишился звания старосты школы перед самым выпуском? — равнодушно пожимает он плечами, а затем вылезает из-за стола. Иногда, я им искренне восхищаюсь. И я не могу не заметить, что Дженни тоже восхищена его поступком. — Мне пора, — говорю я. — Поболтаем позже! Я спешу в гостиную Слизерина, где застаю Скорпиуса, играющего в шахматы с семикурсником, имени которого я не помню. Я огибаю парня и взволновано говорю Скорпиусу: — Наш план работает! — восклицаю я. — Какой план? — спрашивает он, не сводя глаз с шахматных фигур. — План по воссоединению Ала и Дженни! — Но… — он выглядит несколько смущенным, — у нас же не было плана по их воссоединению. — Ну, значит, наш «непридуманный» план работает! Дженни с ним уже разговаривает! — Она бросила своего старосту-гея? — Ну… пока еще нет, — говорю я, — но теперь это только вопрос времени! Она выглядела очень злой, когда узнала, что он избил Ала… — Еще бы — узнать, что встречаешься с психом. — Я тебе отвечаю, пройдет около пяти лет, и они точно поженятся! — плачу я от счастья. — Думаю, ты все же слишком торопишь события…***
— Рыжая! Джеймс подходит и плюхается на диван рядом со мной, выглядя так, словно он разом получил все рождественские подарки на годы вперед. — Я так рад, что твои родители все же переспали много лет назад! — восклицает он, и все, кто находится в гостиной Гриффиндора, смотрят на него. Из целого моря глупостей, которые Джеймс выдал за годы своего существования, эта, по-моему, самая тревожная. Почему ему не хватает мозгов сказать, что-нибудь вроде «Я так рад, что ты родилась»? Понимаете, именно из-за этого иногда мне кажется, что Джеймс не совсем психически здоров. И почему Гарри с Джинни ко мне не прислушиваются? Их сыну явно нужна помощь. — То есть не так, — идет он на попятную. — Я просто хотел тебе сказать, что твой брат — величайший вратарь! Окей, вот как раз тот аргумент, о котором я говорила. — Мой брат? Мой брат?! А как насчет меня? Разве я не была хорошим вратарем? Или это проявление шовинизма, что, мол, только мальчики могут быть хорошими вратарями! — шиплю я. — Р-рыжая, ты же знаешь, я всегда считал, что ты удивительный вратарь, — нервно произносит он и быстро отходит от меня, — просто я имел в виду, что он самый великий с тех пор, как ты… — Ты имел в виду вовсе не это, Джеймс! — Лили сказала, чтобы я с тобой не спорил! — кричит он и взбегает вверх по лестнице, прежде чем язык доведет его до беды. Толчок. Этот ребенок и правда выбирает особо удачные моменты, чтобы попинать меня. Обычно это случается, когда я спускаюсь по лестнице. Я знаю, что это прекрасно, когда ребенок пинается, но на самом деле через некоторое время это становится весьма болезненным. И еще, вряд ли в матке может быть столько свободного места, чтобы он мог свободно размахивать своими пятками. Внезапно меня захлестывает желание расплакаться, и я, вместо того, чтобы обуздать себя, позорно реву. В углу первогодка, выполняющая домашнее задание, смотрит на меня так, словно я рехнулась. Она собирает свои книги в охапку и отсаживается в самый дальний от меня угол, чтобы без помех в виде моих всхлипов доделать уроки. Мальчишка-пятикурсник притворяется, что не смотрит на меня, он даже поднял повыше газету, но вот я отчетливо вижу его глаза над нею. Несмотря на то, что прошло уже пять месяцев с тех пор, как все узнали о моей беременности, они все еще не могут прямо на меня смотреть. Решив, что больше не выдержу их взглядов, я поднимаюсь наверх с острым желанием завалиться спать. Лаура сидит на кровати и красит ногти, она приветливо кивает мне. — Что случилось? — спрашивает она, не отрывая глаз от ногтей. — Почему люди продолжают глазеть на меня? — скулю я. — Нет, я понимаю, почему они это делают, но я была уверена, что за столько времени они должны были уже угомониться! Я ведь не первая студентка, которая забеременела в стенах Хогвартса. — Да, но ты дочь знаменитых родителей и ты залетела, — пожимает она плечами и принимается за ногти на ногах. — Люди любят сплетни. И нравится тебе это или нет, но ты гораздо более интересный источник сплетен, чем любовный треугольник между Альбусом Поттером, Дженни Уинтерс и Робертом Хитчем. Неужели мой скандал с беременностью и правда интереснее, чем «треугольник»? — Все тихони такие, а? И даже Дженни Уинтерс, которая только прикидывается невинной овечкой. Кто бы мог подумать, что она окажется такой же шлюхой, как и остальные рейвенкловки? Лаура, возможно, и не такая дура, как мне казалось раньше, но должна признать, она — та еще стерва. — Дженни не шлюха, — говорю я ей, — тебе должно было бы быть интересно узнать ее получше, думаю, ты бы ей понравилась. Вранье. Дженни — полная противоположность Лауре. Думаю, если Лаура проведет больше десяти минут в ее обществе, то, вероятно, она ее убьет. Мне нравится Дженни, она хорошая девушка, а вот Лаура — не очень. Лаура гордится тем, что она стерва. И даже сейчас, она смотрит на меня, приподняв брови, словно подчеркивая разницу между ней и Дженни. — Ладно, ты ненавидишь ее, — признаю я. — Но она не шлюха. — Верно, — отвечает Лаура. — Я — тоже. Она хитро улыбается мне, а затем направляется в ванную, чтобы стереть излишки лака с ногтей. А затем я внезапно понимаю, что давно уже не плачу, и даже затрудняюсь ответить, что же меня так расстроило.***
Утром в пятницу, во время сдвоенных зелий, третьекурсник Хаффлпаффа входит в класс и говорит учителю, что профессор Флитвик ждет меня в своем кабинете. Интересно, что, черт возьми, я могла сделать на этот раз, во что такое вляпаться, что меня снова вызывают к директору. Иногда я думаю о том, что мне можно просто открыть там магазинчик, учитывая то количество времени, что я провожу в этом проклятом месте. Хаффлпаффец говорит мне, что пароль «домовой эльф», а затем оставляет меня наедине с моей судьбой. Я стучусь в дверь кабинета. Возможно, там мой любимый несостоявшийся тесть с целой кучей коварных предложений дожидается моего прихода, чтобы окончательно рассорить нас со Скорпиусом, но это не он… вместо него меня встречает высокая женщина с темными волосами и темными же глазами, которую, я просто уверена, уже где-то видела, просто не могу вспомнить, где. Она выглядит несколько суровой, но когда она улыбается мне, в ее улыбке определенно кроется тепло. — Роза, — улыбается женщина, — рада тебя видеть. Ты хорошо выглядишь. Терпеть не могу, когда мне говорят, что я хорошо выгляжу, потому что это всегда подразумевает следующее «Ты хорошо выглядишь… учитывая обстоятельства». — Я Астория Малфой. Ну конечно же, это она. Меня явно кто-то проклял. Почему она не привела с собой еще и Люциуса с Нарциссой, а, возможно, стоило еще захватить великую бабушку и двоюродного кузена Малфоя? — Нам, к сожалению, не удалось нормально поговорить в прошлый раз, — продолжает она. Да, потому что ваш сын уложил вашего же мужа на лопатки. — Мне просто интересно, как ты? — У меня все отлично, — пожимаю я плечами. Я не знаю, что еще ей сказать. Она кажется хорошей женщиной, но, как оказалось, я не так уж хорошо разбираюсь в людях. В свое время я думала, что и Роберт Хитч — хороший парень, прежде чем он едва не убил моего кузена. — Пожалуйста, присаживайся, — Астория кивает на стул, и я с облегчением усаживаюсь. Она садится напротив меня и улыбается. — Я знаю, что мой муж приходил к тебе пару недель назад. Не совсем понимаю, что происходит, но Скорпиус с тех пор с ним не разговаривает. Я ничего не отвечаю. Я не хочу сдавать Драко Малфоя его жене, особенно, если он и правда, сожалеет о тех своих словах, но и защищать мне его не хочется. Честно говоря, я просто хочу отсюда уйти. — А еще, — продолжает Астория, — я знаю, что Скорпиус принял деньги, которые мы ему предложили. — Он что? — едва не срываюсь я на крик. — Разве он тебе не сказал? — нервно спрашивает она. — Нет, он мне не сказал, — сердито бормочу я. — Пожалуйста, не волнуйся по этому поводу, — говорит Астория, — мы только хотели вам помочь, взять на себя ответственность. Мы не помогали тебе во время беременности и… ну, я хотела бы тебе помочь. Мы все ошибаемся, Роза. Я едва слышу, что она говорит. А перед моими глазами так и маячит голова Скорпиуса на блюде. Как он мог так поступить? Он знает, что сделал его отец! Если бы я не была беременной, то я бы сейчас вылетела из кабинета и так сильно зарядила бы ему по заднице, что яички выскочили бы у него из ушей! Опять же, если бы я не была беременной, ничего подобного бы не случилось. — Драко неидеален, как неидеален и Скорпиус, — вздыхает Астория, — и они оба склонны к импульсивным поступкам. — Да уж, — отвечаю я, указывая на свой живот. — Вот, — она засовывает руку в сумку и вытягивает небольшой ало-зеленый трикотажный чепчик, — я сделала это для ребенка. Давай, это станет нашей оливковой ветвью? Я беру маленький чепчик и чувствую, как эти ужасные слезы наворачиваются на глаза. Почему, когда ты беременна, в тебе зарождается столько эмоций? Как будто готовый взорваться шар. — Спасибо, миссис Малфой. — Зови меня Асторией. И, Роза, если вдруг тебе что-то понадобится, пожалуйста, не стесняйся обратиться ко мне. Я знаю, у тебя есть своя семья, — быстро добавляет она, — но я хочу, чтобы ты знала, я рядом. Не все Малфои — идиоты… пусть их и подавляющее большинство. Она снова улыбается мне, и я впервые улыбаюсь ей в ответ. Она отбывает камином, а я думаю, что, возможно, это тот единственный раз, когда я не буду спорить со Скорпиусом по этому поводу. Потому что все знают — отчаянные времена требуют отчаянных мер.