Будем мириться?

Как это и принято в школе, понеслись учебные будни, интенсивные дни с новыми темами и заданиями, новой головной болью для личностей, не блещущих хорошей успеваемостью и быстрым соображением. Забавно, что когда после долгого отсутствия собираешься в школу даже представить не можешь, как будешь учится – кажется, прошло так много времени, словно не было никаких занятий вообще, словно ты уже никогда не сможешь возобновить эти подъемы в семь утра и домашнее задание по вечерам, но как только начинаешь, все идет само собой, будто каникул и в помине не было. Но не для Яны, не в этот раз. Она с первых дней почувствовала всю тяжесть этих трудовых недель, всю сложность последнего, четвертого рывка в этом учебном году, который, думала, с легкостью преодолеет. В классе девочки отличников не было, каждый если и был силен, то только в одном предмете, поэтому полностью равняться было не на кого, а просить помощи для каждого урока отдельно не выходило. Да и не любила Яна вешаться на шею подруг, не то что других одноклассников. Сделать домашнее задание – одно, а знать материал и работать в классе – другое. По истории начались экономические отношения в стране, по географии поясные зоны Земли, по английскому – собственные сочинения. Даже в любимой, родной математике Яна начала тормозить и ошибаться, что сразу же заметила учительница – Карина Руслановна, и урок за уроком, проверяя тетради ученицы разочарованно качает головой. Что та могла сделать? Только густо покраснеть. Родители девочке помочь не могли – сами толком ничего не помнили, да и времени на это не было. В конце концов, это раньше можно было попросить маму с папой решить задачку про три яблока у Пети и два яблока у Васи, а сейчас пошли уже тяжелые темы, успевшие вылететь из памяти взрослых. И куда податься? Никогда прежде Яна еще не ходила в школу с таким остервенением и подавленностью внутри. Даже новая вещь уже не так радовала глаз. Когда девочка в новеньких джинсах прибежала во двор к Зойке, где подруги обычно собирались, девчонки натянуло улыбнулись, что-то начав мычать под нос, и Яна спохватилась: - Что, плохо?! – воскликнула она, взглянув на себя, и Оля тут же замахала руками. - Нет, что ты, очень даже симпатично. Просто непривычно видеть тебя в этом, вот и все. Остальные, пряча глаза, кивнули. Яна немного расстроилась, потому что в глубине души ожидала большей реакции и лучшего отзыва, ведь она впервые носила такую вещь. Поиграв немного в догонялки и «Покажи без слов», которая являлась их любимой игрой, девочки пошлепали в сторону магазинчика на первом этаже многоэтажки. Они часто забегали туда, когда день еще не подошел к концу, родители не звонили чтобы погнать гулявших дочерей домой, а играть уже немножко надоело, и надо было как-то передохнуть. Простой продуктовый «Колосок», в котором продавцы знали эту компанию поименно, и всегда радовались девчонкам, едва те показывались на пороге, звякнув музыкой ветра, весящей над дверью. Здесь, в этой теплой атмосфере небольшого магазинчика всегда пахло свежей выпечкой, которую изготавливали тут же, со стороны другого двора, играло русское радио, на светлых стенах бегали солнечные зайчики, выпрыгивающих из восточного окна, на подоконнике или у стойки лежал рыжий котяра Боб, появившийся тут еще полтора года назад, приветливые тетушки, изредка подкидывающие девочкам бесплатные конфеты или леденцы. Прекрасное, родное место. Зойке здесь нравилось особенно – знаток всяких вкусностей утверждала, что здесь самые лучшие булочки и хлеб, а Катя обожала возиться с питомцем, который тоже испытывал к ней особенную симпатию, урча на ее руках. Тетя Люба, работающая здесь рассказала, что нашла его у магазина когда он только открывался – маленький, продрогший котенок жался к двери, и никуда не хотел уходить, как бы его не гнали. Так, словно здесь его квартира, из которой он случайно убежал, и теперь ждет, когда же блудному сыну откроют дверь. По доброте сердечной, она и взяла его внутрь, порешив, что будут они с коллегами таскать из дома какую-нибудь подкормку, а дверь, выходящая в пекарню будет приоткрыта, чтобы мог выйти по нуждам. Так и живет здесь – детей посетителей радует. В тот день они зашли за своими любимыми угощениями – булочками и черным «Макси чаем». Яна стояла позади девочек и разглядывала полки с шоколадными батончиками, не заметя, как подруги отошли к прилавку. Опомнившись, она быстро подошла к ним, и поняла, что Настя с Катей о чем-то тихо разговаривают, не видя подошедшую Яну. - По-моему, такие джинсы - не ее стиль. – С осторожностью в голосе произнесла Катя, уставившись куда-то в пол. - Да тут уж прямо надо говорить – не идут они ей совершенно. Лучше бы с расклешенными купила – с такими ей было лучше. – Уверенно проворчала Настя, и Яна отошла назад, ошарашено глядя на подруг. Конечно, ей стало неприятно от того, что девочки сразу не сказали ей правду, а сплетничали по этому поводу за глаза, но обижаться или устраивать из-за этого сцену она не стала. Просто немного расстроилась, ведь ей так хотелось наоборот, выглядеть намного лучше. После того случая, когда нужно было выходить на улицу вне школы, ездить на дачу, гулять с друзьями или идти на рынок, Яна одевала свои синие сппортиные штаны. Как-то раз мама, взглянув на дочь, вернувшуюся из магазинов с покупками, пристально смотря на нее, спросила: - А где же твои джинсы? Что-то не вижу тебя в них в последнее время. Яна фыркнула, стараясь не смотреть на мать. Она знала, что та об этом обязательно спросит, вот только, она не знала, что ответить. - Не хочу их порвать или замарать. Хорошие джинсы, вот и не надеваю. – Пробормотала она, разгружая пакеты с мясом. - Хорошие вещи покупают не для того, чтобы забросить в шкаф и не носить. Вырастешь – и глазом не заметишь, носить уже не сможешь. – Спокойным голосом произнесла Надежда Григорьевна, методично нарезая морковь, однако Яна тут же вспыхнула, но ничего не ответила, направившись в свою комнату. Тем временем дни все бежали, стрелки часов двигались по привычному кругу, Солнце тоже. Яна по-прежнему не могла разобраться с проблемами в школе, и из-за безысходности меньше стала об этом переживать. Оля усердно готовилась к олимпиаде, каждый день приходя с синими кругами под полузакрытыми глазами и блузкой, надетой наизнанку. Зойку готовили к межшкольному участию в годовом соревновании по английскому, на которое она совершенно не собиралась идти. - Нафиг мне сдалось это соревнование?! – возмущалась подруга. – Выдали кипу дополнительных материалов, так еще и в команде нужно работать! Однако ничего не поделаешь – если хорошо учишься, с таким, рано или поздно, в любом случае столкнешься. Настя усердно занималась своей атлетикой, постоянно пропадая на тренировках. Кате, кажется, наоборот стало легче учиться, и девочка начала потихоньку улучшать свои оценки, надеясь стать хорошисткой в году с тремя, а не пятью четверками. Лишь Яна полностью бездействовала – никаких усердий для понятия неусвоенных тем она не применяла, потому знала, что уже бесполезно. Это как вязать что-то – пропустишь одну петельку, и дальше вся работа пойдет вкось, придется все распускать, начинать заново. Так и с учебой – пропустив одну тему, следующие разобрать не можешь, делая ошибку за ошибкой. Может, Яна бы и решилась поднять все с самых низов, если бы не предстоящее событие, которого можно было снова с нетерпеньем ждать – день рождение Зойки. У нее всегда проходили самые шикарные праздники, которые только помнили девочки. Мама девчонки – Галина Степановна, очень приветливая женщина с румяными, пухлыми щечками, которая, казалось, родилась в фартуке и с мукой на руках, всегда радовалась девочкам и устраивала запоминающиеся пиршества для них, и своей «ватрушечке». Вот так вот, Зойка-ватрушечка. У ее семьи была большая, просторная квартира, где они садились за длинный стол, на котором красовались самые разные аппетитные блюда,и так же могли свободно поиграть в прятки, жмурки или «Покажи без слов». Все, кто когда-либо бывал в доме у Зубровых, говорили, что они очень гостеприимны и радушны. Поэтому Яна меньше всего беспокоилась о школе, отсчитывая дни до счастливого дня и ломая голову, что же ей подарить. В пятницу пятой недели четвертой четверти, девочки, задержавшись после биологии, вместе шли в уже опустевшую раздевалку. - Зойк, ну что тебе подарить? – спрашивала Настя, на ходу засовывая в сумку учебник. Та печально выкатила нижнюю губу, как ребенок. - Эх, если б я знала. Новые краски с кистями родители обещали подарить, а больше я ничего и не хотела. А то, что хотела бы, вы не сможете купить. - А ты скажи, может быть, сможем. – Задев ее по плечу, сказала Оля. Зойка смущенно подняла на девочек невинные глаза. - Фотоаппарат? Оля поперхнулась. Зойка тяжело вздохнула. - Я же сказала. - Ну у тебя и запросы. – Покачала головой Катя, одевая свою кожаную куртку. Когда девочки выходили из школы, Зойка выбежала первой, и повернувшись к девочкам, рассмеялась. - На самом деле, мне все равно, что вы мне подарите – главное, это то, что мы сможем от души повеселится и в кои то веки отдохнуууть! – Воскликнула она, подняв руки к небу, после чего рассмеялась и развернувшись, начала прыгать вниз по ступенькам. Девочки рассмеялись в ответ. Яна на секунду закрыла глаза, вдохнув весеннего воздуха, отбрасывая из головы все подергивающие за душу проблемы со школой. Девочка подумала: «Боже, это же такие мелочи. Школа, школа… Что эта школа? Обязательно как-нибудь натяну. Будто только у меня такие проблемы возникают. А, полный пустяк. Радость в жизни намного важнее строения клетки или биографии Сталина.» И сразу ей стало как-то свободней, легче, и открыв глаза,девочка поспешила за подругами, как вдруг слева послышался знакомый голос: - Яна? Чуть не споткнувшись, девочка остановилась, и обернувшись, взглянула на внезапно выросшею из асфальта маму, стоящую у входа в школу. - Ээ… Привет. Ты что тут делаешь? – спросила девочка, непонимающе смотря на нее. Надежда Григорьевна спокойно стояла, как-то странно склонив голову и смотря на дочь. - Да вот, пришла в школу по просьбе Аллы Олеговны. – ответила она. - Ян, ну ты где там застряла? – послышался за спиной девочки крик подруг, которые уже отошли от школы. Обернувшись, она махнула им рукой, показав, чтобы те подождали, и обернулась к маме. - Нашей классной? Но зачем? Надежда Григорьевна пожала плечами. - Видимо, из-за твоих оценок. Она недовольная твоей успеваемостью, о которой, как я поняла, ты мне нагло врешь. Ее голос был спокоен, но что такое спокойный голос мамы, говоривший подобные вести? Затишье перед бурей, вежливая угроза, аккуратно преподнесенный смертный приговор. Яна сильно прикусила губу, не зная, что ответить. Надежда Григорьевна тоже молчала, безмятежно смотря на дочь. Поняв, что молчание затянулось, девочка неуверенно пожала плечами. - Ну, ладно, тогда иди, она, наверно, тебя ждет и все такое. Меня девочки ждут. - Конечно. Еще раз взглянув на мать, Яна неуверенно обернулась и поспешила к подругам. Каменный валун весом в тысячу тонн, минуту назад взлетевший в воздух, словно перышко, снова с грохотом упал на сердце, придавив его к пищеводу. Что теперь будет? Да, Яна не говорила матери о своих проблемах, так как не хотела очередных ссор или перериканий. Как правило, мама периодически спрашивала девочку об ее успехах в школе, иногда просила дневник, но она иной раз придумывала какие-то отговорки, что мол, в школе оставила или учитель на росписи собрал, или вообще делала вид, что не расслышала. Сама тем временем расписывалась за маму, чью подпись в виде двойного крючка было нетрудно подделать. Как же Яна не подумала, что все может так обернутся? Вот глупая… Но сейчас его ее больше не это беспокоило, а то, что будет, когда мать вернется из школы. Не было никакого желания ругаться, но этого не избежать, и девочка мысленно умоляла время идти медленнее. Разойдясь с подругами, она пошла в магазин канцелярии, где хотела купить Зойке подарок. У подруги кроме языков было и другое хобби – рисование, но если в первом она была словно рыба в воде, то во втором,пожалуй, как верблюд в мегаполисе. Девочки видели рисунки Зои, которыми она так гордилась, и складывая в специальную папку, говоря, что когда-нибудь они станут такими же произведениями искусства, как квадрат Малевича или Джоконда. Если пейзажи за счет цветовой гаммы и получались ничего, то с портретами у художницы было совсем худо. Носы всегда были картошкой, глаза на разных уровнях, а про плечи и говорить нечего. В общем, все те несчастные, что изображала на своих рисунках Зойка явно были люди с высокой инвалидной степенью или физическими отклонениями. Яна купила набор мелков – до этого одноклассница рисовала исключительно карандашом и акварелью,а может, ее талант раскроется именно с этими орудиями? Девочки и до этого рисовали мелками на асфальте –в основном солнышки и облака. Кто в детстве ни разу не рисовал желтым мелом солнышко? Хорошее было время. Выйдя из магазина с яркой картонной коробочкой в руках, Яна поежилась. Вернувшись домой, она не могла усидеть на месте. Отец был сегодня на работе и не вернется еще до завтрашнего утра. Выяснять отношения с мамой будут только они вдвоем, хотя чем бы это не кончилось, завтра она обязательно расскажет все главе семейства. Конечно, нужно же оповестить «что вытворила наша непутевая дочь!». По правде говоря, Яна таких слов еще не слышала, но уверена, что именно так мама и говорит. Ожидание чего-то плохого – одна из самых мучительных вещей на свете. В такие моменты вздрагиваешь от каждого звука, не можешь спокойно заняться какими-то делами, есть, расслабившись, смотреть телевизор. Невыносимо. Наконец щелкнул замок квартиры, и на пороге появилась Надежда Григорьевна. Медленно выйдя из зала в прихожую, Яна прислонилась к стене, взглянув на мать. Та спокойно разделась, не произнося ни слова, на лице – ни тени злости, а это еще хуже. Вообще, она не конфликтный родитель, но Яна по опыту знает, что лучше, когда она кричит. Пройдя в кухню, Надежда Григорьевна присела за стол и ждала, пока сядет Яна. Девочка опустила на против, чувствуя, как готова кусать собственную руку от наступившей тишины. - Ну… И о чем она говорила? Яна пыталась не показывать какого-то страха в душе. Она не собиралась лебезить и вымаливать у мамы прощения, ведь по сути, она не врала, а просто не договаривала. Это очень разные вещи. - Показывала журнал, жаловалась на твое поведение. Оказывается, я многое не знаю, да, Яна? – так же спокойно, как и днем, спросила женщина, постукивая пальцем по столу. - Нуу, я тебе не говорила про небольшие проблемы, да. - Небольшие? Это ты называешь небольшие? Ты отстаешь по всем предметам, причем, очень и очень сильно. – Окрепшим голосом произнесла мама. Яна хмыкнула, скрестив руки на груди. - Ничего не сильно. Я со всем справлюсь. - Почему ничего не говорила? - Не хотела тебя расстраивать. - Почему расписывалась за меня? - Не хотела тебя беспокоить. - Яна! – прикрикнула Надежда Григорьевна, и девочка вздрогнула. – Хватит из себя заботливую дочь строить, будто я не знаю, что ты просто не хотела ничего делать. В наглую врала мне, не показывала дневник, и… - Я сама в силах со всем разобраться, зачем тебя втягивать в эти проблемы? – раздраженно тряхнув головой, спросила девочка. Женщина удивленно вскинула брови. - Ну, начнем с того, что ты по-прежнему под моей опекой, как родителя, и я отвечаю за тебя. Ты была обязана мне все рассказать. Яна саркастично рассмеялась. - И чтобы это дало? Ты бы только накричала на меня, заставив все зубрить, а объяснить или помочь ты бы все равно не смогла! Какой смысл? - Ты, значит, решила, что стала совсем уж самостоятельной, и можешь спокойно решать, учится или не учится? – C угрозой в голосе произнесла мама, сурово взглянув на Яну. - Да, решила. Это мое право, разве нет? Захочу – вообще школу брошу, и ты ничего не сделаешь. Кричишь тут на меня еще. Подумаешь – дневник не дала, тоже мне событие. Ну есть недочеты, троечки там, что раздувать? Могла бы никуда не ходить, все равно толку никакого! После этого Надежда Григорьевна с секунду молчала, после чего вновь заговорила ледяным голосом: - Толку никакого? О нет, милая моя, толк есть еще какой. С этого дня ты – под домашним арестом до того момента, пока твои оценки не вернутся на круги своя. Никаких игр во двор и прогулок с подругами. Никакого Дня Рожденья в воскресенье. Яна от удивления даже вскочила с места, раскрыв рот. - Что?! Как? Ты не можешь… - Разговор закончен. – Отрезала мать, и встав, оставила дочь одну, уйдя в свою комнату. Яна так и осталась смотреть ей вслед, мысленно с животной яростью пиная каменный валун, теперь уже весивший миллион тон.