Выбор

      Чертог Безвременья. Не узнать это сияющее переливчатыми кристаллами место было невозможно. Хотя Гортхаур, он точно помнил, никогда не бывал здесь. (Или все же бывал?)       Сверкает, манит, привлекает внимание, отвлекает и мерцает в бледном звездном свете. А они мутные оказались на деле — майа поймал одну из звезд и тут же выронил — обожгло ладонь. Да, не так он себе представлял свое пребывание после. Полное развоплощение, заточение в Мандосе или за Гранью, но никак не нахождение пред престолом Эру. Хотя в том, кто восседал на троне, он бы точно не признал Единого.       Ауле говорил, что Илуватар величествен, прекрасен, мудр, светел и справедлив. Говорил и то, что Манве похож на Творца. Майа, спроси его кто, правдивы ли были слова, однозначно объявил бы, что светлые валар нагло лгут. А Владыка… Он никогда не говорил, каков Эру: только то, что тот бывает назойливей самой вредной мухи. Может, он был в чем-то прав.       На деле Эру был вовсе не Эру. Нет, это, несомненно, был Творец. Действительно, словно бы светится изнутри, улыбается и жестом приглашает сесть рядом. Смешно. На руках до сих пор цепь Ауле, неприятно сдавливающая запястья. В ответ на приглашение Майрон зарычал в бессильной злобе.       Ребенок. Самый настоящий. Эру сидел на подушках, крутил в руках серебрящийся венец и сдувал вредную прядь волос, нахально лезущую прямо в глаз. Во всем белом, расшитом искрящимися нитями неизвестных металлов.       — Не дуйся, злоба к тебе не к лицу, — мягко произнес Творец, спрыгивая с трона и скидывая ненарочно несколько подушек, — подумай, как оно смотрится на твоем прелестном личике.       — Руки прочь! — Зашипел Гортхаур, ощетинившись и едва не сшибив болтающейся цепью мелкого наглеца.       «Цепь!» — осенило майа. Мерзкие оковы, пускай и не пропали, но более не сковывали движения, и Саурон бросился на отступающего Создателя, начинающего сразу же отбиваться и пытаться сбросить обезумевшего майа. Он кричал, рычал, шипел, колотил руками по полу и с неистовым остервенением бил Эру (позволявшего, между прочим, такое делать, хотя давно мог отшвырнуть кузнеца, словно тряпичную куклу), проклиная и рыдая, прося помощи и обвиняя, зовя искренне, причитая. ***       — Успокоился? — поинтересовался Илуватар, приводя в порядок зал и успокаивая переполошившихся айну. Пусть не винят младшего — тот слишком устал и обозлился, чтобы контролировать себя.       — Постыдился бы. Мелькору не пришлось бы по душе твое поведение. И принял бы он тебя таким?       Таким? Мысли в голове мятежного майа путались, крутились суетливым роем и не давали ухватиться за нужную нить. Все не то и не так. Еще и имя — напоминание.       — Не смей говорить о нем, — глухо прорычал он, загнанным зверем вжимаясь в стену за спиной, — не называй. — Почти мольба.       — Ступай и подумай. Выгоняет. Вот так просто и без объяснений? Зачем тогда привел сюда, что хотел вызнать? Или это было только желание поглумиться? Что ж, если так, Илуватару это даже удалось. ***       Ородруин привычно извергал из своих недр огонь и обломки породы, орки копошились у Барад-Дура и ровным строем шагали к Черным воротам. Шли за ними грузные тролли и мчались варги, своим воем призывая все темное воинство на бой за своего Господина. Назгулы крылатыми тенями то и дело пикировали на собравшееся у Врат Мордора объединенное воинство. Око щурилось и внимательно следило. Кольцо — оно где-то там, и нельзя допустить того, чтобы прелесть пропала вновь. Глупое видение тревожило мысли майа, но он не обращал на них внимания. Пускай. Что только не причудится от усталости.       Родные выжженные земли, мерзкие чудища, выращенные в недрах земли, улайри, кружащие над войсками обоих армий — все это было приятно взгляду Ока, а доносящиеся крики боя ласкали слух.       В голове загудело. Кольцо! Оно рядом, оно зовет — и оно в опасности. Око обратило свой взор к Ородруину, а потом обратно на сражение. Где оно, где? Нельзя потерять все сейчас, когда желанная цель столь близка. В голове так некстати прозвенел тревожным колокольчиком вопрос Единого. Примет ли его Мелькор таким? Знать бы ответ. Крылатые ящеры премерзко пищали, запугивая объединенную армию, и метались. Кольцо звало их, но туда, куда даже бесстрашным назгулам не особо не хотелось отправляться. Хотя ради Владыки они были готовы на все.       Вот они летят над Мордорскими пустошами, вот орки теснят врага, вот Гендальф защищает какого-то человека (близко разглядеть его лицо не представлялось возможным), вот реют штандарты с багровым оком, вот полурослики пробираются в недра Ородруина, вот мчится Кархарот, без разбору раскидывая всех, кто попадается на пути…       Полурослики! Конечно, Гендальф не так глуп, вот и отдал Кольцо этим мерзким хоббитсам, посмевшим похитить прелесть. Громовой рев, прокатившийся по призрачному миру, призвал назгулов обратно. Один из них спикировал в жерло Роковой Горы, а Саурону оставалось лишь надеяться. Он разгадал план Олорина, но было слишком поздно.       Один из хоббитов отважно сражался с Голлумом, когда где-то сбоку мелькнула неприметная тень. Они были близки к краю, когда вниз, в самое жерло пышущего жаром вулкана, навернулось пучеглазое существо, радуясь полученной прелести.       — Мистер Фродо, бежим отсюда, — пухлый хоббит потянул за собой другого.       — Кольцо… Сэм, оно уничтожено? — Беспокойно и с надеждой пролепетал юный герой. Девятый назгул тенью бросился вслед за кольцом.       — Да, мистер Фродо, Вы справились.       Аллор — арбитр изящества и Девятый назгул по совместительству — едва не угодил в бурлящий поток. Надпись на кольце читалась особенно ярко, а само оно оказалось ледяным, что не могло не радовать призрака. Лавовая буря поднималась из недр земли, грозя поглотить нуменорца, и он, крепко сжимая в руках кольцо, старался взобраться наверх. И где носит остальных, когда они нужны?! Сбоку мелькнула еще одна тень и, подхватив собрата, понеслась из нутра Роковой Горы.       В этот миг дрогнули полчища Мордора, внезапно утратив напор, — и замер их грубый хохот, и руки их затряслись, роняя оружие. Единая воля словно ослабла, более не управляя, не направляя озлобленных существ.       Земля содрогнулась. Над башнями Черных Врат, над вершинами Сумеречных гор взметнулась в небеса необъятная темень, пронизанная огнем. Стеная, дрожала земля. Клыки Мордора, грозный Барад-Дур, закачались — и рухнули; рассыпались могучие бастионы, полчища отвратительных тварей, сыпавшие из глубин темной твердыни, обратились прахом; низверглись ворота, раздался рокот Ородруина. Тяжкий гул, превращаясь в раскатистый оглушительный рокот, усиливался.       — Царствование Саурона кончилось! Его власть пала! — молвил Гендальф, и голос его разнесся над войсками запада и пустошами Мордора. Объединенная армия ликовала: Око Мордора погасло, прислужники Врага в панике бежали кто куда, обращаясь пеплом. Земля раскалывалась, извергая искры и новые всплески магмы. Враг пал. Наконец-то с темным правлением покончено.       Чернее черных туч накрывала пустыню непроглядная Тень, сверкая молниями. Полыхала Роковая Гора, бурлили в огненной реке руины. Конус вулкана раскололся, и кипящий поток магмы, грохоча, понесся со склонов горы. Сам-мат-Наур изрыгнул огромный клуб густого дыма. В нем никто не заметил, как несколько теней уносились прочь, на Север.       Там, внизу, продолжала разверзаться земля и вздымались столбы дыма. Гора в содроганиях истекала магмой. Густо сыпал горячий пепел.