Большой Босс

Я был молод, хорош собой и до крайности обольстителен в своих коротких шортах, открывающих незабываемый вид на тонкие волосатые ножки, и с большим спасательным кругом зеленого цвета через плечо. Под цвет глаз выбирал. Если честно, плавать я не просто не умел, боялся до жути. Вдруг акула на горизонте или скаты там какие-нибудь, короче говоря, подводный мир нес в себе опасность, и я не собирался подставлять ей зад. Мальта была хороша, ластилась к нам понурым серым небом и накрапывающим колючим дождем. Ее кто-то предупредил, что мы приедем, что ли? Где солнце, девушки в бикини, угодливые продавцы и славные ресторанчики под открытым небом? И не надейтесь, мы вовсе не расстроились. Даже Марина, начальник коммерческого отдела, которую бы все называли коммерческим директором, если бы Бродский не был так жаден до власти, даже она, привыкшая к этим выездам за пять лет, прыгала как заведенная и предлагала немедленно напиться, чтоб купаться голыми в дождь потом было не так стыдно. Я хотел ее поддержать, разве что помочив ножки, но Антон уже тащил меня в сторону гостиницы. Ты же моя правая рука, Васенька, должен держать их под контролем, а в случае чего договариваться с полицией. У тебя, Вася, особенные задачи на этот отпуск – не дать милым славным щеночкам превратиться в опасных свиней, проследить и, если надо, одеть-обуть-не дать умереть коллегам. Так и начались дни моего безоблачного отдыха – с заселения дорогих сердцу работников. Спасибо Оле, не бросила меня в трудную минуту, и все прошло быстро и безболезненно. Да и Юра с Катей быстренько всех проводили по номерам с приветливыми улыбочками и многозначительно намекнули заходить в их номер. Смоленская, кстати, была особенно недовольна тем, что я жил не с ними, но спорить с главнюком – себе дороже. - Вась, захвати ключи от номера, я сегодня буду поздно. Если что, звони, симку я не менял. Нет вопросов! Хотя внутри меня что-то дернулось на этих словах, куда это он собрался? Идея проследить испарилась так же быстро, как Громова втащила меня в номер и кивнула головой на блестящую в неверном свете тусклой лампы бутылку коньяка. Я тут же скромненько притулился на кровати рядом с Юрой и решительно протянул стакан. Когда работаешь вместе с людьми – узнаешь их с одной стороны, когда пьешь – всплывает другая, более личная. После первого же стакана Смоленская полезла показывать фотографии свадебных платьев и горячо сообщила, что мы обязаны видеть своими глазами тот момент, когда в ее жизни официально появится тот, кто имеет больше прав на ее личное время, чем Бродский. Юра, видимо, поняв, о чем пойдет речь дальше, начал соблазнять меня разговорами о женщинах. Это было забавно. Особенно с учетом того, как красноречиво он доказывал Кате, что блондинкам живется легче и красится она зря. Чуть позже разговоры вернулись к Незабвенному. - Вообще он мужик нормальный, - Тихонов плутовски ухмыльнулся и серьезно нахмурился. – Как он только этого Мецлера терпит? - Точно! Этот кобелюга своего не упустит, сука… Спорим, он уже утащил главнюка, б****? - Сволочь! Нашего Антона Олеговича! – Смоленская явно разозлилась, и ничего непонимающему мне стало очень интересно. – Вась, где Бродский? - Ушел, - я пожал плечами. Равнодушно так. – Сказал, будет поздно. - А я что говорю, е**ть! - Погодите, я что-то не понял. Вы чего так завелись? - Ох, Васенька, нам мужикам сложно живется в эти непростые дни, - Тихонов скорбно похлопал по моему плечу. Я кивнул. Точно, Юр, никак бедному педику себе пару не найти. – Андрэ Мецлер – хозяин этой гостиницы, мы тут каждый год отдыхаем. Так вот, Мецлер-то у нас гомосек. Еще до моего прихода в контору его на Бродском заклинило, но главнюк тоже не лыком шит. Тащит из него всевозможные скидки и бонусы, и только улыбку оставляет после себя. - Сколько он еще так продержится? – Катька слабо вздохнула. Да, мы все любили Биг Босса, и не желали им делиться со всякими Андрэ-э-э. Я уже его ненавидел. Разговор шел дальше, а я все никак не мог выкинуть из головы Мецлера, и чего это все педики вокруг Антона вьются? Ладно я, который пускает слюнки издалека и думать о большем не смеет, но всякие престарелые хозяева гостиниц... Все же в натурализме Бродского есть свои плюсы. Как показал тот вечер, богатый на сюрпризы, старым и дряхлым Андрэ вовсе не был, более того он был высоким блондином лет тридцати. Кипельно-белая рубашка выгодно подчеркивала и загорелую кожу, и немаленькие бицепсы, и ровную спину. Всего на мгновение я подумал, что они смотрятся хорошо. Гармонично. Антон с высокомерной ухмылкой отворачивающийся от Андрэ, и смех Мецлера, убирающего темные волосы Босса с лица. Они были так близко… Ни друзья, ни коллеги себе такого не позволяют. Уверен, все думали, что они пара. Если кто забыл, я – человек-ходячая катастрофа. Ноги держали слабо, то ли от увиденного подкосились, то ли коньяк давал о себе знать, результат был один – неловко запнувшись, я полетел прямо в милующуюся парочку, и, пока не понял, кто именно меня поймал, душу мою переполняло злорадство. Вместо любимых карих глаз с вкраплением черных точек я уткнулся прямо в голубые широко распахнутые. - Упс… - вместо каких-либо извинений вывалилось из моего рта, растянутого в дебильной улыбочке. Вот такая у меня тактика – соблазнять красивых мужчин своим идиотизмом. Превращаю, так сказать, слабые стороны в сильные. Из теплых гостеприимных объятий рванул меня Бродский, и вряд ли он был счастлив моим неожиданным пируэтам, потому что глаза его горели адским пламенем, а черти скандировали «убить!», ритмично постукивая вилами. Самое лучшее, если на вас вдруг нападет змея или кто похлеще, замереть в одной позиции и слиться с местностью. Так что, пока меня за шиворот тащили в номер, я даже не пытался трепыхнуться или вникнуть в лепетание на незнакомом языке Мецлера, который семенил за нами до тех пор, пока Антон не рявкнул что-то, и дверь комнаты чуть не хлопнула его по носу, закрываясь. - Я даже не знаю, сразу тебя прикончить или сначала выбить всю дурь. - Простите, - слушайте, я, конечно, неловкий. Очень. Да и с координацией у меня проблемы, но это ж не смертельно? Подумаешь, оступился… У Бродского от гнева просто тряслись руки, и я готов был удушиться собственным галстуком, лишь бы он не злился. – Антон Олегович, я… Это случайно вышло. Давайте я просто извинюсь перед ним? Или угощу чем-нибудь. Вы же могли просто сделать вид, что я случайный придурок… - Рот закрой, - он устало уселся на кровать и потер переносицу. Буря миновала? Или уступила место более изощренным пыткам? – Пупкин, я ведь тебя предупреждал… Думал, мы договорились. Глубоко задумавшись, я понуро кивнул. Никогда не спорьте с тем, кто вам платит. Пусть я действительно не понимал, что такого произошло, и о какой договоренности идет речь… Оп-па! - Антон Олегович, - тихонечко сглотнув, хмельной от собственной смелости проблеял Василий Пупкин, начинающий адвокат, - а Вы случайно не о том, что мы обсуждали в первый день? Ну, самый первый, - он ехидно выгнул бровь и похлопал рядом с собой, и я тут же занял свое место. Спасибо, что не в ногах. – Я на него даже не посмотрел в том самом смысле. Честно. - Случайности, Вась, они такие… - Антон вздохнул и немного неловко потрепал мои волосы. Хотел бы я положить голову ему на плечо и попросить перестать беспокоиться о ерунде, - жестокие иногда. Извини, я, кажется, перепил. - Начальство не перепивает, начальство не уступает никому и ни в чем! Он хмыкнул и накрутил прядь моих волос на палец, с тем неподражаемым лицом, что может быть только у перепившего человека. Как бы поинтересней воспользоваться ситуацией? Развести его на секс? Ха-ха. - Антон Олегович, а давайте вы мне зарплату повысите? - Знаешь, Вась, в чем преимущество пьяного человека над трезвым? - Мир не кажется ему таким грустным? - И это тоже, но, главное, - он наклонился ко мне, обдавая кожу жаром дыхания, и я гулко сглотнул, поворачивая голову и цепляя его губы взглядом, - на утро он ничего не помнит. Принято считать, что жизнь пролетает перед глазами в момент смерти, знаете, ничего подобного. Мягкость его губ с крохотными трещинками от ветра, их ласковое осторожное касание, рука на моей шее, рождающая трепет, дыхание горячее, как мое сердце в тот момент, и безмолвие в моих ушах, именно тогда вся жизнь пролетела перед глазами в один миг. Я был счастлив и точка, и, даже когда он разорвал поцелуй и закрыл глаза, я потянулся к нему снова. - Погоди, - оставляя поцелуй на его указательном пальце, что мягко, но непримиримо лег на мои губы, разве я мог его отпустить? - Я согласен хранить это только в своей памяти. - Ты тоже забудешь, - Антон придвинулся, и мы соприкоснулись лбами. Нет, пожалуйста, не отнимай этого у меня. Все забери, заставь работать двадцать пять часов в сутки восемь дней в неделю, приезжать к тебе еще раньше, чтобы разбудить, что хочешь прикажи, только не отбирай. - Я не посмею. И он повалил меня на кровать. В ту ночь я горел от каждого касания, легкого движения или короткого поцелуя. Жадно смотрел на него, чтобы не упустить ни единого момента, и Антон открывался для меня. Ласкал, как голодный, сорвавшийся с цепи волк, гладил, кусал, сжимал в объятиях. Моя грудь, шея, линия плеч, он будто ставил метки, клеймил меня собой. Ничего такого мы не делали, просто немного помогли друг другу снять напряжение руками, не прекращая поцелуев. Но только когда он неожиданно мягко притянул меня, едва отдышавшись, и я чуть не утонул в его расширенных зрачках, подумал, вот оно. То, почему именно Антон жил в моих мыслях, почему мое сердце сходило с ума, стоило ему оказаться рядом. Просто я любил его до беспамятства. И, несмотря на то, что для меня нечто подобное было впервые, я ни о чем не жалел. Как можно, когда после, вымытые и уставшие, мы засыпали на одной кровати, и он крепко прижимал меня к себе? Неловкость на утро? Да, бросьте! Мы же взрослые люди! Короче, я сбежал, едва рассвело. Покидать гостеприимные объятия Антона было обидно, но уловить его пробуждение и увидеть презрение в глазах – оказалось выше моих сил. Так что я обошелся малой кровью, можно сказать. Теперь, когда он проснется один, подумает, что ему все приснилось или вообще ничего не подумает, но сделает вид, будто ничего и не было. Потому что, если честно, я не представляю сколько надо выпить, чтобы действительно ничего не помнить на утро. Как человек серьезный и взрослый, я решил последовать старому-доброму совету матушки – позвонить поплакаться подруге. А так как под это определение подходил только один человек, особенного выбора у меня и не было. - Вась, ты чего так рано звонишь? – голос у Камилы был очень хриплым и достаточно недовольным, чтобы на сердце у меня потеплело. Сделал человеку гадость. Не каждый может начать с этого день, между прочим! – Полшестого утра! - Я переспал с Бродским… - Чего?! – Каштанова, кажется, похлопала себя по щекам и окончательно проснулась. Конечно же, она знала, кто такой Антон. Эм, а с каких это пор я начал называть его по имени? – И ты звонишь мне только сейчас? Женщины достаточно нелогичные создания, чтобы я находил с ними общий язык. - А когда должен был? В два ночи? Или сразу после? - Вась, ну ты даешь! Ну, и как? Он тебе действительно… Э… Еще одним несомненным плюсом Камилы была ее природная скромность, не позволившая грубо закончить предложение словами «вставил» или «дал», хотя о втором не стоит даже мечтать. Она вообще была очень любопытной, но всеми силами старалась не быть навязчивой, даже когда вопрос касался такой горячей темы, как два парня в одной постели. - Нет, конечно, нет! Так потискались немного… - Погоди, и ради этого ты звонишь мне в полшестого? - Слушай, что мне теперь делать? Как ему в глаза смотреть? Эй, Камила? Камила, не спать! - Вась, я тебе говорила, что когда в школе училась, целовалась с подругой? - Не-а! - Ну, мы… Научиться хотели, вот и решили попробовать друг с другом. Знаешь, что случилось потом? Ничего! Мы посмеялись и забыли. Потому что это не считается. - Не считается… - я откликнулся слабым эхом. С одной стороны она права, мы оба были пьяны, он знал о моей ориентации, и до конца, безусловно, не дошли, но… С другой стороны, я не хотел, чтобы «не считалось». - Вот именно, если тебя это так волнует, пережди пару дней, пока все не забудется. А теперь не мешай мне спать, позвони, когда произойдет что-нибудь действительно интересное, - она зевнула и отключилась, а я еще несколько минут тупо пялился на телефон. Как же все оказывается просто. Надо только сделать вид, что ничего не произошло. Я поежился, посильнее укутываясь в черную куртку, и только сейчас заметил, что она не моя. Вот растяпа! Ну, и как прикажете, делать морду кирпичом, если я его вещи на себе таскаю? Это уже не смешно. Антон Олегович: Где ты? Так… Спокойно. Ты взрослый, адекватный человек, а не трусливый мышонок, и никто не скандирует у тебя в ушах «беги, Форест, беги!». Надо просто еще один раз перетерпеть мгновения позора и идти дальше. Но, черт возьми, не думал, что будет так больно… Антон Олегович: Надо поговорить. VP: Извините, я сейчас немного занят. Антон Олегович: Ты стоишь посреди улицы в моей куртке в половину шестого утра в незнакомом городе. А теперь объясни-ка, чем таким важным ты занят, что игнорируешь начальство? Я поднял взгляд на окна нашего номера и, увидев силуэт полуобнаженного Антона, глупо улыбнулся и помахал рукой. Он в ответ продемонстрировал мне кулак. Верите, я никогда не обманывался тем, что неудачи происходят со мной по чьей-то вине, и всегда признавал, что поступаю неправильно, сбегая от своих ошибок. Мне уже давно не пятнадцать, да и юношеский максимализм как-то обошел меня стороной… Поэтому я взял себя в руки, привел дыхание в порядок, крепко сжал кулаки и, выкинув телефон, побежал.