The world and I love you

09 – [Бён Бэкхён] – Лишь ты можешь сломить меня Я могу спасти всех, кроме себя самого. Меня здорово избили, моя голова кружилась, перед глазами все плыло. Эта кучка кретинов била куда сильнее Чанеля. Из моих объятий один за одним доносились тихие всхлипы. Даже я сам не знал, как долго мне пришлось выносить их удары, но через какое-то время им, очевидно, надоело тратить на меня время и силы и они прекратили. – Бён Бэкхён, так? Я запомню, – бросил У Ифань перед тем, как уйти вместе с остальными. Я вздохнул с облегчением, выпуская Суён из объятий и оседая на пол. Я подобрал свой ID, брошенный У Ифанем, затем снял пиджак, чтобы накинуть его на Суен. Когда я немного успокоился, боль стала более ощутимой. – Ты… в порядке? – спросил я. Она долго не отвечала. Но, кажется, постепенно она сумела унять эмоции и перестала плакать. – Что ты задумал? Это что, твоя попытка загладить вину? – … – Ах да, это ведь все из-за тебя. – … – Бён Бэкхён, разве все это не твоих рук дело? – Прости… Она прислонилась к стене, глядя куда-то перед собой пустым взглядом. В ее голосе одновременно звучали грусть и ненависть. – А теперь ты строишь из себя само благородство, придя сюда и пытаясь помочь мне. Это все из-за вины, да? Ха. – Суен, я… – Или это из-за Чанеля? Хочешь вернуть его доверие? Перед глазами всплыл его образ, но в его глазах ясно читалось презрение. Я смотрел в пол, ничего не говоря. – Дай мне свой телефон, – помолчав какое-то время, невозмутимо попросила она. Я молча дал его ей. Я решил, что она хочет позвонить своему менеджеру, но вместо того, чтобы просто набрать номер, она, судя по всему, копалась в моих контактах. – Ты… – я осекся: у меня не было причин останавливать ее. Она нажала на экран несколько раз, затем приложила телефон к уху. Я смутно слышал, как на том конце ей ответили. – Чанель… Чанель, это я, Суен, – произнесла она, снова начиная рыдать. Чанель… мой Чанель, как он отреагирует? Увидев ее в таком состоянии, ты наверняка придешь в бешенство. Но, как бы там ни было, ты ведь наконец найдешь ее, пусть даже ты думал, что ее отняли у тебя навсегда, страдая каждый день. А теперь ты можешь снова ее увидеть, разве это не хорошо? Пожалуй, я должен порадоваться за тебя. – Я в номере 235… Да… я буду ждать, – она сбросила звонок, по лицу не переставая текли слезы. Я медленно поднялся, опираясь на стену. Через мгновение я услышал, как дверь резко открыли. Повернувшись к источнику шума, я увидел Пак Чанеля, застывшего в дверном проеме. Я так давно не видел его таким. Его привычное безразличие и натянутая улыбка были вытеснены смесью, казалось, давно утерянных чувств восторга, удивления и тревоги. – Суен! – он бросился к ней, хватая ее за плечи. – Что случилось? – Оппа… Чанель-оппа… – она обняла его, рыдая. – Что случилось? Ты в порядке? Она продолжала молча плакать. Чанель нетерпеливо помог ей встать на ноги и повел к выходу, когда прибежавшие вслед за ним мемберы преградили путь. – Суен?.. – Лухан застыл при виде развернувшейся перед ним картины, затем тут же перевел взгляд на меня. – Бэкхен, ты в порядке? Что здесь произошло? – Эм… – что я должен сказать в такой ситуации? Рассказать об унижении Суен, глядя в глаза Чанелю? – Сперва позаботьтесь о Суен… Кажется, она… испытала шок… – я сменил тему, продолжая смотреть на Чанеля. – Я уведу ее, – сказал Чанель без колебаний. – С ума сошел?! Снаружи полно журналистов! – Лухан смотрел на него сердито. – Плевать, ее нужно увести отсюда! – Чанель, приди в себя, если тебя не волнует твоя репутация, то подумай хотя бы о её! Чанель промолчал, кажется, осознав ситуацию. – Она может замаскироваться и выйти с нами? – простодушно предложил Сехун. – Думаешь, журналисты такие тупицы? – Лухан бросил на него сердитый взгляд, от давления всего происходящего начинала болеть голова. – А почему нет, – в тишине раздался голос Кенсу, – мой друг живет неподалеку, я могу позвонить ему и попросить забрать нас всех. А что касается журналистов… я думаю, в этом здании должны быть еще выходы, мы можем попробовать выйти через них. Спустя примерно полчаса мы наконец добрались до общежития незамеченными. К счастью, было уже за полночь и вокруг было не так много людей, так что мы смогли спокойно войти, прикрывая Суен. Я вошел последним, мои раны все еще отдавали тупой болью. Закрыв дверь, я тут же почувствовал, как перед глазами все потемнело, и я вцепился в стоявший рядом шкаф, чтобы не упасть. Когда зрение вновь стало ясным, перед глазами мелькнул Чанель, обеспокоенно ведущий Суен в нашу комнату. Я почувствовал укол зависти. – Бэкхен, так что все-таки произошло? – шепотом спросил Лухан, подойдя ко мне. Я примерно описал ему случившееся, лишь скрыв, что меня избили. В моем положении мне не хотелось доставлять остальным еще больше беспокойства. Повезло, что они не оставили следов на лице и никто не мог ничего заметить. Дослушав мои объяснения, Лухан вздохнул: – Ей, должно быть, так тяжело… в конце концов, она ведь девушка… Я просто слушал его, молча опустив голову. – Ой… я не то имел в виду…– он неловко посмотрел на меня, кажется, осознав что-то. Я грустно улыбнулся. – Я понимаю. Тебе пора бы пойти отдохнуть, сегодня был тяжелый день. – Ага…– он кивнул, – и тебе не мешало бы. К моменту, когда я закончил умываться, все мемберы разбрелись по своим комнатам и, кажется, легли спать. Я колебался, глядя на дверь моей с Чанелем комнаты. Я уже смирился с фактом, что сегодня мне придется спать в гостиной, но мне нужна была хотя бы моя одежда. Я тихонько подошел к двери и повернул ручку… но дверь была заперта изнутри. …ну и ладно. Я вернулся в гостиную, выключил свет и не раздеваясь устроился на диване. Я зашипел от боли, когда раны столкнулись с жесткой поверхностью. Принимая душ только что, я мог видеть все эти темные синяки на своем теле. Пролежав так какое-то время, я понял, что начал дрожать от холода. Даже накинутого сверху пальто было недостаточно, чтобы вынести холод ночи. Этот месяц был таким холодным. Меня клонило в сон, но я не мог уснуть. Может быть от дрожи и холода, боль в желудке снова дала о себе знать. Я закрыл глаза, и плотнее укутался в пальто. В голове звучали слова Суен: "А теперь ты строишь из себя само благородство, придя сюда и пытаясь помочь мне. Это все из-за вины, да? Или из-за Чанеля? Что, хочешь вернуть его доверие?" Я довел тебя до этого, прости. Если это возможно, позволь мне загладить свою вину. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы искупить свою вину перед вами. Зимняя ночь тянулась в гробовой тишине, все тело отдавало ноющей болью, не дававшей уснуть. Не знаю, как долго я лежал так, прежде чем услышал, как где-то открылась дверь и кто-то направился ко мне. Кто? Не имея сил подняться и посмотреть, я лишь слушал приближающиеся шаги. В темноте мне был виден лишь силуэт, остановившийся передо мной. Не получив от меня никакой реакции, кто-то резко потащил меня вверх. Я едва не вскрикнул от неожиданности, затем мало-помалу смог различить, кто это. – А ну иди сюда, – раздался низкий голос, прежде чем меня грубо потащили в ванную. – Чанель, в чем дело? – ох, пожалуйста, полегче, мои раны на руке так болят. Он запер дверь и прижал меня к стене. В ярком освещении ванной комнаты я четко видел его разъяренное лицо. – Почему бы тебе не пойти сдохнуть, сукин сын, – он выругался мне в лицо. – В чем дело? – я растерялся, не зная, что делать, и не зная, в чем я снова виноват. – На сколько же ты на самом деле злобный, а, Бен Бэкхен? Я недооценил тебя. Он сжал руки сильнее; я скривился от боли. – Ты позволил той кучке ублюдков унижать ее! Тебе было мало того, что ты уже сделал?! Что? О чем он… что он имеет в виду… Я замер от удивления. – Не прикидывайся тут невинным. Разве это не ты? Разве не ты позвал ее туда? – Нет… – как тебе пришло это в голову? – Тогда потрудись объяснить, как ты там оказался. А? – он смотрел на меня так, будто хотел порвать меня на части. Я глупо смотрел на него в ответ, затем в голове будто что-то щелкнуло. – Это… Это Суен тебе сказала? – А кто же еще? Не ты же рассказал бы мне правду. Правду… Я открыл рот, но не смог выдать ни слова объяснений. Слова Ли Суен против слов Бен Бэкхена, кому поверит Чанель? То, что произошло на самом деле, не имеет значения, ведь она единственная, кому ты будешь верить. Так что даже нет смысла пытаться объяснить тебе что-либо. Для тебя это не больше, чем пустые отговорки. – Бен Бэкхен, запомни раз и навсегда: что бы ни случилось с Суен, она всегда будет единственной, кого я люблю, – он потянул меня за воротник и притянул ближе, – так что брось все эти свои злобные мыслишки. Мне никогда не понравится кто-то вроде тебя. Я знаю. Я все это знаю. И не позволяю себе никаких лишних мыслей, иначе я бы сам презирал себя за них. Но Чанель. Ничего страшного, что я стою перед тобой с кучей ран, которые ты не можешь видеть; ничего страшного, если ты продолжишь презирать меня и игнорировать. Но мне больно слышать обвинения в том, чего я никогда не делал. – Что, теперь тебе нечего сказать? – его глаза краснели от злости, пальцы сжались в кулаки, будто он готов был ударить меня в любую минуту. Да. Мне нечего сказать. От боли мне нечего сказать. Так что я мог лишь позволить ему грубо стащить мои штаны, позволить развернуть меня и снова прижать к стене, позволить ругаться и оскорблять меня. – Я покажу тебе, что значит боль! Как та, что ты причинил Суён! Пак Чанель всегда был в хорош в том, что касалось боли. Боли, пробиравшей до мозга костей.