Новая жизнь

Не проси меня петь о любви в эту ночь у костра, Не проси называть имена – ты же понял всё сам Тэм

Дом был маленький, чисто выбеленный и окруженный буйно цветущим палисадом. Маблунг сам выбрал его среди таких же стоящих на отшибе от городских стен рыбацких обиталищ и сам же договорился с хозяином. Немолодой коренастый мужчина с суровым обветренным лицом не скрывал очевидных подозрений, но после продолжительных расспросов и колебаний все же прислушался к шиканью пихавшей его в бок полной круглолицей женщины и ударил с настойчивым эльфом по рукам. Заманчиво тяжелый мешочек с нолдорскими драгоценностями перекочевал в мозолистые руки, и вскоре многочисленное семейство перебралось в другое, куда более подходящее размерами жилище. А в домике поселилась вместе с сыном Ниэнор. Само предложение перебраться в Гавани Сириона тоже было идеей Маблунга. Когда после смерти Турина и в одночасье угасшей от горя Морвен, трудного рождения сына и долгого забытья в лихорадке аданэт немного оправилась и, казалось бы, могла под охраной эльфов двинуться в путь, они уперлись во вдруг возникшую преграду. Женщина упорно не хотела ни возвращаться в Дориат, ни оставаться в Бретиле. Уговоры и увещевания лишь впустую таяли в воздухе, раскалываясь о безразличное «Куда угодно, лишь бы отсюда прочь», и нельзя было однозначно сказать, говорило ли это стремление сбежать от памяти, позора или от проклятья. Скорее, от всего сразу, решил тогда Маблунг и более не стал ни настаивать, ни, как предлагал кто-то из отряда, попытаться увезти Ниэнор вопреки ее желанию. Но и особого выбора возможных путей он не видел, поэтому после недолгих размышлений и предложил аданэт сопроводить ее на юг, в устье Сириона, куда после Битвы Бессчетных Слез стекались остатки разрозненные нолдорских войск, беженцы-синдар и авари, а также люди всех племен и родов. Разумеется, перед таким долгим путешествием необходимо было выждать. Дать окончательно окрепнуть самой Ниэнор, и, главное, дать окрепнуть родившемуся раньше срока слабосильному и болезненному мальчику. Отсрочка грозила немалая, но женщина согласилась. Сразу же и без лишних уточнений, с каким-то неживым равнодушием вручив себя и своего ребенка заботам дориатского Охотника. И больше они к этим обсуждениям не возвращались. Так вышло, что лично Маблунг до Менегрота в тот год так и не доехал, ограничившись отправленным к Тинголу гонцом, и оставался в Бретиле еще на шесть месяцев. До того дня, как в леса пришла весна, ее отважные глашатаи-подснежники нашли путь из-под осевшего наста, а солнце принялось согревать промерзшую за зиму землю. И когда весна окончательно вошла в силу, они засобирались в путь. Приготовленные за минувшее в ожидании время одежда и запас провианта заняли место в дорожных сумах, Маблунг спрятал под рубахой присланный из Дориата кожаный кошель, а Ниэнор окончательно оправилась от болезни и уже приноровилась сидеть в седле с сыном на руках. Путь на далекий юг занял полтора месяца. Они ехали осторожно, избегая ненужных встреч и по несколько дней таясь от них в чаще леса или лабиринте валунов в предгорьях Рамдала. Пришлось сделать знатный крюк, чтобы обойти перерезающую горизонт с запада на восток цепь, и обогнуть ее со стороны высящейся одиноким стражем Амон Эреб. Там они все же столкнулись с эльфами – присягнувшими сыновьям Феанора ланквенди и пополнили у них запас провизии, заодно обменявшись пустыми новостями. Но кроме этой краткой встречи ненужных приключений на их долю не выпало, и белые стены приморской крепости маленький отряд из полутора дюжин всадников увидел в самом конце весны. Устроить в Гаванях одинокую женщину с ребенком оказалось делом нехитрым. Здесь собралось такое количество беглецов из самых разных уголков Белерианда, кажется, всех племен и Домов, что ни для кого не было в диковинку появление еще одной вдовой аданэт. Пусть и с эскортом эльфов. И поиск пристанища для новоприбывших тоже был делом привычным и налаженным. Маблунг пару дней побродил по городу, поспрашивал, и ему указали на стоящие вдоль берега рыбацкие хижины: расстаться с крышей под защитой городских стен желающих давно не находилось, но Ниэнор и не захотела жить среди тамошней сутолоки. Маблунг снова не стал настаивать. Тем более что успел отметить начавшееся строительство второго кольца крепостных сооружений, что шло полным ходом. Скоро оно завершится, и тогда выкупленный за нолдорские камни рыбацкий дом тоже будет в безопасности. И тогда Ниэнор больше не останется беззащитной. В последний летний месяц, когда тепло еще и не думало умирать, а окружающие Гавани сады и леса неистовствовали сладкими цветочными и фруктовыми ароматами, привлекая самых разных птиц и насекомых; когда умиротворенное море продолжало ласкать песок побережья, не вспоминая пока о грядущих зимних штормах; когда прячущийся за палисадом беленый дом был обжит новыми хозяевами, дориатские эльфы покинули устье Сириона. Обратно Маблунг повел свой отряд другим путем. Они не стали обходить Андрамские горы далеко с востока, но, оставив по правую руку полноводную реку, отклонились ненамного и перешли через ближайший годный для коней перевал, что ранее был отвергнут из опасений застудить ребенка. И через три седьмицы после отъезда из Гаваней бывший эскорт дочери Хурина въехал под своды Менегрота. Маблунг вернулся в Дориат спустя четыре полных года отсутствия. И едва ли кто-то заметил, что он не почувствовал, что вернулся домой. Тингол встретил его тепло и не как король, но друг. Оборвал попытку улизнуть от рассказа за сухими словами дежурного отчета, с редкой порывистостью заключил в объятия и увлек за собой – прочь от неживой торжественности тронного зала. Как и в присланном месяцы назад письме, он с пониманием и одобрением говорил о проявленной Охотником заботе об обездоленной женщине, посетовав только, что лучше бы ей было вернуться в Дориат. И, помолчав, добавил, что случившееся не его, Маблунга, вина, и ему нечего пытаться столь усердно искупать. Не больше, чем самому Тинголу. Охотник тогда только кивнул и невольно отвел взгляд от проницательных глаз королевы. В тайне он уже прикидывал месяцы до новой весны, когда можно будет опять взнуздать коня и опять отправиться в путь. Он обещал Ниэнор навестить их с ребенком не позднее начала лета. Минуло еще полгода. Все вроде бы вернулось на круги своя: разъезды, разведки, вылазки, караул у сокровищницы и королевских покоев. Вести, дурные и, реже, добрые. Дружеские попойки, конная охота и долгие темные, полные шорохов и гуляющих сквозняков ночи. Все было как обычно, но никогда еще Маблунг не чувствовал такого холодного изнуряющего одиночества. Старался не подавать виду и, только изредка запираясь в своих покоях, думал о том, как лежащий теперь где-то в лесах Бретиля Белег рассмеялся бы и хлопнул его по плечу, заставляя прийти в чувство и вздернуть повыше голову, сбрасывая бесполезную тоску. Как навсегда умолкнувший ехидный и ядовитый Саэрос донимал бы своими извечными шуточками и тычками, а потом, осекся бы, подумал и тихо сказал что-нибудь в духе: «Ну что ты в самом-то деле?». Как безмолвно перебирал бы струны арфы большой знаток душ Даэрон, сидя рядом и дожидаясь, когда страдалец будет готов и сам все выложит. Увы, менестрель не смог перешагнуть через то, с чем не раз помогал справиться другим, и теперь и его след исчез где-то на просторах Восточного Белерианда... Был еще Элу, но... Времена Великого Похода давно минули, и вместе с ними минули те дни, когда все было как-то проще, и Тингол был просто другом, а потом уже вождем. Так гнетущая пустота будто ширила вокруг Маблунга свое смыкающееся кольцо, и он раз за разом прокручивал в голове все те же мысли и, словно цепляясь за соломинку, раз за разом воскрешал в памяти окруженный палисадом выбеленный домик. Ждал. Когда он впервые увидел прибывшую вместе с матерью Ниэнор, помог спуститься с коня и успел немного понаблюдать, его общим впечатлением оказалось какое-то странное удивление. Охотник подумал о том, какая же она тонкая, хрупкая, но, кажется, вовсе незамечающая своей очевидной уязвимости. Девушка напомнила ему молодое деревце, что неохотно раскачивается под порывами ветра, не сгибаясь и будто не думая о том, как легко может переломиться под ударом следующего порыва. Ее хотелось оберегать. Что Маблунг и делал. И когда их отряд отправился следом за Морвен, и когда они уже вместе блуждали по пустошам Талас Дирнен. И потом все те три года, что прошли в изнуряющих поисках после злополучной встречи с тварями Врага, он не останавливался. Думал о том, что обязан успеть. Разыскать. Защитить. Муторное давящее одиночество и живущее лишь в воспоминаниях расколотое прошлое терзали его бесконечно долгие месяцы. И, кажется, в чувство он приходил только с началом долгожданной весны. Только с наступлением в установленный черед осени. Друг за другом сменялись три безликих года, а память сохранила от них лишь первое несмелое тепло, лишь первые робкие заморозки, лишь согретое солнцем побережье…