Свечи в темноте

Когда она вернулась в класс, там было предательски пусто. Кристиан ушёл, оставив за собой лишь тишину и дыру в её груди. Что делать? Не знаю… Клементин сглотнула подступающий к горлу ком очередного приступа слёз и закрыла дверь кабинета. Тишина поглотила её с головой. Макушку волос неприятно кололо, словно девушку опустили под воду Чёрного озера. Хочу утонуть. Может, ей правда стоило просто покончить со всем этим и утопиться? Составить своим разбухшим от воды телом компанию дружелюбному кальмару, который виднеется из окна её спальни в подземельях. Нотт обрадуется, увидев проплывающий мимо труп своей ненавистной соседки, что так раздражала своим существованием. Дыши. Нужно дышать, чтобы продолжать жить. И Клементин вздохнула, а горло её сжалось от неприятного спазма. Она едва ли находила в себе силы пошевелиться. Джеймс ушёл стремительно. Он был чертовски прав, и от этого становилось ещё больнее в груди. Что же ты наделала, глупая? Она не знала. Она ничего не знала и чувствовала себя такой бесполезной и полностью увязшей в собственном клубке лжи. И теперь она осталась одна. Джеймс никогда не простит ей предательства. Кристиан вновь отвернётся, вспомня свою гордость. А Скорпиус даже не взглянёт в её сторону. И все они были чертовски правы. У неё было несколько шансов признаться самостоятельно. Просто подойти к Джеймсу и сказать честно, глядя прямо в тёплые глаза напротив, искрящиеся пониманием и согревающие своей теплотой. Он бы простил. Да, он бы простил и принял её решение, потому что этот юноша — самое светлое, что только было в её жизни. И ей бы никогда не пришлось видеть, как огонь в этих лучистых глазах гаснет, наполняясь болью и горячими слезами. Клементин вновь плакала. В голове застыл его образ. Кажется, он будет преследовать её в самых кошмарных снах до самой смерти. Как ты могла? Малфой обхватила себя руками. Она оглядела пустой коридор, который, кажется, тысячу минут назад шумел голосами студентов. Теперь он давил тишиной, заставляя девушку сжиматься и сгибать спину, будто потолок давил на голову, желая превратить её в лепёшку. Вполне заслуженно. — Ты заслужила, — просипела она. Ноги двинулись в сторону далёкой лестницы. Куда идти? На занятия? Вряд ли у неё вообще найдутся силы отсидеть ещё несколько часов в обществе людей... Будто на неё все будут смотреть и тыкать в неё пальцами, смеясь и кривясь в пренебрежении. Никто ведь не знал. Никому не было дела до её личной жизни. Каждый смотрел лишь на её внешность. Ей завидовали, Клементин могла так же легко раздражать, как и очаровывать, но её никогда не презирали: она не делала ничего плохого другим. Может, смотрела иногда чуть высокомерно, восседая во главе стола в библиотеке среди однокурсников. Может, слишком громко комментировала чьи-то действия, хоть её мнения и не спрашивали. Клементин всегда хотела внимания. И теперь она его получила. Вот и его цена. Но знают самые близкие. Именно это и пугало. Знали сёстры и брат, знал лучший друг, которого она запретно полюбила, знал самый добрый гриффиндорец, любивший её беспамятно. Те люди, чьего одобрения она всегда желала, теперь будут смотреть в её сторону так, будто она им стала омерзительна. Она сама себе омерзительна. Шаг за шагом Клементин преодолевала коридор, затем лестницу, затем снова какой-то коридор. Она брела туда, где не было людей. Подальше от глаз. Но так хотелось увидеть Кристиана. Просто увидеть и облегчённо выдохнуть, потому что с ним безопасно и нестрашно. Ей было спокойно в его объятиях. Это был её личный рай — только её и ничей больше. Но когда, вернувшись в класс, она не обнаружила там никого, сердце сжалось ещё сильнее. Кристиан тоже ушёл. И вновь виной тому она, Клементин. Он всегда любил тебя. Любил беспрекословно. Обижался, отворачивался, но всегда возвращался, потому что любил. И сейчас она таила надежду встретить его где-то среди пустынных коридоров, которые сама выбирала, но ей приходилось раз за разом вслушиваться в тишину и собственный голос внутри. А голос выл, срывался, скулил, — причинял боль ещё сильнее. Совесть так беспощадно царапала органы внутри, заставляя их кровоточить. И никакое зелье не справилось бы с этими ранами, потому что Клементин позволила бы себе так и умереть. Потому что считала, что заслужила. Заслужила одиночество. Заслужила разочарование Джеймса. Заслужила боль Кристиана, ведь ему тоже было больно. Он не говорил, просто принимал как данность, довольствуясь считаными минутами рядом с девушкой, о которой мечтал так долго. Он терпеливо ждал, когда она прекратит обманывать и сознается сама, когда перестанет бояться чужих слов и взглядов. Когда станет смелее. Но Клементин становилась всё трусливее. Поджимала свой хвост, точно собачонка, порвавшая хозяйчике ботинки. Жалкая. Слёзы не прекращали свой бег, скатываясь по её бледным щекам. Она прислонилась к стене, вдавливая пальцы в холодный камень. Лёгкие расширились, впуская очередную порцию кислорода, и в какое-то мгновение девушка шмыгнула носом и закусила губу, зажмурившись. Неплачьнеплачьнеплачь! И она разрыдалась. В голос. Ударяя себя кулаком в грудь, будто это могло убрать тот спазм, сдавивший внутренности. Клементин позволила себе громко плакать, всхлипывать и выть, пока лёгкие разрывались от коротких вздохов. Она осела на пол, уперевшись лбом в стену и до крови закусила губу. Она ранила стольких людей из-за своей постыдной трусости. Боялась признаться, что всегда была влюблена лишь в одного. Слишком буквально воспринимала шутки отца о помолвке с Забини и вдруг решила, будто ей это внушают, но на самом деле никто ничего не внушал. И вот, к чему это всё привело. Любимое отцовское Совершенство вдруг оказалось последней сволочью. Клементин не прекращала плакать и, кажется, практически уснула, пока не почувствовала на своём плече чьи-то пальцы. Будто в бреду, она обернулась, надеясь увидеть того, кто спрячет её в своих уютных объятиях, укроет от всего мира. Её уши хотели услышать тихий, вкрадчивый голос Кристиана, который пришёл, чтобы успокоить её, позволить расслабиться рядом с ним и вдохнуть его родной запах. Он бы погладил её волосы, намотав единственную тёмную прядку на палец, и стал бы что-то рассказывать. Что-то бессмысленное — и такое необходимое. Но это был не он. Из-за слёз картинка перед глазами плыла, но этот силуэт Клементин ни за что в жизни бы ни с кем не спутала. И когда тонкие пальцы сомкнулись чуть выше её локтя, подтягивая расслабленное тело вверх, она не смогла сдержать очередной всхлип. — Не лей здесь слёзы. Его голос, вновь строгий и осуждающий, будто она провинилась в чём-то перед ним, а не перед кем-то другим. — Оставь, — слабая попытка вырваться. Скорпиус, конечно же, проигнорировал это жалкое подёргивание и усилил хватку, заставляя сестру встать на ноги. Он был зол. Он был чертовски зол, и ей это известно. Клементин старалась не смотреть на брата, боясь вновь сорваться и уйти в очередной приступ истерики. — Стой ровно, — прошипел он, когда её нога задела его колено. — Чёрт возьми, Клементин, соберись! — Не могу, — хрип. Её пальцы машинально ухватились за его мантию, найдя хоть какую-то опору. Скорпиус прерывисто вздохнул. Она была готова к его ругани. Пусть кричит и обвиняет её во всех смертных грехах — хуже точно уже не будет. Пусть откажется от неё и расскажет обо всём родителям, чтобы они окончательно разочаровались в младшей дочери. Пусть… Клементин зажмурилась и резко выдохнула прямо в его плечо. Холодная спина вдруг ощутила тепло в районе лопаток, а волосы чуть натянулись. Ведь Скорпиус её обнял. Молча прижал к себе, прислонившись щекой к её уху. Прямо как в детстве, когда она разбила кубок дедушки, а он взял вину на себя и потом успокаивал её, говоря, что это мелочь. Как в те разы, когда она просыпалась посреди ночи в грозу и бежала к нему в комнату, а не к сёстрам, чтобы он её защитил. Скорпиус был её рыцарем — сразу после папы. Он клеил магловский пластырь на её разбитую коленку во дворе, когда они гостили у бабушки Джин, потому что залечить ссадину волшебством ещё не умел. Он научил её пробираться на школьную кухню, когда она поступила на первый курс, потому что ей было тяжело уснуть в подземельях без стакана тёплого молока. Он покупал ей сладости в Хогсмиде; приносил микстуры, когда она болела; ворчал, помогая с домашкой; смеялся, забегая в её комнату летом рано утром, чтобы застать сонную и растрёпанную после сна. Скорпиус был её рыцарем сразу после папы. И спустя годы, когда у каждого из них были свои друзья и разные увлечения, когда они стали реже пересекаться, Клементин вдруг ощутила, что ей не хватало именно этого. Лечебных объятий. И даже если бы он не встал на её сторону, если бы выбрал своего лучшего друга, которого она бессовестно предала, — ей было всё равно. Потому что в эту минуту Скорпиус обнимал именно её, свою маленькую глупую сестру, которую всему нужно учить. Это совсем не значило, что он поможет решить каждую проблему, что простит её ошибки. Вовсе нет. Но тёплые руки, обвивающие её спину и гладящие по голове, заменяли всё это. Пусть в тишине. Пусть она плачет, подавляемая своей совестью. Пусть. Скорпиус всегда будет рядом. *** Кристина разочарованно вздохнула, вновь повернувшись к пустующему стулу рядом с собой. Джеймс не пришёл на Зельеварение. Не сказать, что это удивляло её, но точно настораживало. Потому что Скорпиус, сидящий на соседнем ряду, пожал плечами в ответ на её вопросительный взгляд. Ладно, это не так важно. Поттер вполне мог прогулять урок и один. Но он не появился и на следующих занятиях. Кристина убеждала себя, что ей просто это чудится; в конце концов они не должны были постоянно пересекаться на уроках. Да даже в Большом зале не должны. И когда Астрид что-то рассказывала ей на перемене, оживлённо жестикулируя, слизеринке вдруг заметила, что в какой-то момент исчез и Скорпиус. И стало как-то спокойнее. Значит, они где-то встретились и решили прогулять вместе. Да, именно так. Но тревога никуда не пропала. Тихие звоночки эхом отражались в голове Кристины, когда взгляд цеплялся за очередного шатена с красно-золотым галстуком — и гриффиндорец оказывался вовсе не Поттером. Астрид вскоре замолчала, поняв, что подруге нисколечко неинтересно слушать про то, как прошло её свидание с Флинтом прошлым вечером. Пуффендуйка могла бы списать нервное состояние Кристины на предстоящий матч завтра... вот только Кристина редко волновалась. — У тебя недомогание? — поинтересовалась Астрид. — Что? — переспросила слизеринка, даже не повернувшись к ней. — Ты странная. Рекомендую обратиться к Помфри. — Она собрала мешающие светлые волосы в хвост на затылке. — У меня торчат уши, да? — Ага, — рассеянно обронила Нотт. — Кристина! — Ты не видела сегодня Поттера? Льюис удивлённо вскинула брови. Задумчивый вид подруги стал ещё больше настораживать. — Утром в Большом зале. Вроде бы с Роксаной сидел. — Он был на Трансфигурации, а потом исчез. Скорпиус пропал после Зелий. — Брось, они часто прогуливают, — Астрид отмахнулась рукой. Действительно. Эти двое могли в любой момент испариться, чтобы провести время вне занятий, поесть во дворе или просто поболтать. Кристине не стоило переживать о таких мелочах, но сердце её упрямилось, не переставая беспокоиться. Что за вздор! Ей бы думать о завтрашнем матче, а не о двух оболтусах, пренебрегавших правилами, один из которых — староста. Скорее всего, оба рассекают сейчас морозный воздух над квиддичным полем. Сначала один пошёл, потом другой. Всё в порядке, это же мальчишки. С этими не слишком убедительными мыслями она и продолжила свой день. Иногда оборачивалась и осматривала помещения, в которых находилась, так тихо надеясь увидеть знакомую широкую улыбку. Но время шло, а Джеймс так и не появился. Она провела около часа в библиотеке, когда закончились занятия, чтобы подготовить материалы для домашнего задания на новую неделю. И по плану было немного потренироваться перед завтрашней игрой, да и Кристина втайне надеялась, что это поможет ей очистить голову от дурных мыслей. Пустующая комната её не удивила: Клементин часто отсутствовала, предпочитая проводить время в гостиной. Но странным казался один момент: Кассандра сидела возле камина в компании лишь своего непутёвого брата. Даже Кристиан сидел с Оливией; они, кажется, что-то обсуждали, хотя по лицу первого было заметно, что он явно чем-то обеспокоен. Кристина не стала придавать этому значения: всё же её мало интересовали эти люди. Одевшись в свою спортивную форму, она покинула подземелья, стараясь сосредоточиться на полётах. За окном уже стемнело, когда Кристина, ступив на лестницу, подняла голову и увидела Скорпиуса, спускающегося вниз. Он выглядел сконфуженно. И у девушки сердце тут же ухнуло куда-то вниз, будто и вовсе провалилось безвозвратно. Она устремилась навстречу однокурснику, который, казалось, сначала и не заметил её. — Скорпиус, — окликнула она его обеспокоенно. Юноша остановил свой взгляд на ней и поджал губы, словно раздумывал несколько секунд. — Джеймс не с тобой? — Я думала, он с тобой. — Солнечное сплетение закололо. — Что случилось? Она видела это по его лицу. Скорпиус редко был в замешательстве. Он всегда знал, что делать и как говорить, но сейчас… Сейчас он был похож на потерянного ребёнка. Его серо-голубые глаза излучали сплошные вопросы, на которые он не знал ответа. Кристина слишком хорошо выучила этого юношу, чтобы найти простое оправдание такому виду. — Скорпиус Малфой! — Найди Джеймса, — прозвучал скорее приказ, чем просьба. И она не стала противиться. Он говорил так лишь на тренировках или во время матча, пытаясь заставить своих игроков следовать тактике. Но они стояли посреди лестницы, которая в эти секунды меняла своё направление. — Найди его и не дай ему совершить глупость. — Ты объяснишь мне? Он узнал что-то новое о проклятье? — Клементин… Всего одно имя. Промелькнувшее сожаление на лице Скорпиуса. Отголосок паники в душе Кристины. Джеймс узнал. Узнал, и это сломило его, иначе бы он не испарился. Утром он был весел, стоял возле Клементин и накручивал её волосы на палец. Всё было хорошо. А сейчас лицо Скорпиуса окрашивало смятение. — Никому не рассказывай. Просто найди его и сделай так, чтобы с ним всё было в порядке. — Ты говорил с сестрой? — Кристина сделала глубокий вдох. — Даже не спрашивай об этом. — Я буду спрашивать о том, что меня беспокоит. — Чёрт возьми, Кристина! — Скорпиус заметно повысил голос. — Ты можешь просто выполнить мою просьбу и помочь? Лестница вновь сменила направление. Кристина сжала губы в тонкую полоску, пока парень напротив пытался собраться и не выпустить всё своё раздражение на неё. — Ты чувствуешь свою вину, Скорпиус. Я вижу это. — Да, ты права! Но давай поговорим об этом тогда, когда Джеймс будет в поле моего зрения, ясно? Чёрт, просто помоги найти его. Девушка всё же кивнула. Она согласилась, потому что понимала: драгоценное время уходило. Лестница остановилась. Они оба двинулись вперёд — одновременно. Скорпиус устремился вниз, а Кристина — вверх. Они пробежали мимо друг друга, не произнеся ни слова больше. Она слышала его удаляющиеся шаги, пока собственные нарастали с каждым пройденным метром. Впереди её ждал пустой вечерний замок, который хранил тысячи тайных мест. Тысячи мест, где мог остаться Джеймс в полном одиночестве и беспомощность. Беспокойство наполняло грудь; на мгновение Кристине стало смешно, ведь она собиралась пойти потренироваться перед завтрашним матчем, а не бегать по коридорам и лестничным пролётам. Кристина радовалась, что не надела мантию, которая точно мешала бы двигаться. Она держала палочку в руке, судорожно сжимая древко длинными пальцами, словно это помогало сосредоточиться. Где же ты, Джеймс Поттер? Кабинет за кабинетом, ниша за нишей — ничего. Каждый раз, когда она с силой толкала дверь, сердце замирало в ожидании увидеть гриффиндорца, но её настигало лишь разочарование. Пусто. Звенящая тишина напрягала и злила всё больше и больше. В один момент Кристина остановилась. Очевидно, Поттера не было нигде, иначе бы он уже нашёлся. Замок большой, но не настолько, чтобы исчезнуть безвозвратно. Гриффиндорская башня была тоже пуста. Но было ведь хотя бы одно крошечное местечко, где он укрылся... Скорее всего, Джеймс просто не хотел, чтобы его нашли. Или хотел? Кристина сорвалась с места, уверенная в том, что на этот раз её ждал успех. Она едва ли не рухнула, когда стремительно поднималась по винтовой лестнице. Здесь было ужасно холодно, а перила покрылись тонким слоем льда, что таял, когда её пальцы хватались за металл. Если и здесь не будет Поттера, то она просто вернётся в подземелья, чтобы решить это уже со Скорпиусом вместе, а не порознь. И когда она переступила через порог, выйдя наконец на заснеженную площадку, её сердце пустило трещину, будто под рёбра пустили клинок. Перед ней сидел юноша. Сгорбленный, опустивший голову так низко, что практически не разглядеть макушку. Мантия его промокла, а плечи и волосы припорошило снегом. Такой одинокий и хрупкий. Кристина даже не подумала достать палочку, чтобы согреть его. Она просто смотрела на эту спину, не зная, что делать дальше. Вот он, Джеймс Поттер, которого она искала. Он жив и цел и, казалось бы, всё с ним хорошо. Но, когда всё хорошо, люди не сидят на Астрономической башне в такой мороз. Девушка сделала несколько шагов вперёд, приближаясь к нему. Под ногами скрипел снег. Какая же суровая в этом году выдалась зима! Она подошла почти вплотную и протянула руку, чтобы дотронуться до его плеча — никакой реакции. Кристина набрала в лёгкие воздуха и стала обходить эту сгорбленную фигуру, остановившись напротив. Она присела и коснулась пальцами его холодной руки, что безжизненно лежала на колене. Он даже пошевелился. — Джеймс, — тихо позвала она его. — Эй, пойдём отсюда… Но ничего не происходило. Её сердце болезненно сжималось. Видеть Поттера таким было невыносимо. Мозг с какой-то маниакальной потребностью подкидывал ей воспоминания, когда гриффиндорец задыхался собственной паникой и выглядел жутко. Но теперь всё было в разы хуже. Губы его посидели от холода, пальцы чуть тряслись, а лицо выглядело так, будто он не спал неделю. И глаза… Эти глаза не заслуживали выглядеть так. Красные, опухшие и потухшие, смотрящие куда-то перед собой — сквозь Кристину, словно её и вовсе тут не было. И это ранило её слишком сильно. — Джеймс, пожалуйста, давай уйдём отсюда? Её ладонь аккуратно прошлась по ледяной, чуть колючей щеке, но реакции так и не последовало. Мерлин, что же делать?.. Кристина Нотт редко впадала в отчаяние, но сейчас именно тот случай. Нужно было придумать способ уйти отсюда вдвоём, иначе Поттер мог замёрзнуть насмерть. Что за придурок! Не он должен тут сидеть и трястись от холода. Он ничего плохого не сделал. Вообще ничего. Ну же, Поттер, улыбнись и отмочи свою самую идиотскую шутку, прошу! Но юноша так же сидел на холодном каменном полу, усыпанный снегом. И ничего не оставалось, кроме как потащить его силой, что Кристина и стала делать. Она схватила его за руку чуть выше плеча и потянула наверх, вставая полностью на ноги. Джеймс неохотно поднялся, будто инерционно, совсем без какого-либо отката своим действиям. И он чуть не рухнул обратно, если бы она не обхватила его пояс другой рукой. Гриффиндорец был всё же выше, хоть и не очень, учитывая её собственный рост, а ещё он был тяжелее, и из-за расслабленного тела казался самой настоящей скалой. Нотт вздохнула поглубже и напрягла мышцы, утягивая юношу за собой. Они шли медленно, но Поттер хотя бы начал шагать, что уже радовало. Его мокрая мантия прилипла к её спортивному джемперу, который тоже, вероятно, намок, как и волосы, собранные в два тугих колоска. Они покинули башню спустя две или три минуты, и, когда они оказались в тёплом коридоре, Кристина заметила, что Джеймса не на шутку трясёт из-за перепада температуры. Она остановилась у стены, прислонив его туда спиной, и достала палочку. Несколько заклинаний высушили его одежду, хоть и не до конца, — сосредоточиться было трудно, — и она уже собралась отправиться за Скорпиусом, но вдруг передумала. Джеймс смотрел на неё. Не сквозь. Он увидел её перед собой и выглядел так, словно только что очнулся от долгого сна, словно с него сняли Империус. Но он по-прежнему выглядел потерянным. — Ты как? — осторожно спросила девушка, касаясь его ещё холодной руки. — Джеймс? — Это ведь моя кара, да? — просипел тот в ответ. — За каждого, кто сейчас на грани смерти из-за меня. Видит Всевышний, ей захотелось убить его прямо сейчас. Просто задушить голыми руками за его глупость и грёбаную гриффиндорскую жертвенность! Он просто себя наказывал. Он принял измену своей девушки как плату за совершённые им проступки. — Ты себе все мозги отморозил? — вскипела Кристина, стукнув его по плечу. Джеймс криво ухмыльнулся — совсем не так, как делал это обычно. Так выглядела боль на его лице. Потухшие глаза и перекошенные губы. Этот юноша винил себя. Он не винил Клементин, которая обманула его. Даже не Забини, который тоже в этом участвовал. Для Джеймса виноват был он сам. И это злило Кристину до такой степени, что вот-вот могло произойти убийство. Массовое. — Я с тобой разговариваю, Поттер! Но он вновь погрузился в себя. Мозг отказывался воспринимать информацию, просто пропуская мимо все сказанные слизеринкой слова. Пусть прямо тут запустит в него бладжер — не почувствует. Как и не чувствовал холод на Астрономической башне, как не чувствовал своих слёз, придя сюда в полном опустошении. Джеймс видел перед собой Клементин. Закрывал глаза и видел её образ. Видел её платиновые волосы и серебряно-зелёный галстук, обычно завязанный бантиком на шее. Это совершенство, не умеющее вредить другим. Такая нежная и воздушная, волшебная, незабываемая… Мечта. Она всегда была мечтой. Недосягаемой… — Она не могла, — вдруг прошептал он одними губами, даже не издавая звука. Перед его лицом стояла Кристина с красными от злости щеками и сжатыми кулаками. Всё такая же воинственная. Но Джеймс едва ли мог её разглядеть, пока прокручивал в голове в миллионный раз произошедшее сегодня в том классе, когда вошёл, чтобы забрать забытый галстук. Лучше бы не делал этого. Жил бы себе спокойно и не знал ни о чём. Не искал бы причину в себе, считая виноватым только самого себя. Кристина что-то говорила. — Хватит молчать, — молила она, заглядывая в его совершенно равнодушное лицо. — Джеймс... Но Джеймс ничего не говорил, смотрел перед собой, снова сквозь неё, и даже не пытался как-то стянуть с себя эту оболочку. Ему было плевать абсолютно на всё: на Кристину, чьи слезы беспрерывно скатывались по щекам; на холод и мороз, что пронзали его тело несколько минут назад. Он слышал её голос, но совсем не мог разобрать слов, будто находился за толстой стеной из ваты. — Как ты можешь?! — закричала Нотт, вновь сжимая тонкие пальцы в кулаки. — Перестань так делать! Хватит! Она плакала. Плакала и кричала одновременно, пыталась достучаться до юноши, заставить его хотя бы пошевелиться, но он молчал. А глаза цвета коньяка тускло смотрели в никуда. И с каждым разом, с каждым её возгласом хрупкое девичье сердце разрывалось на куски. Медленно. Мучительно. — Какой же ты эгоист, Джеймс Поттер! — Она даже не пыталась стереть с лица солёные капли. — Почему ты оказываешься видеть очевидное? Ты точно такой же, как и Клементин. Тебе нет дела до чувств остальных людей, всё равно, что кому-то сейчас чертовски больно из-за тебя. Из-за твоего чёртового молчания! Да, она не любит тебя. Да, она за твоей спиной бегала к другому человеку, который ей дороже тебя. И что? Что дальше, Джеймс, так и будешь играть в депрессию? — Голос сорвался на хрип. — Я не собираюсь спасать тебя, если ты не сделаешь это сам. Прекрати строить из себя жертву. Ты не виноват! А он и не собирался двигаться. У Кристины внутри всё кипело от злости и отчаяния, она уже не пыталась остановиться. Хотелось громко, громко плакать, навзрыд, как в детстве, когда упала с метлы и разбила коленки. Плакать так, как в день похорон матери. Орать, да так сильно, что связки могли порваться в любую секунду. — Я ненавижу тебя! — снова закричала она, а горло резко обожгло болью. — Ты никогда меня не послушаешь, ведь я — не она. Я не Клементин, а Кристина. Кристина Нотт, которая согласилась быть тебе другом. Которая далека от идеала. Которая не врёт тебе. Которая любит тебя, — она толкнула его, а после начала молотить его кулаками, прижимаясь лбом к его груди. — Я тебя люблю, Джеймс, слышишь? Слышишь меня? Люблю и ненавижу одновременно, потому что ты не достоин этого. Ведь ты жалкий, эгоистичный кретин! Живи с этим и смирись! Если один тебя предал, то это не значит, что нужно закрыться от остальных. Плевать на меня, но Скорпиус переживает! У тебя есть сестра, которая узнает обо всём и тоже будет страдать! Чёрт возьми, Джеймс Поттер, очнись наконец! Его голова метнулась влево, щеку будто кипятком обдало и теперь немного щипало. Кристина сама не заметила, как замахнулась и влепила ему пощёчину. Джеймс тут же прижал руку к лицу и удивлённо посмотрел на девушку, отчего ей снова захотелось его ударить. — Что ты делаешь? — вымолвил он, потирая покрасневшую щеку. — Ты получишь ещё десять пощёчин, если сейчас же не прекратишь заниматься самоуничижением. Это его отрезвило. Кто бы мог подумать, что горящая от удара щека приведёт его в чувства. Джеймс вдруг ощутил холод на кончиках пальцев и влажность своих волос. Стена за спиной приобрела рельеф, и он оттолкнулся. Мятая мантия с мокрыми пятнами по низу, помятые брюки. А пред ним — Кристина. В воинственной позе и с по-прежнему сжатыми кулаками, и на щеках её застыли ещё не высохшие дорожки слёз. — Почему ты плачешь? — растерянно спросил гриффиндорец. Девушка поднесла пальцы к лицу, чтобы смахнуть капли; почему-то слёзы вновь покатились из глаз. Какое-то издевательство. Она снова и снова проводила подушечками пальцев по коже, стараясь дышать медленно и успокоиться, но у неё никак не получалось. Организм перестал слушаться. И Кристина, закрыв лицо руками, вновь расплакалась — громко, безостановочно. Она так много держала в себе, так часто молчала и запихивала куда подальше всё своё беспокойство обо всём на свете, генерируя лишь злость и грубые шутки, что в такой дурацкий момент просто не выдержала. И все слёзы, что копились внутри, теперь бежали по щекам, падая на пол под ноги, а Джеймс, смотревший на девушку в таком виде впервые, не знал, как помочь. Ему самому нужна была помощь. Он сам не так давно был в трансе, и если бы не Кристина, то замёрз бы в башне до смерти. Он шагнул к ней навстречу — и крепко обнял. — Не надо, — забрыкалась Нотт. — У тебя голос сиплый, помолчи лучше. Сдалась. Она пожалеет об этом совсем скоро. Пожалеет о своей слабости перед тем, кто сам был слаб. Но об этом потом. Завтра. В любой другой день, но не сейчас, когда холодные руки касались её спины, обтянутой спортивным джемпером. Плакать было легко, утыкаясь носом куда-то ему в шею. Плачь, Кристина Нотт. Плачь и не бойся своих слез. А спустя минут десять она услышала шаги. Должно быть, пришёл Скорпиус. Девушка сглотнула и отступила. Она кивнула подходящему однокурснику и бездумно сжала рукав Джемса — на мгновение. Он в безопасности. Может, завтрашний его день начнётся с температуры и осознания происходящего, но сейчас всё в порядке. Если рядом Скорпиус, то Джеймсу ничего не грозит.

***

— Твои идеи иногда пугают даже меня, Ал, — протянул сидящий в кресле Драко, устало вытянув ноги. — Я знаю, это действительно звучит дико… — Давно ты стал наведываться в Лютный? — Я… Это не из Лютного, — Поттер растерянно почесал затылок. — По правде говоря, понятия не имею, где его купили. Драко вскинул брови. Молодой человек перед ним сцепил руки в замок, нервно постукивая ботинком по полу. Они разговаривали около двадцати минут, но не могли прийти к общему мнению. Альбус был готов идти на риски, в чём Драко поддерживал его, но мужчина не был уверен в успех того, что Альбус предлагал. Опыт юного преподавателя не был столь велик и обширен, чтобы допускать подобные риски, да и предмет, который он хотел заполучить, не так уж легко отыскать — если вообще возможно. Кабинет Малфоя пестрил множеством склянок и микстур, выстроенных в определённые ряды за стеклянной дверцей высокого шкафа. Альбус с детства мечтал сюда попасть, но Драко был непреклонен очень долгое время. Поттер заглянул сюда впервые уже будучи юношей, после приянтия решения связать себя с зельеварением. Конечно, не без помощи Гермионы, мужчина согласился открыть перед мальчишкой двери своего кабинета, однако не позволил ни к чему прикасаться. И вот, спустя несколько лет, Альбус вновь оказался внутри, когда прибыл в Мэнор через один из каминов. Драко по-прежнему устало смотрел на него, пока тот рассказывал очередную мысль, появившуюся в юной голове стремительно. К слову, три минуты назад часы пробили полночь. — Мы не сможем отыскать дукат, Альбус, — Малфой вздохнул, желая наконец отправиться в свою спальню и забыться сном. — Я вижу, что ты стараешься, твои идеи принесут свои плоды, но монета… как минимум, обладать дукатом незаконно. — Будто тебя волнует закон, — угрюмо буркнул Альбус. Драко закатит глаза. Иногда старший из сыновей Поттера казался самым младшим. — Как тебя вообще взяли преподавать? — Я настойчив, — не без гордости заявил Альбус. — Не сомневаюсь, это у тебя наследственное. Влезать в переделки, похоже, тоже. Но я не буду рисковать репутацией ради дела, которое может не принести результата. — Почему всех так волнует репутация? — возмутился молодой профессор. — Никому нет дела до чужих... — Если бы тебя на протяжении долгих лет контролировали после того, как чуть не казнили под руководством палочки Визенгамота, то, поверь мне на слово, Альбус Северус Поттер, — ты бы переживал не только о репутации. Альбус стыдливо опустил глаза, мысленно ругая себя за длинный язык. Он частенько грешил колкими фразами, отпущенными им совершенно бесцельно. Окружающие хоть и привыкли к такой манере общения, но не упускали возможности одёрнуть его. Драко делал это с особым удовольствием. Впереди ждала длинная ночь, и последнее, о чём мечтал Драко, — это провести несколько часов в дискуссии с амбициозным Альбусом, который был лишён чувства такта. По крайней мере, в этом доме. Поттеры вообще не были тактичными, и Драко не уставал напоминать об этом жене, принимающей своих друзей в доме на протяжении многих лет. Так уж и повелось, что с детства Альбус чувствовал себя в Мэноре слишком комфортно, да и с домочадцами считался как с самыми родными. И даже грозный «дядя Драко» вовсе не пугал, а наоборот, вызывал уважение и восхищение в зелёных глазах. Малфой в очередной раз потёр переносицу и выпрямился в кресле, взирая на Альбуса до смерти уставшим взглядом. Этот разговор длился слишком долго. — Не думал, что скажу это, но ты не думал поговорить с Гермионой? — Нет. — Он тут же завертел головой. — Она начнёт читать лекции, а мне их и в школе достаточно. Драко хмыкнул. — Не говори крёстной об этом. Пожалуйста. — Альбус, я не буду посредником между вами. Но скажу тебе одно: поиски утерянных артефактов — плохая идея. Я видел многих, кто был повержен магией, таившейся в подобных вещах. Даже самое простое перо способно оказаться чьей-то смертью. — Но дукат… — Дукат или нет — не столь важно. Ты потратишь время на поиски, а времени у нас катастрофически мало. — Но мы и так занимаемся бесполезным делом! — продолжал негодовать Поттер. — Я не собираюсь участвовать в авантюрах, которые не гарантируют успех. Можешь попросить помощи у отца. Думаю, у Гарри Поттера есть больше рычагов давления в таких делах. — Ты не понимаешь, Драко: дукат позволит нам найти книгу! — Чёрта с два, Альбус! Покинь мой кабинет, иначе я сам тебя отсюда вышвырну! — резко оборвал Малфой, вставая со своего кресла. — Я рискую достаточно, применяя тестовые зелья на пока ещё живых людях, мне не нужны проблемы с артефактами. Уж извини, но в Азкабан я не хочу. Альбус вновь замолчал, обдумывая слова мужчины напротив. Он был прав в своих суждениях, а риск, на который готовился пойти Поттер, не был оправдан. По правде говоря, это больше походило на чистой воды бред, потому что шансы найти тот самый зачарованный дукат равнялись нулю. Волшебная реликвия, утраченная десятки лет назад, канула в лету, оставив за собой лишь легенды. Малфой знал о дукате много, поэтому и не видел смысла в его поисках. Такие вещицы хранятся либо в Министерстве, либо в сокровищницах очень богатых семей. Заветный дукат изначально должен был быть сожжен вместе с другими реликвиями Алессандро Калиостро, но вскоре выяснилось, что он пропал. С тех пор информация о дукате всплывала периодически в высших магических кругах; тем не менее никто не мог точно назвать владельца артефакта. Золотая монета не представляла бы особой ценности, если бы не её создатель, зачаровавший её. Дукат служил помощником в мелких преступлениях, называемых Алессандро обычными иллюзиями. На это велись маглы, провозглашая волшебника иллюзионистом. Но он был не так прост. Особенно, когда умудрялся красть дорогие вещицы прямо из-под носа магловской аристократии. И всё это — при помощи зачарованного дуката, который неизменно приводил его к любой вещице. Желание Альбуса найти этот артефакт было вполне обосновано. Ему нужна была книга, с которой и началось проклятие. Дело сильно усложнилось тем, что на неё были наложены какие-то чары, отталкивающие любые попытки найти её среди других. Оставалось загадкой, как экземпляр попал в руки студентов, если обнаружить его не получалось уже несколько недель и никакие заклинания в этом не могли помочь. Но факт оставался фактом: книга необходима. Ребята в Больничном крыле висели на волоске от смерти, и этот тоненький волосок норовил оборваться в любую минуту, стоило только влить лекарство не в то время. Каждая секунда ровнялась целой жизни. Драко Малфой видел многое, поэтому Альбус решил обратиться именно к нему, а не к своему отцу. Потому что отец никогда бы не стал рисковать другими. Гарри Поттер всегда рисковал собой. Это восхищало, безусловно. Но холодная голова Малфоя, способная генерировать порой самые безумные идеи и осуществлять их, оказалась куда нужнее, когда чужая жизнь утекала сквозь пальцы подобно песку. Но Альбус не учёл самую малость: ему было что терять, и Драко сказал об этом прямым текстом. И вот, когда мужчина не на шутку разозлился (что совсем неудивительно), молодой преподаватель всё же решил сдаться. Играть с огнём заманчиво, но не здесь и не сегодня. Мэнор не любит нарушителей его покоя. — Я воспользуюсь камином, — осторожно произнёс Альбус. — Члены семьи могут аппарировать, — Драко неопределённо махнул рукой. Поттер удивился. — Разве я? — Ты тоже член семьи, так уж вышло, — мужчина пожал плечами. — Ты не говорил, что я могу сюда аппарировать. — Тогда ты бы заявлялся в мой дом без предупреждения слишком часто, а я не люблю гостей. Альбус подавил улыбку, что вот-вот была готова показаться на его лице. Он ничего не сказал, наблюдая, как Малфой закрывает глаза, оказавшись в своём кресле. Да, самое время уйти, пусть его визит не увенчался успехом. Он что-нибудь придумает. Обязательно. Может, ему улыбнётся удача, и дукат окажется в его руках, а не в слухах и сказках о потерянных артефактах. Да, всему своё время. Альбус аппарировал с характерным хлопком — и оказался посреди заснеженного Хогсмида. Зима ужалила в нос морозным ветром, из-за чего парень непроизвольно съёжился и завернулся в свою тёплую мантию. Он наспех наколдовал согревающее заклинание, чтобы не окоченеть по дороге в Хогвартс, которая обещала быть нелёгкой, учитывая начинавшуюся бурю. В этом году зима вышла очень строптивой и безжалостной. Такого не было очень давно. Поттер прищурился, разглядывая виднеющийся впереди замок. Он шёл уверено и быстро, иногда обновляя заклинание, которое теряло свою силу через каждые несколько минут. Альбус вдруг посочувствовал своим студентам, которым предстояло уже завтра столкнуться на поле с командой Когтеврана. Вряд ли к этому времени вьюга утихнет. Он уже предвкушал утреннюю суету в Большом зале в преддверии матча. Его губы дрогнули в улыбке, стоило лишь представить Джеймса, скачущего возле слизеринской сборной и скандирующего факультетские кричалки. Наверное, нет болельщика более ярого, чем гриффиндорский капитан. Мысли о предстоящем дне немного скрасили путь Альбуса к школе; очутившись внутри, он облегчённо выдохнул и снял с себя тёплую, но промокшую от снега мантию, стоило лишь дверям замка замкнуться прямо за его спиной. Он быстро высушил мантию и направился к учительскому крыло. Старая привычка всегда вела его в родные подземелья, но он упорно отгонял её, заставляя свои ноги преодолевать лестницы вверх. Несколько коридоров и лестничных пролётов остались позади, и Альбус наконец вошёл в свою комнату, где оставил отвратительный бардак перед своим внезапным отбытием в Мэнор. Взмах палочки заставил несколько книг взлететь в воздух и аккуратной стопкой осесть на полу, а Поттер, даже не раздеваясь, плюхнулся на мягкую кровать, желая побыстрее приблизить наступление субботнего утра. Но дукат не выходил из головы. Эта мысль пришла к нему днём, когда он в очередной раз рылся в многочисленных свитках, любезно предоставленных Гермионой ранее. Имя Алессандро Калиостро встречалось ему несколько раз, но Альбус не придавал этому значения, пока из его кармана не выпал галлеон, звонко отскочив от каменного пола. Тогда-то мозг Альбуса и заработал в другом направлении. Он вспомнил о Калиостро и начал искать информацию уже о конкретном человеке, пока в какой-то момент не обнаружил историю о золотом дукате, являвшимся когда-то магическим артефактом и принадлежавшим магловскому иллюзионисту восемнадцатого века. Тогда-то шестерёнки в голове Поттера закрутились с удвоенной скоростью. Золотой дукат был зачарован самим Калиостро, который был волшебником, некогда отчисленным из Академии Шармбатон за возмутительно неподобающее поведение. Подробностей Альбус не искал, но дукат привлёк его своей загадочностью. В книгах писалось о том, что артефакт был сожжён со всеми ценностями Калиостро в день его отменённой казни, прямо вместе с волшебной палочкой. Мужчину тогда заключили под стражу, — отбывать своё пожизненное наказание, — а про дукат никто и не вспомнил. И всё выглядело бы вполне логично, если бы впоследствии информация о некой волшебной монете не стала проскальзывать на страницы городских газет. Пойманные с поличным воришки заявляли о том, что дукат неоднократно приводил их к выбранной ими цели в виде того или иного драгоценного предмета. Отсюда и пошли слухи о том, что дукат не был сожжён. Его украли. Альбус вчитывался в строки, стараясь найти связь между вырезками из газет и прийти к нынешнему владельцу монеты, но всё было тщетно. Волшебный дукат был не просто сгустком магии. Он приводил своего обладателя к нужной ему цели. Именно с его помощью когда-то Калиостро умудрился грабить богачей. Именно с его помощью жена смогла вытащить Калиостро из тюрьмы. Дукат приводил к цели. Золотая монета была способна привести к любой потерянной вещи, стоило лишь произнести заклинание. — Феликс Адептио, — проговорил Альбус, глядя в потолок. Информация о потерянном дукате утекала сквозь пальцы, потому что те, кто заявлял о его обладании, поднимались на смех. А в начале двадцатого века и вовсе решили, что дукат просто был чьей-то выдумкой. Можно было бы забыть об этой истории, но в груди Альбуса появилась надежда. Такая невесомая и хрупкая, но он не мог себе позволить её упустить. Поэтому он и пошёл к Малфою. Всем известно, что магические артефакты хранятся в Министерстве Магии под строжайшей секретностью и многочисленной охраной. А ещё ими владеют аристократы. Нелегально, но вполне реально. Малфои были единственными, к кому Альбус имел прямой доступ. По крайней мере, они бы не доложили о наглеце в Министерство. Но Драко, хоть и был осведомлён в подобном вопросе — и, скорее всего, в его тайнике хранилась парочка запрещённых предметов — не стал рисковать. Поиск незарегистрированных магических артефактов и особенно их хранение карались законом уже достаточно давно. И чем больше история артефакта казалась сказкой, тем больше был шанс, что он реален. Аристократы раньше любили хвалиться своими диковинными находками, но в какой-то момент завистники стали сдавать таких везунчиков Аврорату. На этом хвастовство прекратилось. Потому и существование дуката оказалось под большим вопросом. Был ли он уничтожен? Украли ли его? Владели ли им другие волшебники после смерти Калиостро? Столько вопросов мучило Альбуса, но ни одного ответа он так и не получил. И даже Малфой не смог помочь. Он смог уснуть лишь к рассвету, позволив себе отдохнуть всего пару часов.