***
Мила падает прямо на пол хватая ртом воздух. Ранее пропитанный болью крик превратился в израненный вой, перемешанный со всхлипами и словами. «Ненавижу!» — рычит она, обхватывая себя руками. Белка боится сдвинуться с места, не зная, как лучше поступить. А застывший Ромка, недоуменно смотрит на входную дверь, за которой только что скрылся златодел. Он перевёл взгляд на Милу и жалость тут же охватила его. Присев рядом с подругой, он обнял её, обхватывая руками спину. Её плечи дрожали, она заикалась и судорожно хватала воздух ртом. Одна ужасная мысль перебивалась другой, отчего становилось только хуже. Ромка ещё крепче прижал к себе содрогающееся тело подруги и окончательно перестал понимать, что творится у неё в голове. Задавать сейчас вопросы было бесполезно, а ожидать получить на них ответ — вдвойне. Почему-то сейчас он чувствовал, как его сердце заливают раскаленным оловом и оно обволакивая его, прожигает мышцы. Оценив ситуацию, Яшка встал из кресла поднимая за собой Белку. Та, неуклюже поддавшись его натиску, направилась за ним. Ромка провожал их взглядом, а Белка мысленно считала ступеньки. Уже на двенадцатой она не слышала стихающих всхлипов подруги. Комната, которую Акулина заранее приготовила для гостей, встретила душной тишиной и запахом ландышей. Уставившись на застеленную кровать, Белка так и застыла в дверном проёме. Яшка не спешил, молча дыша девушке в затылок. Но заметив на её лице смятение, тут же сказал: — Если хочешь, я могу спать в гостиной, — его голос был хриплый и крайне серьёзный, выводя Белку из ступора. «Тебе скоро двадцать, перестань вести себя как ребёнок!» — она хотела дать себе оплеуху за столь детское поведение. — Вообще-то, я… — у неё дрожали коленки и ком неуверенности не давал сказать что-то суразное. — Нет, — жалко пропищала она, как можно быстрее пряча глаза. Яшка улыбнулся ей в ответ. — Хорошо. Его рука тёплая, она нежно ласкает её шею, вызывая волну приятных и сладких ощущений у девушки. У неё начинают ещё больше гореть щёки и неожиданное чувство возбуждения заставляет сердце биться сильнее и чаще, пробивая дыру в груди. Яшка дышит ей в шею и от этого Белке кажется, что она вот-вот упадёт в обморок. Во рту сухо, а на губах тепло парня. Её поцелуй менее уверенный, чем у него. Но он заставляет Яшку расслабиться, полностью утонуть в её горящих глазах и раствориться в томном дыхании. Прислониться к телу и ощутить каждый её изгиб. Поддаться наслаждению и целовать также настойчиво и уверенно, как играть на струнах, как вести кистью по холсту или произносить заклинание. Белке кажется, что её свитер обжигает кожу огнём, а воротник сдавливает горло. Ей хочется как можно быстрее избавиться от него. От всего, что её разделяет с Яшкой — от каждого сантиметра лишней ткани. И парень соглашается с ней, забираясь рукой ей под вязаную кофту ещё больше опаляя кожу на спине. Ей становится легче дышать, когда она остаётся в одном белье. Тело покрывается мурашками от прикоснувшегося к ней холода, и мягкого поцелуя в плечо. Комнату поглощает темнота, и лишь несдержанные стоны прорезают тишину.***
Единственным источником света на кухне была лампа, висевшая над столом, а звуком — работающее радио. Ромка стоял возле самовара ожидая, когда его стакан наполнится, тихо подпевая знакомому мотиву песни. Изредка поглядывая на Рудик, которая сидела за столом и успокаивалась. Парень поставил на стол две чашки, выводя Милу из транса. — Тебе нельзя, — отдёрнул Лапшин подругу, когда та потянулась за стаканом глинта. — Это моё, — он сел рядом и забрал свой напиток, оставив подруге чашку с чаем. Она тут же насупилась. Сделав несколько глотков чая, который оказался ромашковым, Мила скривилась. — Это отвратительно, — недовольно изогнув губы, сказала она. Друг проигнорировал негодование златоделки отхлёбывая сразу пол стакана глинта. — Ничего не хочешь мне рассказать? — сурово спросил Ромка, внимательно глядя на неё. Мила посмотрела на него из-под лба. — Что именно? — уставившись в чашку, бормочет она. — Ты издеваешься? — возмутился Лапшин. Эффект жалости прошёл, теперь по венам бурлила злость, перемешанная с обидой. Ему хотелось накричать на рыжую, хорошенько встряхнуть и спросить, что она творит? Он смотрел на неё и не мог узнать свою прежнюю подругу, словно сейчас перед ним сидела её хорошая копия. Но вместо своих мыслей произнёс другое: — Желательно всё с самого начала. Мила тяжело вздохнула, взглянув на друга стеклянными глазами. В ней боролись сомнения. Она так долго держала в себе обиду тихо затаившуюся на златодела, которая терзала её душу. Но рассказывать это оказалось легче, чем безмолвно хранить. Слова лились звонким ручьём плотно переплетаясь с горечью, а каждая буква была пропитана в обиде. Ромка слушал не перебивая, разбирая каждую реплику девушки, вникая в каждое слово. Он корил себя за то, что не был рядом с ней в трудную минуту, не смог поддержать, потому что она — каменная глыба — ни слова лишнего. И к чему это привело? Лишь испорченный вечер и осадок на душе. Он вздохнул, переваривая информацию. Ему хотелось найти связь в поступках Лютова, соединить красной нитью и подвести итог. Лапшин никогда не любил шашни златоделов, в основном они были грязные и унизительные. Но сейчас, увязнув в этом по горло, он пытался стряхнуть присохшие прямо к коже подруги куски грязи. — Агния всегда была провокатором в ваших отношениях, тебе не кажется, что и сейчас источником всех проблем является она? — выдал Ромка, снова ощущая на губах вкус опаляющего глинта. — Лютова выгораживаешь? — насупилась Мила. Её трясло от воспоминания об Агнии, о том, как она властно засовывала язык златоделу в рот и наслаждалась её растерянным выражением лица. — Понимаешь, — начал друг, — чем плод запретнее, тем слаще, — Ромка пожал плечами, раздумывая. — Возможно для Агнии, Лютов подобно золотому яблоку. И она просто своими извращенными способами пытается привлечь его к себе, — Ромка хмыкнул. Он не пытался выгородить златодела, нет, если честно, он злился на него. Лапшину даже хотелось раскрасить ему лицо, чтобы оно превратилось из белого аристократического в пунцово-униженное. Костяшки пальцев побелели от прилива недовольства. — Или же, — меченосец вновь опрокинул стакан с глинтом, — Агния шантажирует его, а секс — плата за молчание. — Очень мерзко, в стиле Волчек, — выплюнула Мила. — А я как первокурсница поверила ей. Ромка пожал плечами. — Но мне все-таки кажется, что тебе лучше поговорить с ним и узнать всё так, как оно есть. Мила бросила испепеляющий взгляд злости на Лапшина. Его безобидно-спокойное лицо выражало уверенность, которая Рудик, увы, не передавалась. — Копать пропасть проще, чем мириться, правда? — язвительно кинул Ромка. Мила ничего не ответила, но по желвакам он понял, что попал в десятку. Ему вдруг стало горько от этого во рту. — С каких это пор ты стала такой… — он не успел закончить, как Мила его перебила: — Хладнокровной? — в её голосе слышалось негодование, перемешанное с возмущением и злостью. — Нет, — отрицательно качнул головой Ромка. — Я хотел сказать «жестокой». С каких это пор ты стала такой жестокой? Это слово больно ударило ей в спину… куда-то между лопаток. — Неужели ты поддерживаешь Нила? — девушка смотрела на друга в недоумении. И в этот момент Ромка увидел в её глазах непонимание. Немой вопрос, почему он на стороне златодела, а не её. Лапшин чувствовал, как от девушки исходили волны волнения. Они пробивались до глубины его, и так, потрёпанной души. — Будь я на его месте, меня бы тоже не устраивало, что моя любимая девушка, с которой я хочу построить семейную жизнь, вот так запросто решает судьбы троих людей: меня, её и ребёнка, который даже ещё не родился. Миле показалось, что Ромка грустно усмехнулся. В горле застрял ком невысказанности и боли.***
Нилу казалось это всё дешёвой драмой, где они с Милой — переигравшие актёры, вышедшие из шаблонов. Словно он в написанном спектакле девятнадцатого века, где один придурок мечется от одной проблемы к другой, периодически желая себя убить. И вот сейчас, сидя напротив тётки в поместье Мендель, он действительно задумывалась над тем, что хочет послать всё к чёрту и просто отдохнуть. — Ты сейчас это серьёзно говоришь? — поднимая голову на Амальгаму, уставшим голосом спрашивает Нил. Он смотрит на её строгое лицо, которое кажется ему каменным. За окном уже светало, а она, не чувствуя усталости за прошедшие дни сидела в кресле и пила чай. — Я скорее настаиваю, чем предлагаю, — отвечает Мендель. Её проницательный взгляд холодных голубых глаз заставляет Нила поёжиться. Он снова запускает пальцы в волосы, немного сдавливая голову, пытаясь этим самым привести мысли в порядок. Расклад ближайшего будущего его не радовал, наоборот, заставлял поникнуть. Нил практически сыпался на глазах, пытаясь удержать песок в руках. — Ты же понимаешь, что я не согласен? — он говорит это твёрдо, с максимальной уверенностью, просто, чтобы показать Амальгаме, что вся ситуация под контролем. — Нил, — декан Золотого Глаза наклонила голову в бок, — дорогой, они имеют право это знать. — После того, как они оставили меня на тебя, у них нет никаких больше прав, — рыкнул парень, злобно стискивая кулаки. — К тому же, в последний раз мы с ними расстались не на самой приятной ноте, — Лютов тряхнул головой выбрасывая из головы образ разочарованного отца. — В любом случае мне придется им об этом сообщить, — заявила женщина. — Уверен после такой новости они сразу же примчатся в Троллинбург с другого конца света, — хмыкнул златодел. Он откинулся на диван прикрывая глаза, перед ним крутилась сетующая на него мать. — У нас еще есть одна тема для разговора, — отвлекая от мыслей вдруг проговорила Амальгама. Она легким движением взмахнула правой кистью и с полки шкафа, где хранилась школьная документация, в частности информация на каждого из студента, вылетели несколько папок. Они глухо упали на журнальный столик перед Нилом. — Что это? — спросил он, боясь прикоснуться, словно они обожгут его. — Досье, — коротко ответила женщина, и сделала глоток чая. Нил нахмурился, с сомнением хочет ли знать ответ, спросил: — Чье? — Кандидатов возможных родителей, — спокойно произнесла тётка. — Я проверила каждого лично, все достойные волшебники, а главное — обеспеченные, что значит, ребёнок не будет ни в чем нуждаться. Нил пришел в неистовую ярость. — Ты это специально делаешь? — неприлично повышенным тоном, спросил Лютов. Он вдруг вскочил с дивана тут же отходя от тётки подальше. Амальгама видела, что проклятия в её сторону застревают в горле племянника. — Что именно? — уточнила женщина, концентрируя своё внимание на студенте. — Рушишь мою жизнь — вот что! — вспыхнул он, от недовольства цокнув языком. — Скрываешь от меня важную информацию, теперь нашла кандидатов на родительские права для моего ребёнка. Перетаскиваешь Милу на свою сторону зла. — Я помогаю ей, — возмутилась Мендель-старшая. — Так само, как и тебе. Потому что вы ещё очень молоды, чтобы принимать подобные решения. — Как ты не понимаешь, что меня раздражает тот факт, что ты управляешь моей жизнью! — крикнул Нил, наблюдая за тем, как изменяется выражение лица у Амальгамы. Он сдерживал порыв кинуться на эти папки с досье и всех их к чёртовой бабушке разорвать в знак протеста. — Я не управляю твоей жизнью, — категорически заявила тётя, глядя на племянника. — В таком случае, я управляю жизнью Милы, — добавила она после того, как златодел отвернулся от неё, фокусируя свой взгляд на происходящее за окном. Ответа долго не пришлось ждать, потому что Нил ответил декану сразу: — Мила и есть моя жизнь. — Тогда что ты здесь делаешь? — язвительно подчеркнула Амальгама, на что в ответ получила вспыхнувшие огнём документы.***
В половине седьмого утра раздался настойчивый стук в дверь, заставивший Милу от неожиданности вздрогнуть. Она посмотрела на кислого Ромку, который кивнул ей в сторону двери. Прежде чем встать, она кинула: — Тебе уже хватит, — и забрав стакан с напитком, вышла. Лапшин скривился. Открыв дверь, Рудик во второй раз увидела у себя на пороге Лютова. Она тут же нахмурилась, искривляя губы. — Чего пришёл? — недовольная появлением гостья, поинтересовалась она у златодела. Осмотрев немного потрёпанный и никчёмный вид девушки, он произнёс: — Раны после ссоры зализываешь? — Проваливай, — тут же насупившись, Мила захлопнула дверь. В дверь снова постучали, в этот раз уже сильнее и яростней. — Что? — явное недовольство, досада и немая злость были в её взгляде и голосе. — Прости, — выдохнул Нил. В его шепоте смешалась жалость и чувство физической боли. — Я не это хотел сказать. — Ничего другого я и не хочу слышать, — грозно заявила она. Мила долго смотрела на парня, и чем дольше она это делала, тем больше хотела зарядить в него каким-то заклинанием. — Мила, — вдруг позади девушки послышался голос друга. Обернувшись назад, она встретилась с красноречивым взглядом Лапшина, который говорил всё сам за себя. Рудик вдруг захотелось завыть от безысходности. — Я наверх, — сообщил Ромка и ушел. Девушка вновь вернулась к Лютову. Скрестив руки на груди, она заявила: — У тебя есть десять минут, — и отойдя от порога, пропустила златодела во внутрь. Нил прошел на кухню и уже когда Мила сидела напротив него, начал: — Ты всё это время знала? — он внимательно смотрел на девушку, строгость её выражения нарушали лишь выбившиеся из причёски рыжие локоны. — Да, — коротко ответила она и вдруг её серые глаза стали ещё больше, в них выступили слёзы. — Просто, как ты мог? — Мила прикусила губу, изо всех сил пытаясь сдержать эмоции. Лютов вдруг захотел сорваться с места и броситься к девушке, но тут же подавил в себе этот порыв. Он остался сидеть и наблюдать, как слёзы быстро скатывались по щекам. Рудик отвернулась. Ей было больно смотреть на Лютова, его бледное фарфоровое лицо, глубокие тёмные глаза, тонкую линию губ. — Из-за этого ты отменила свидание? — увидев кивок, выдохнул: — Ну конечно… Почему тогда не сказала? Мила фыркнула. — Что мне надо было сказать? — возмутилась она, изгибая правую бровь. — Привет дорогой, я видела как Агния насиловала тебя в школе и поэтому не хочу видеть тебя следующие две недели? Услышав это, Нил недовольно скривился точно как от зубной боли, нечто подобное из уст Милы резало по ушам. — Она собиралась рассказать всем, — проговорил парень. — Я не хотел, чтобы ты пострадала и от неё. Девушка вдруг нервно рассмеялась негодуя. — Ты это сейчас серьёзно? — она неожиданно встала, ближе подойдя к златоделу. Смех оборвался и из уст послышался стальной голос. — Ты разрушил мою жизнь, Лютов, — её слова ударили по нему не хуже настоящего лезвия. — Прости, — он встал вслед за ней. Подойдя ближе, парень мог слышать её дыхание. — Этого мало, чтобы всё исправить, — у себя на плече Мила ощутила руку златодела. — Дай мне шанс, — шепнул он на ухо, чувствуя как заставляет её дрожать. — Позволь показать тебе, как всё может быть, — он протягивает ей ключ, ожидая ответа. Ключ обжигал холодом её ладонь. Мила повернулась к Нилу практически утыкаясь ему в шею. Посмотрев ему в глаза, она спросила: — Что изменится? Парень опешил, его словно застали врасплох и слова оправдания даже не крутились на кончике языка. Рудик вдруг скривилась. — Ты всегда пытался сделать меня другим человеком, — сказала она. — Наши отношения были далёки от нормальных. Я ненавижу это чёртово платье, — заявила Мила, дотрагиваясь до дорогой ткани, — светские беседы и весь яд, который сочиться из уст мерзких сливок общества, на которые ты меня водил, — её твёрдый взгляд был уверенным. — Ты всегда пытался сделать меня под свой статус, чтобы я была достойна твоего общества. Но я не чёртова аристократка с белой костью и золотыми зубами! И мне кажется, что у нас нет шансов. — Я обещаю тебе, никаких дорогих подарков, лжи и светских приёмов, — он посмотрел ей в глаза. — Кроме одного, — вдруг устало вздохнул Нил. — Какого? — недоверчиво спросила она. — Нам придётся встретиться с моими родителями, независимо от того согласишься ли ты попробовать всё сначала.