Remember me

Дверь открывается с такой силой, что едва не разбивает стену. С ошеломляющей скоростью к Ане бросается наша дочь. В то время, как Фиби сжимает в объятьях маму, Теодор лишь наблюдает за ними. Я подхожу к нему и несмело прикасаюсь к плечу. Черт побери! Почему это так сложно? Мальчик поднимает серые глазки и пристально осматривает. Взгляд ребенка необычайно осмысленный и он еще больше напоминает мне меня самого. На минуту отвожу глаза к Анастейше с Фиби и, смотря в голубые омуты женщины, тихо шепчу: «Спасибо!». Она все понимает и снисходительно улыбается. Вдруг меня окликают: — Мистер Грей! — Тедди словно раздумывает, а потом просит, — Можно нам поговорить? Удивляюсь желанию ребенка, но отказать не имею права. Он подходит к матери крепко обнимает, получает поцелуй, и вместе со мной выходит в коридор. Я растерян и не знаю, что хочет обсудить мой сын. Мой сын! Боже, у меня есть сын! И дочь! И только сейчас, наедине с этим маленьким человеком, я понимаю, что все мои желания сбылись. Тем временем Тед снова возвращает мое сознание в реальность: — Мистер Грей! Я хотел поговорить о маме. Меня напрягает испуганный голос ребенка и его постоянное «Мистер Грей». В конце концов, я его отец, и хочу забрать их домой, в Сиэтл. Самое интересное то, что Фиби называет меня Кристианом, а один раз даже назвала папой. Радость от этого события затмило ее мгновенное извинение. Это случилось 2 дня, когда они с братом навещали Ану. Жена тогда еще была в бессознательном состоянии, и мы не хотели пускать детей. Но миссис Грин убедила всех в правильности этого решении, предъявив весомые аргументы: «Эти трое — одно целое. За 5 лет они расставались максимум, на 2 дня. Они не могут друг без друга. За всю свою жизнь я не видела такой связи между мамой и детьми.». Поскольку я все время находился с возлюбленной, то стал свидетелем их встречи. Фиби плакала, сжимая руку матери, а Тедди пытался ее успокоить, обнимая хрупкие плечи девчушки. Тогда, перед уходом, малышка сказала самую лучшую фразу: «Папа, пожалуйста позаботься о маме». После этого ее моментально одернул брат, и смиренный взгляд ребенка был больнее ржавого ножа. Так хотелось обнять их, сказать кто я, задарить игрушками и показать самые красивые места в мире, но я не мог. Теперь я имел полноценное право восстановить нашу семью, но не знал, как. Твою мать! Куда подевались сила, смелость? За последнюю неделю я превратился в романтичного слюнтяя-плаксу. Я не против романтики и нежности, но я должен быть сильным, чтоб защитить самых близких от горестей и болей этой вселенной. Два раза я уже проштрафился, другой попытки не будет… Прихожу в себя, словно просыпаюсь после долгого сна. Все время моих раздумий малыш не отрывал от меня взгляд и выглядел так, как будто решал сложнейшую загадку. Две пары серых глаз столкнулись и, казалось, что мы соревнуемся, кто сильней. Как ни странно, но проиграл я. Наверное, дело было в том, что я не мог выдержать такое тщательное исследование. Выдыхаю и спрашиваю: — Ну же Тедди, о чем ты хотел поговорить? — О маме. — Я понимаю. Что тебя тревожит? Ты можешь мне все рассказать, — нежно улыбаюсь ребенку, надеясь наладить контакт. Насупленные бровки и бесхитростный взгляд. Пугают или умиляют? Теодор умело вызывают обе эмоции одновременно, что редкость в наше время: — Что с мамой? Она заболела? — Да, она себя неважно чувствует, но не переживай, скоро мама поправится. — А почему Вы с мамой все время? Ого! Вот это вопрос. Но что ответить? Не могу лгать сыну и понимаю, что мы с Аной должны немедленно рассказать правду нашим детям: — Понимаешь, Тео, твоя мама — очень дорогой для меня человек и я ее люблю. — А почему мы Вас раньше не видели? — Потому, что я не знал, где вы с мамой находились. Но теперь мы нашли друг друга и все будет хорошо. А сейчас пойдем к маме. Мы с ней кое-что вам с Фиби расскажем, — протягиваю мальчику руку и жду добрые 2 минуты, прежде чем он обхватит своими пальчиками мою большую ладонь. Возвращаемся в палату и становимся свидетелями умилительной сцены. Фиби сидит рядом с Аной и что-то увлеченно ей рассказывает, показывая при этом свои рисунки. Улыбаясь, подвожу Тедди к кровати и наблюдаю, как он с комфортом устраивается между матерью и сестрой. В голову что-то стукнуло, поэтому я достаю смартфон и фотографирую троицу. Вместе с фото я получаю нахмуренно-обиженный взгляд от Анастейши и недоуменный от детей. Любуюсь своей семьей и начинаю еще один важный разговор. Блин, договор с тайванцами было легче подписывать: — Фиби, Тео, нам с мамой нужно вам сказать что-то важное… — Мы поедем в Диснейленд? — раздается нежный голосок девочки. Что? О чем это она? Спустя полминуты мой измученный мозг вспоминает что такое Диснейленд и почему дети так мечтают туда попасть. Боже, да я им миллион Диснейлендов подарю, лишь бы они сейчас меня приняли: — Не совсем, но и это будет, — напряженное лицо Аны убивает мою смелость. Нет, я знаю, что накосячил, но можно было помочь в конце концов. Мы с малышами всего несколько дней знакомы, о чем я реально жалею. Очередная порция кислорода и я продолжаю: — Дело в том, что я… что я — Ваш папа. Гробовое молчание палате. Наши с Аной взгляды обеспокоенно перескакивают с одного ребенка на другого. Боже, эта тишина убивает меня! Первой приходит в себя Фиби. Девочка подбегает ко мне и крепко обнимает, бормоча что-то себе под нос. На сердце становится гораздо легче и я обнимаю дочку в ответ: — Папочка, я так тебя долго ждала, — несколько слов согревают замерзшую душу, даря необычайное наслаждение. Что ж, Фиби спокойно восприняла эту новость. Наверное, эта нежность, понимание, всепрощение и чувствительность у нее от Аны. Две мои самые прекрасные девочки! Усаживаю малышку рядом с собой и смотрю на Теодора. Серьезный, испытывающий взгляд в очередной раз скользит по мне, изучая, пробуя почву на наличие бомб. Видно, что внутри ребенка ведется некая борьба, и ее результат зависит от него самого. Но тут Ана что-то шепчет на ушко мальчика, после чего он с некой настороженностью подходит ко мне и протягивает руку. Осознавая всю важность события, пожимаю ладонь сына, а потом несмело раскрываю объятья. Хрупкое тельце подходит ближе, и я с блаженством обнимаю своего наследника. Прижимаю к себе детей, ощущая, насколько ценный груз держу в руках. Радуясь этому всепоглощающему счастью, ощущаю нежное прикосновение. Полсекунды и вся наша семья стоит посреди палаты, не желая отпускать кого-либо. В этот момент я понял, что эти люди — наивысшая награда от Бога. Не знаю, что хорошее совершил, или за какие страдания мне их вернули, но я никуда их не отпущу и постараюсь уберечь от всех кошмаров реальности. Потому что без них, пропадет этот мир…