Мой архангел

      Вельзевул сидел в отдельной от остальных камере, больше похожей на гроб из железных прутьев с каменным сидением у дальней стены. Руки ангела были заключены в наручники. Он искренне не понимал, зачем, если он всё равно никуда из тюрьмы не сможет деться. Хотя льстила та мысль, что Рафаэль всё же опасался, зная изворотливость зеленоглазого. Только вот Вельзевул понимал, что теперь он находится в безвыходном положении.       Странно, но он не чувствовал ни страха, ни жалости к себе. Лишь опустошение. Или же… Нет. Ангел посмотрел на остальных крылатых, что сидели в камерах по нескольку сразу, так как отдельных клеток для всех восставших не хватало. Вельзевул чувствовал себя виноватым перед ними. Он чувствовал волнение абсолютно за всех, кто поддержал его. Что с ними теперь будет? Зеленокрылый ведь не простит себе, если они падут вместе с ним.       Вельзевул протиснул лицо между прутьев и поискал глазами Азаэля и Оуз. Долго искать не пришлось. Они сидели, обнявшись, в ряду напротив, за три камеры от «гроба» зеленоглазого. Даже тут они поддерживали друг друга, одни и те же эмоции у них были на двоих. Ничто не могло разлучить эту пару. Никакая сила, никакое бедствие, никакое горе. Они – единственное, что есть друг у друга.       Словно почувствовав на себе взгляд друга, Азаэль открыл глаза и, подняв голову, посмотрел на него твёрдо, и в его взгляде не было ни капли осуждения. Оуз, почувствовав движение возлюбленного, тоже открыла глаза. И Вельзевул видел, что и она тоже не винит его во всём, что произошло.       – Ребят, вам не место здесь, – вздохнул Вельзевул, с силой сжимая прутья. Он словно хотел их вырвать с корнем от безысходности, а затем проделать то же самое и с другими клетками, освободить своих товарищей и друзей. Но это возможным не представлялось, и оставалось лишь вымещать свои эмоции таким способом.       – Серьёзно? – Азаэль хмыкнул, и его ухмылка была такой, как раньше, будто это не он сейчас сидит в камере и ждёт своего приговора. – Знаешь, Вельзевул, ты дурак, если думаешь, что ты один такой поддерживаешь мнение Люцифера. Большинство тех, кто находится здесь, именно поэтому и оказались за решёткой. И в этом нет твоей вины. Люцифер дал толчок этому восстанию, ты же просто продолжил его дело.       Со всех сторон послышался одобрительный гул. И всё равно Вельзевул был мрачен, когда осматривал тех, кого мог видеть, исподлобья. Довод друга был верный, но зеленоглазый слишком упрям, чтобы так просто соглашаться со всем, что тот сказал.       – Большинство. Ну а меньшинство? Они не должны быть здесь! Вы с Оуз в том числе, – выдержав небольшую паузу, добавил ангел и сверкнул глазами.       – Наше место рядом со своим командиром и другом, – спокойно возразила Оуз, но такая твёрдость была в её голосе, что Вельзевул не нашёл, что ей ответить, чтобы это было достойным аргументом против её мнения. Оставалось только одно, да и то маловероятно, что друзья согласятся с этим решением. Однако попробовать стоило.       – Тогда я складываю обязанности командира.       – Нет, ты не можешь этого сделать, – голос подала Алейра и вышла из тени, в упор глядя на Вельзевула. – Даже если ты откажешься от своей должности, мы всё равно пойдём за тобой. Неважно, кем себя считаешь ты. Для нас ты всегда останешься ангелом, которому мы верны и за которым пойдём в огонь и в воду. Мы не дадим тебе себя погубить. Ты не останешься в одиночестве, Вельз. Я не позволю. Никто из нас тебе не позволит.       И снова гул одобрения. Кто-то из соседней камеры смог протянуть руку и похлопать Вельзевула по плечу. А зеленокрылый и не знал, как реагировать. Всё слишком закрутилось. Он думал, что его ангелы отвернутся от него, отвергнут, осудят. Но он их недооценивал. Одна из его отрицательных черт – Вельзевул может оценивать врага, но не может достойно оценивать своих приближённых и соратников.       – Но Бальтазар и Габриэль…       – Габриэлю не позволят братья, он архангел. А у Бальтазара свои планы… – прошипел Азаэль тихо, чтобы не слышали стражники, стоящие у входа в тюрьму. Благо, камеры друзей были одними из самых дальних.       Слова Азаэля заставили Вельзевула задуматься. Он хотел верить в то, что Бальтазар сделал правильный выбор и предпочёл не следовать за восставшими. Кого сейчас было жаль больше всего, так это Габриэля. Судя по слухам, Михаил запер его где-то, чтобы младший не натворил глупостей. У Вельзевула за друга сердце кровью обливалось. Он был бы рад малейшей весточке о нём. Но теперь ему никто ничего не скажет. Оставалось только думать над тем, что же им делать сейчас.       Спустя несколько минут тяжких раздумий Вельзевул принял, наверное, самое непростое решение в своей жизни. Всё это время он сидел на полу, прислонившись к боковой стене спиной. Так ему было удобнее. И, сделав свой выбор, ангел вскочил, и его глаза решительно засияли неоном.       – Если вы действительно хотите и готовы идти за мной, я готов возглавить вас. Я ваш лидер. Этого не изменить. Я не буду говорить слов ободрения…       – Да мы и не ожидаем, – улыбнулся Асмодей со смешком.       – ... поэтому просто скажу: будьте готовы ко всему. Вплоть до падения.       И пусть Вельзевул сказал эти слова твёрдо, сердце его сжалось в комок при мысли о том, что все эти ангелы лишатся дома, в котором жили столько времени. Они восприняли эти слова серьёзно, но по их согласным возгласам Вельзевул понял, что отступать никто не собирается. С одной стороны он был горд за них, но с другой не хотел, чтобы они шли за ним. Однако свой выбор повстанцы сделали.       Через несколько часов за ними пришли. Длинная вереница ангелов направлялась к месту, где проходят суды и казни. Последнего ещё никогда не было. Да и таких массовых судов тоже. Однако всё бывает когда-то. Чем-то Суд смахивал на арену. Огромное поле с трибунами вокруг и специально отведённым столом для Создателя и архангелов. Сейчас это место пустовало. В центре – сцена, с которой судьи объявляют своё решение.       Вельзевул шёл спокойно, но ровно до той поры, пока перед своим лицом не увидел Рафаэля. Архангел улыбался, когда объявляли приговор. Вельзевул не слушал имена осуждённых. Он был ослеплён яростью. Ангел знал, что решению судей во многом поспособствовал именно Рафаэль. Вельзевул не собирался уходить просто так, не врезав тому хотя бы раз. Наконец, страшные слова, к которым нельзя быть готовым полностью, вывели зеленокрылого из тумана ненависти.       – Все эти ангелы приговариваются к свержению с Небес! Отныне они не смогут вернуться на Небеса. Не смогут связаться со своими собратьями. Отныне они – позор и грязное отребье, посмевшее предать Отца своего и братьев и сестёр своих, – вынес приговор Кагниэль, и после его слов наступило угнетающее молчание. Будущие падшие готовились к этому, но всё равно приговор поразил их. Молчали и тогда, когда посреди поля разверзлась чёрная пропасть.       – Ты, мразь, текст писал? – рыкнул зеленоглазый, смотря на архангела. Рафаэль лишь улыбнулся и схватил Вельзевула за плечо, чтобы вытолкнуть вперёд и предоставить «честь» пасть первым. – Пошёл вон, шоколадный! – прежде, чем Рафаэль опомнился, Вельзевул врезал ему в солнечное сплетение ногой. Рафаэль от неожиданности согнулся и отступил на несколько шагов назад, еле удержавшись от падения. Повторную попытку нападения зеленоглазому совершить не удалось.       Его схватили двое высоких крепких стражников: светловолосый кареглазый Абалим и его брат-близнец Аралим. Вельзевула подхватили под руки, перед этим хорошенько ударив по рёбрам и отправив его кубарем катиться по земле. Ангел тут же вскочил, недобро сверкнув зелёными глазами.       Азаэль и Оуз пытались вразумить своего друга, но безуспешно. Он словно не слышал их предостерегающих криков и продолжал бороться. Он не хотел сдаваться. И сделал только хуже. Азаэль понурился и зажмурил глаза, когда к еле державшемуся на ногах и уже избитому Вельзевулу подошёл Рафаэль, которому до этого что-то яростно шептал на ухо Зуриэль. Ангел твёрдо посмотрел ему в глаза и прошипел:       – Я тебя не боюсь.       – А зря. Парни, сделайте то, что предложил Зуриэль.       Рафаэль ухмыльнулся. Близнецы кивнули, переглянулись и посмотрели на Вельзевула, который всё ещё пытался вырваться. Удар по макушке оглушает его, и ангел падает на колени и встряхивает головой. Перед глазами темнеет, окружающее пространство начинает кружиться. Наконец, темнота исчезает, но тут же возвращается вновь, да ещё и с искрами. Вельзевул не удержался и громко зарычал от боли, когда почувствовал, как с хрустом ломается кость. Верхняя часть крыла повисает плетью, яркие неоново-изумрудные перья начинают потухать и темнеть, превращаясь в болотный.       Алейра закричала, но её крик тут же неестественно резко оборвался. Видимо, её силой заставили замолчать. Азаэль и Оуз отворачиваются, остальные ангелы зажмуриваются, чтобы не видеть этого ужаса, который продолжался. Этому свидетельствовали не прекращаемые вопли и крики. Вельзевул сорвал голос, и теперь из горла вырывались лишь жалкие хрипы и гортанный рык, который стал жалобным скулежом и тонкими подвываниями. Но когда перестали ломать маленькие косточки и перешли к главной, на которой и держались все крылья, Вельзевул снова заорал так, что другим приговорённым осталось только зажать уши руками.       – Рафаэль, не надо! Хватит! – жалобно воскликнул Азаэль.       Архангел лишь схватил его за шкирку и встряхнул, как нашкодившего кутёнка. Рафаэль с силой хлопнул ангела по затылку и процедил сквозь зубы:       – Смотри, Азаэль, смотри, что бывает за неповиновение! Ты всё ещё хочешь его поддерживать?       – Я до конца буду предан своему другу и командиру, – твёрдо ответил Азаэль и дёрнул плечом, словно отгоняя приставучую муху.       Последний крик, второе крыло Вельзевула сломано, зеленоглазый падает ничком и не может подняться. Его трясёт. Со стороны кажется, что он в предсмертной агонии, но умирать он даже не собирается. Кровь залила пространство вокруг него, повсюду валяются перья от когда-то прекрасных крыльев, теперь превратившихся в обвисшие плети. Ангел впился пальцами в землю, он хрипит и тяжело дышит.       – Вот, смотрите, ангелы! И запомните это на всю свою жизнь! Неповиновение жестоко карается! – к ангелам, пришедшим поглазеть на казнь, визгливо обратился Захария, срывая голос и указывая пальцем на ангела, с которого уже сняли наручники, всё равно улететь он уже не сможет.       И вдруг Вельзевул схватил ангела за руку и вывернул ему запястье. Громкий хруст, и Захария вопит и рычит от боли одновременно.       – Палец свой засунь себе в анальное отверстие! – прохрипел ангел и сверкнул глазами. Они всё ещё оставались неоново-зелёными.       Рафаэль одним прыжком оказался около наглеца и с силой наступил ему на пальцы. Вельзевул стиснул зубы, но не издал ни звука. Он даже пытался сделать подсечку, как когда-то на тренировочном бою, но он был настолько слаб, что не смог даже пошевелиться, а каждое движение отдавалось резкой волной боли по всему телу.       – Абалим, Аралим, – по двум словам ангелы поняли Рафаэля и, подхватив Вельзевула под руки, рывком подняли его на ноги и подвели к пропасти.       – Не надо нянькаться со мной, мальчики, отпустите дитё неразумное, – хмыкнул ангел, и близнецы отпустили его и отступили подальше. Их пугала эта тёмная, страшная бездна.       Вельзевул посмотрел вниз. Пугающая чернота, лишь где-то на ничтожно маленьком клочке виднелась земля. Закружилась голова. Зеленоглазый пошатнулся, но его кто-то подхватил под локоть, не давая свалиться. Вельзевул благодарно кивнул Азаэлю, а затем улыбнулся, когда ангелы стали стягиваться к нему, обступая своего лидера и поворачиваясь лицом к архангелам и тем небесным воинам, кто остался здесь. Вельзевул с трудом, морщась от боли, выпрямился во весь рост, гордо выпятил грудь и, задрав голову, громко и твёрдо произнёс:       – И это ангелы? Такими ты хотел видеть нас, Отец? – он посмотрел куда-то за спины ангелов, и они дружно обернулись. Творец, видимо, только что подошедший, стоял на трибунах вместе с Михаилом, устремившим свой взгляд в пол. Они не видели казни – они опоздали, и вид зеленоглазого заставил обоих содрогнуться, но против решения суда они не стали высказываться. Что сделано, то сделано. Зная Вельзевула, Михаил не сомневался, что тот сам усугубил своё положение. И зная жестокость Рафаэля и его приспешников… Страший архангел не хотел даже думать о том, как мучился несчастный Вельзевул, когда ему обламывали крылья. – И я ничуть не жалею, что больше не буду иметь ничего общего с этими жалкими жестокими тварями, смеющими называть себя ангелами! Вы все – трусы и марионетки, не имеющие своего мнения. Вы как послушные собачки. Эй, Рафик, взять! – Вельзевул, поморщившись, завёл руку за спину и, оторвав безжизненно висящую часть крыла, швырнул на землю.       Оскорблённый Рафаэль сделал шаг вперёд, но его остановил смотрящий на него исподлобья Михаил, сделав жест рукой. Чернокожий лишь поджал губы и сжал руки в кулаки, но промолчал. Все слушали Вельзевула.       – А ты не прячь глаза, Михаил! Это и на твоей совести. Посмотри мне в глаза, давай, архистратиг, что же ты?       Это был откровенный вызов. Архангел с трудом поднял голову и взглянул в глаза Вельзевула. Два взгляда зелёных глаз. В одних – боль и сожаление, в других – боль, холодная решимость и такая же холодная ненависть. Вельзевул ухмыльнулся и обвёл взглядом всех присутствующих.       – Наступит тот день, когда мы встретимся на поле боя! И тогда, я вам обещаю, не поздоровится вам!       От его слов у доброй половины ангелов по спине пробежали мурашки. И в том числе у Михаила, который снова опустил взгляд. Очень больно. Он ещё не отошёл от свержения родного и любимого младшего брата, а теперь его друг и верный помощник вместе со своими преданными воинами… Но архистратиг поднял глаза и твёрдо посмотрел на Вельзевула. Он не должен показывать своё сожаление. Это будет непозволительной слабостью.       Вельзевул повернулся спиной к небесным воинам, и его примеру последовали остальные. Они хотели встретить смерть или новую жизнь, для кого как, лицом к лицу, не как трусы. Они не были похожи на изгнанников в этот момент. Смельчаки, восставшие против закона, против всего, не боящиеся смерти или изгнания. Зеленоглазый положил правую руку на правое плечо Азаэля, а левую – на левое плечо Алейры. И эта цепочка продолжалась до самого конца. Все ангелы, дружно, словно по команде, оторвали ноги от твёрдой земли и прыгнули в пугающую пустоту.       На глазах Отца застыли слёзы, он крепко зажмурился. Развернувшись, Он быстрым шагом направился в своё жилище. Михаил пошёл было за Создателем, но дверь захлопнулась у него перед носом. Архангел мигом перенёсся к себе и, обессиленный, сполз по стене на пол, обхватив голову руками. Сейчас ему не хотелось никого видеть.       Боль от потери брата и друзей не давала ему спокойно размышлять. И архангел, зарычав и вскочив на ноги, с силой врезал кулаком в стену. По поверхности пошли трещины, на месте удара появилась вмятина. Костяшки сбиты в кровь, и Михаил, тяжело дыша, опрокинулся на кровать и крепко зажмурил глаза и стиснул зубы. Создавалось ощущение, он и Отец – единственные, кому действительно жаль падших, и кто страдает от этого.       И тут Михаил вспомнил о Габриэле, о Бальтазаре и о тех, кто был тесно связан с падшими. Им тоже больно, им тоже жаль своих падших товарищей. Архангел не видел сцены казни. Но страшные картинки представлялись ему. Архистратиг отбросил их, сосредоточившись лишь на своём долге – долге ответственного за Небеса. Он должен сделать всё, чтобы не допустить больше подобного.       Теперь всё будет намного строже. Ангелов нужно учить послушанию. Даже если способы будут не такими уж лицеприятными. Они выдержат всё. И будут бояться даже слово против сказать, ведь сегодняшнее лишение крыльев Вельзевула не могло не произвести впечатления. Причём не самого лучшего. Больше не будет сомнений. Больше не будет чувств. Только долг, ответственность и послушание.