Still fight

      Оглянитесь назад. Вспомните тот момент, когда вы поняли, что повзрослели. Возможно, вы однажды заметили, что ваши родители начали ругаться в вашем присутствии. Или однажды вам пришлось выбросить из шкафа свои игрушки, чтобы положить туда одежду, которая уже не помещается. Или тогда, когда вы узнали, что в Санту переодевается сосед, а выпавший зуб на монетки меняет мама, а не зубная фея. А может когда на Рождество вы попросили справочники по медицине, вместо щенка с огромным бантом на шее? В любом случае, каждый из нас зачастую приходит к этому осознанно, когда понимает, что больше не интересуется всем тем, что интересовало в детстве. Но не всем повезло стать взрослыми по собственному желанию. Иногда на этот шаг нас толкают другие люди. Они закрывают нас в комнате с выключенным светом со словами: «Ты уже взрослый! Пора перестать бояться темноты!». Они толкают нас в воду и, глядя на то, как мы захлебываемся, холодно говорят: « Тебе уже столько лет, а ты до сих пор не умеешь плавать! Учись!». Я не понял, когда повзрослел. Но когда меня привезли в незнакомый город, наполненный чужими людьми, я осознал, что ни в ком не нуждаюсь. Мне больше не нужна была поддержка матери или присутствие сестры в моей жизни. Мне было все равно. Когда меня разлучили с Луи, я понял, что кроме него никому не был нужен. Теперь, без него, никто не нужен был и мне. В какого же трудного подростка я превратился, оказавшись в Лондоне! Из милого, послушного ребенка я трансформировался в бунтаря. Совершенно неуправляемый, плюющий на мнение матери. Я старался делать то, что нельзя, чтобы ей было больно. Я делал все, чтобы моя любовь к Луи казалась ей цветочками по сравнению с тем, как я поступал теперь. Забросив астрономию, я начал пить, курить, делать татуировки, пропадать до утра. Мама думала, что я связался с плохой компанией, а на деле, я просто сидел всю ночь на улице и смотрел на звезды. Чаще всего я ревел от того, что скорее всего, Луи тоже видит их, и это единственное, что связывало нас теперь- небо. Примерно около года длились мои попытки суицида. Что я только не перепробовал- резать вены, глотать таблетки, вешаться- каждый раз меня спасали, откачивали, выбивали двери в ванную, заставляли блевать, везли в больницу, стаскивали с крыши. Каждый раз. А я все равно не сдавался, потому что жить без Луи оказалось физически невозможно. Пару раз меня вытаскивали с того света. Один раз я неделю лежал в коме после того, как прыгнул с моста в реку. Еще пару раз я, словно мумия, лежал на больничной койке, загипсованный с головы до пят- результат бросания под машины. В итоге, мама отправила меня в лечебницу для душевнобольных, сочтя это за психическое расстройство. Через день меня выписали, назвав мой диагноз двумя словами- переходный возраст. Я считал мать виноватой во всем, что со мной происходит и кем я стал. Я желал ей пережить все то, что пережил я, чтобы она, наконец, поняла, как это больно. Она прятала меня в психиатрическую лечебницу, закрывала в комнате, кричала на меня, била по лицу. Она считала, что этим может как-то повлиять на меня. И ошибалась. Все, что было нужно, это обнять меня, успокоить, дать выплакаться на родном плече, поцеловать в макушку и сказать, как сильно любишь меня. Она могла дать мне немного денег, позволить слетать обратно, чтобы увидеться с Луи, поговорить с ним и, может быть, позволить мне, наконец, после двух лет страданий, стать счастливым рядом с человеком, которого я люблю. Но мама будто не понимала этого. Она решила, что уже потеряла меня. Но это было не так. Спустя время, я успокоился, стал прежним Гарри, погруженным в учебники по астрономии, укладывающимся спать ровно в одиннадцать, и даже стал подрабатывать продавцом в цветочном магазине. От прежнего бунтарства остались лишь татуировки и шрамы по всему телу, особенно заметные на запястьях. И сколько бы времени не прошло, я по-прежнему любил Луи. Казалось, что время должно лечить, но чем больше оно проходило, тем сильнее я любил моего мальчика. Я должен был держать на него обиду за то, что он так и не пришел, но я не мог. Слишком много светлых воспоминаний и теплоты внутри ассоциировалось у меня с Луи. Он снился мне почти каждую ночь, такой родной, такой мой. Я просыпался и рыдал от того, что это лишь сон. Я думал о нем постоянно, не мог смотреть ни на кого другого- ни на девушек, ни на парней. И, казалось, это не закончится никогда. Когда я окончил школу и поступил в университет, то жил в общежитии с парнем по имени Джеймс. Он был обыкновенным высоким брюнетом, на которого я не обращал никакого внимания, а он не обращал внимания на меня. Однажды я проснулся посреди ночи после очередного сна, в котором я был со своим Луи. Не помня себя от боли, я разразился рыданиями, уткнувшись в подушку. Это услышал Джеймс. Он сидел у меня на кровати, гладил по спине и приговаривал, что это всего лишь сон. Не знаю, что нашло на меня. Наверное, боль, переполняющая меня в тот момент, требовала каких-то действий. В итоге я подскочил и поцеловал его. Я даже не знал, какая у него ориентация- мне было плевать. Но он не сопротивлялся и повалил меня на кровать. В тот вечер я занимался сексом с другим парнем спустя четыре года после последней встречи с Луи. Всю ночь я представлял на месте Джеймса своего мальчика. Брюнет целовал меня, а из моих глаз текли слезы. Я ненавидел себя за то, что делаю. Мне казалось, я предаю нашу любовь, несмотря на то, что Луи предал ее раньше. Но я чувствовал, что если не сделаю этого, то умру. Только так я мог сделать свои сны реальностью- представляя его на месте другого. После всего я попросил Джеймса уйти на свою кровать. Я не хотел засыпать с другим. Помню, как лежал с головой под одеялом, и единственным моим желанием было снова взять лезвие и исполосовать свои руки. Мне нужно было как-то заглушить неумолимую боль внутри. Я не мог отогнать образ Луи, стоящий у меня перед глазами и смотрящий на меня со слезами на глазах. «Как ты мог?»- звучало у меня в голове, а я плакал и просил прощения снова и снова, словно повторяя мантру. С того дня я не мог смотреть на Джеймса, пока в один прекрасный день навестить меня не приехала мама. В тот день я взял да и поцеловал Джеймса у нее на глазах, назвав его своим парнем. Помню, она была в ярости. Уехала, даже не попрощавшись. Это была моя месть. Я доказал ей, что она так ничего и не добилась, кроме того, что отдалила от себя своего сына. Мы встречались с Джеймсом около двух месяцев. За все это время я ни разу не почувствовал к нему ничего даже отдаленно напоминающего ураган чувств, которые я испытывал к Луи. Мы занимались сексом, а не любовью. Это был лишь способ физического удовлетворения, но никак не духовного. Когда я смотрел в карие глаза Джеймса, то видел зрачки, радужку и свое отражение. Больше никакого бескрайнего океана и чистого голубого неба. Только глаза. Дотрагиваясь до смуглой, загорелой кожи, я дико скучал по молочной, почти прозрачной. И этот запах. Чужой, даже спустя месяцы. Надо же, тогда я все еще помнил, как пахнет Луи. Я бросил Джеймса перед Рождеством, а когда вернулся после зимних каникул обратно в общежитие, то не увидел его в своей комнате. С тех пор я больше ни с кем не встречался. Наконец, накопив достаточно денег на авиабилеты в оба конца, я, без ведома матери, отправился обратно в наш родной город. Все здесь было прежним, словно я никуда и не уезжал. Помню, как щемило у меня в груди, когда я проезжал мимо своего дома. На подъездной площадке стояла машина новых хозяев, а возле моего окна больше не было дерева- его спилили. В каждой улице, в каждом доме, магазине и кафе я видел Луи. Город был пропитан им одним и воспоминаниями о нас. Я дрожал в предвкушении нашей встречи, у меня потели ладони и подкашивались колени. Такси остановилось возле дома Луи. Я был здесь всего раз, когда провожал его после школы. Еще до того, как о нас узнали родители. Вытерев мокрые от слез щеки, я постучал в двери. Мне открыла старая седая женщина. Я видел маму Луи всего раз, в больнице, но я все равно понял, что это не она. Женщина поведала мне о том, что купила этот дом несколько лет назад и ничего не знает о прежних хозяевах. Моя последняя надежда растаяла, словно сон, в которых я приезжал сюда и дверь мне открывал Луи. Шли годы. Я окончил университет и устроился в обсерваторию, чтобы заниматься любимым делом- изучать звезды, планеты и небесные явления. У меня появилась собственная квартира и телескоп, о котором я так взволнованно и мечтательно рассказывал Луи. Почти каждую ночь я изучал небо вдоль и поперек, и в один весенний день, как раз когда исполнилось ровно десять лет со дня нашей последней встречи, я обнаружил новую звезду. Мне не составило никакого труда зарегистрировать ее на свое имя и дать название. В тот день на небе появилась звезда с именем Луи Уильям Томлинсон. Мой маленький подарок своему мальчику, моей первой и последней любви. Мне было тридцать, когда умерла мама. Сердце подвело ее и перестало биться гораздо раньше, чем должно было. Я не успел с ней попрощаться и приехал, когда ее уже укрыли с головой. Я рыдал у нее на груди, обнимая руками. Я плакал по той мамочке, которая была у меня с самого детства, по той, которую потерял еще в свои шестнадцать. Я оплакивал наши вечера у телевизора, походы в магазин, наше совместное Рождество. Я не скорбил по женщине, которой она стала после того, как я рассказал ей о Луи. Мне не будет ее не хватать. Я буду скучать лишь по той нежной и любящей маме, которая любила меня грязным, капризным и простуженным- любым. Сейчас я больше не общаюсь со своей сестрой, но в последний раз, когда я видел ее, на похоронах мамы, она передала мне свернутый клочок бумаги. - Она была уверена, что ты не приедешь попрощаться с ней, и написала это, пока была на последнем издыхании. Я сидел в машине возле кладбища и читал записку, написанную маминым почерком, заливая ее слезами. «Я была так слепа, Гарри. Только сейчас, дыша через раз, я поняла, как много заставила тебя страдать. Во всей твоей боли виновата лишь я одна. Прости меня, сынок. Я люблю тебя и буду любить каким бы ты ни был. Знаю, уже слишком поздно, и я не надеюсь, что ты поймешь меня. Я просто хотела, чтобы ты был счастлив, имел жену и ребенка, как все. Я хотела оградить тебя от злых языков и обидчиков. Я всегда ненавидела гомосексуалистов, считала это отвратительным. Прости, что я пыталась изменить тебя в то время, как должна была измениться сама и принять тебя таким. Я плачу не потому, что вот вот умру. Я плачу от того, что нельзя вернуться в прошлое. Если бы мы могли, если бы Бог дал мне еще один шанс, я бы ни за что не стала менять тебя. Я бы позволила тебе любить этого мальчика и быть с ним- с тем, кто любил тебя так, как ты этого заслуживаешь. Я надеялась сказать тебе это, но ты не приехал. Я не удивлена, я бы тоже не приехала. Но пообещай мне одно- ты непременно станешь счастливым с тем, кого выберет твое сердце. Неважно, какого пола будет этот человек. Будь собой, а я буду любить тебя таким уже на небе, так, как не любила на земле. Твоя мама» О, как я рыдал! До самой ночи я лежал у нее на могиле и говорил о том, как я люблю ее. Я тоже мечтал вернуться в прошлое. В тот день я понял, за что она боролась. Она боролась за наше с ней будущее, за мою свадьбу с хорошей девушкой, на которой она будет сидеть в первом ряду, за своих внуков, которых мы бы ей подарили, за барбекю, которое бы мы все устраивали бы по праздникам, за нашу семейную идиллию. Отчего-то она решила, что будь я с парнем, то она лишится всего этого. Как жаль, что мама не понимала, что рано или поздно однополые браки будут законны, что у нее были бы внуки от нас и суррогатной матери, что барбекю можно устраивать даже тогда, когда твой сын пришел на него за руку с мужем, а не с женой. Мы все понимаем слишком поздно и в этом наша беда. В один теплый августовский вечер я лежал на траве в центральном парке и смотрел на звезды. Это было моей каждодневной традицией- рассматривать созвездия и представлять лежащего рядом Луи. В такие минуты я словно возвращался в далекое прошлое, в котором был маленьким мальчишкой, безумно влюбленным в другого мальчика. До моих ушей доносились голоса людей, гуляющих неподалеку, лай собак, трель соловьев и далекая инструментальная музыка. Она играла здесь почти каждый день. Начинающие и более опытные музыканты выступали здесь прямо под открытым небом, и люди бесплатно могли насладиться живой музыкой. Иногда тут выступали целые оркестры, иногда солисты, а иногда слышалось пение. Я ненавидел ходить туда. Все там напоминало мне о Луи, о том, как он играл мне, а я сидел рядом и заворожено слушал. Это было слишком больно. Но сегодня был особенный день. Я лежал на траве не просто так- я ждал звездопада. Примерно в полночь с неба одна за одной начали слетать звезды. Они разрезали темноту яркой полоской света и исчезали. Сначала они падали редко, с периодичностью одна в минуту, а затем стали сыпаться, словно капли дождя, одна за другой. Какое-то беспричинное ощущение счастья росло во мне, когда я смотрел на это чудо, и я улыбнулся. И в этот момент мой слух воспринял мелодии, которые я игнорировал. На этот раз играло что-то знакомое. Я не мог понять, откуда знаю эту композицию, но с ней внутри меня росло огромное трепетное чувство. Она куда-то возвращала меня, я словно вознесся в небеса к звездам и упал вместе с ними. Звездопад! Я узнал эту мелодию! Это была «Мелодия слез» Моцарта- песня, которую Луи играл мне, обещая, что будет исполнять ее в нашем доме каждый раз, когда идет звездопад. И сейчас звезды падали с неба. И играла эта мелодия. И у меня на секунду остановилось сердце. А что если? Не помня себя от волнения, я подскочил на ноги и помчался на звук. Люди смотрели на меня, как на умалишенного, и расступались, пропуская вперед. Но я так и не добрался до сцены, потому что весь путь мне преграждала огромная толпа зрителей. - Простите. Извините, можно пройти, - я пробирался сквозь скопление народа, стараясь никого не толкать. Их было так много, что, казалось, я двигаюсь вперед целую вечность. И тут мелодия смолкла. Я опоздал. Все волшебство растаяло, и тяга двигаться к сцене отпустила меня. Я остановился и вздохнул, подняв глаза к небу. Там все еще мелькали оранжевые огоньки. - Луи, где же ты?- отчаянно шепнул я, и звезды на небе расплылись от слез, выступивших у меня на глазах. И в эту самую секунду моих ушей коснулся звук. Низкий, глухой, он плавно перетекал в более тонкий. Мелодия звучала размеренно и грустно. Я узнал ее с первых нот. «Лунная соната» Бетховена. Сколько раз Луи напевал мне ее ночью! Сначала Моцарт, теперь она. Это не могло быть совпадением. И я уже не раздумывая распихивал людей, стремясь увидеть музыканта. И мне это удалось. Я оказался в первом ряду, и мой взгляд устремился прямиком на сцену. За блестящим черным фортепьяно сидел невысокий парень в черных брюках и белоснежной рубашке навыпуск. Я узнал бы эти растрепанные русые волосы из миллиардов, этот аккуратный вздернутый носик, эти сосредоточенно сжатые в узкую полоску губы. Луи. Нет, это был очередной сон, я знал точно. Все было так, как и при нашем знакомстве- он сидел за фортепьяно и играл сонату, а потом поднял глаза. Я видел, как они скользят по толпе, словно ищут кого-то. И в какой-то момент наши взгляды встречаются и я вижу океан, вижу чаек, слышу, как волны бьются о берег- я тону. И в одно мгновение все смолкает. Наступает тишина. Мы смотрим друг на друга и постепенно образ Луи перестает быть четким от слез. Люди переговариваются между собой, не понимая, что происходит, а Луи лишь спрыгивает со сцены и, не отрывая от меня глаз, идет вперед. Меня колотило так, будто я вот вот собирался рухнуть на землю. Все вокруг перестало существовать. Был только Луи, мой Луи, тот самый мальчик, который стал моим миром. Только теперь он превратился в мужчину- легкая небритость на лице, острые скулы и подбородок, небольшие морщинки в уголках глаз, подкаченное тело. Но все те же удивительно голубые глаза, сияющие детской наивностью и способные видеть чудо. Он подошел ближе, совсем близко, и оказался гораздо ниже меня. Я не осознавал происходящего. На глазах у сотни незнакомцев я протянул руку и прикоснулся кончиками пальцев к щеке Луи, чтобы убедиться в том, что он настоящий. Его губы дрогнули в полуулыбке, а из глаз сорвались крупные капельки слез. Мы стояли здесь, в толпе, совсем рядом- два человека, когда-то до смерти любившие друг друга. И до сих пор. - Я нашел тебя, - шепнул Луи, и мурашки пробежали по моей спине. От его взгляда тело сводило сладкой судорогой, хотелось потерять сознание от переполняющих эмоций. Я словно возвратился в прошлое. Я чувствовал себя шестнадцатилетним ребенком, сердце которого трепыхало так сильно, что, казалось, оно вот вот вырвется из груди. - Я нашел тебя, - повторил Луи громче с надрывом в голосе. Его лицо озарилось моей самой любимой его улыбкой, выражающей абсолютное счастье. Невольно, мои пальцы соскользнули с его щеки и медленно переместились на губы. Господи, я узнавал в этом красивом мужчине каждую изменившуюся черту моего мальчика! Тот самый, он стоял прямо передо мной, и я касался его, словно не было всех этих лет. Не было неловкости, не было неуверенности или ощущения, что человек изменился и вас ничего уже не связывает. Нет. Мы всегда были родственными душами, половинками одного целого. И я никогда не чувствовал Луи чужим. Даже тогда, когда мы не виделись десять лет. Я знал его лучше других и был уверен, что по-прежнему знаю. Поэтому, когда я увидел, как голубые глаза метнулись к моим губам, как Луи сглотнул и снова посмотрел в мои глаза, я понял- он хочет поцеловать меня. Так же сильно, как я хочу поцеловать его. И я, не раздумывая, наклонился, нежно прикасаясь своими губами к губам любимого. Черт! Как жаль, что чернила и бумага не в силах передать читателю все те эмоции, которые я испытывал в тот миг в полной мере. Словно ты мучился от дикой жажды и, наконец, припал к стакану прохладной воды. Словно продрог до костей и забрался в горячую ванну. Словно всю жизнь ты мечтал увидеть Большой Каньон и вот впервые стоишь на его краю. Но даже все это ни шло ни в какое сравнение с тем, когда родные губы человека, которого ты любил всю свою жизнь не переставая, снова целуют тебя. Я чувствовал соленый привкус то ли от своих слез, то ли от слез Луи. Мы оба плакали, стискивая друг друга в руках, забираясь пальцами в волосы и под одежду. Я оторвался от губ Луи и обнял его, прижимаясь носом в место за его ушком. Один глубокий вдох, и у меня кружится голова от того, что его запах не изменился. Я чувствовал дыхание Луи на своем плече, в которое он уткнулся, и чувствовал, как намокает мой свитер от его слез. - Любимый,- протянул я, поглаживая его по волосам.- Как же я ждал тебя. Я помню, как Луи отодвинулся от меня, чтобы посмотреть на меня своими покрасневшими от слез глазами. - Я так люблю тебя. Все эти годы, Гарри. Я не переставал любить тебя, - шептал он всхлипывая. Все видели в нем мужчину, а я пятнадцатилетнего мальчика, которого застала врасплох любовь. Которая пугала его своей силой, которая ранила его, лечила, убивала и воскрешала. Луи хотел сказать что-то еще, как вдруг толпа, о которой мы так опрометчиво забыли, дала о себе знать. Тишину разразил град аплодисментов, и мы обернулись. Я думал, что так встречают очередного музыканта, но на сцене было пусто, а все люди смотрели исключительно на нас. На их лицах сияла умиленная улыбка, и они аплодировали, иногда присвистывая и выкрикивая похвалу в нашу сторону. До нас вдруг дошло, что эти люди только что стали свидетелями нашего воссоединения. И вместо того, чтобы плевать в нашу сторону, бросать колкие оскорбления в адрес нашей любви, вместо того, чтобы закидать нас камнями за то, что мы «неправильные» и делать все те вещи, к которым мы привыкли, они поддерживали нас - они восхищались нами. Наши мысли с Луи явно совпали, потому что мы одновременно повернулись друг к другу. На лице моего мальчика сияла удивленная улыбка и я понял, что это все, что мне нужно в этой жизни- чтобы Луи был счастлив. Всю свою жизнь нам внушали, что мы грешники, душевнобольные, неправильные, ненормальные, отвратительные, но эти люди на площади смотрели на нас, как на героев. Мы всегда знали, что жизнь будет к нам благосклонна и что люди не могут быть так жестоки, пока не столкнулись с обратным. Но в тот вечер мы видели, как волшебство возвращается в нашу жизнь. Я смотрел на Луи и по его сияющему взгляду видел, что он тоже думает об этом. За какие-то минуты мы снова вернулись в детство. Наше детство. Позже, на холме, голова Луи покоилась на моей груди, пока я перебирал его волосы пальцами и держал его в своих руках. Как и много-много лет назад, мы в обнимку лежали на траве и смотрели на звезды. Звездопад уже закончился, и мы наблюдали слегка мерцающие на небе огоньки. - Там, среди них есть звезда с твоим именем, - произнес я с благоговением, а Луи ничего не понял. - В детстве ты мне не рассказывал. -Потому что она появилась там пару месяцев назад. Звезда, под названием Луи Уильям Томлинсон. Луи пораженно приподнял голову и, опираясь рукой о мою грудь, посмотрел мне в лицо. - Гарри?- у него наивно горели глаза. Боже, как я обожал его в ту секунду. – Как это возможно? - Потому что я открыл ее. И назвал ее тоже я. - Любимый! Луи приподнялся и прижался к моим губам, улыбаясь в поцелуе. Мне казалось, будто я умер и попал в рай. Мир вдруг обрел краски в тот вечер, появился какой-то смысл в жизни, стало полегче дышать и я растворился во времени вместе с любовью своей жизни. - На самом деле,- говорил Луи, когда снова улегся на мою грудь,- я написал кое-какую композицию о тебе. Точнее, все мои композиции о тебе, но эта обрела успех. Ты всегда был и будешь моим вдохновением. Но я его уже не слышал. В своих мыслях я окунулся в прошлое, вспоминая день своего отъезда. - Почему ты не пришел тем утром? Мне не нужно было уточнять. Луи знал, о чем я. Прежде чем ответить на мой вопрос, он приподнялся и сел рядом с моими ногами, опираясь локтями на свои колени. На нем не было лица, улыбка куда-то исчезла. Казалось, он вот-вот расплачется. Мне стало страшно. Я будто снова увидел в нем худощавого мальчика, обернутого в одеяло в моей комнате, который смотрит мне в след, пока мама тащит меня подальше от него. - Луи?- неуверенно позвал я, сел на траву и положил руку на его ногу. Он не поднял глаз. - В ту ночь, когда ты позвонил, чтобы сказать, что уезжаешь - начал он неуверенно и негромко,- я был уверен, что нашего разговора никто не слышит. Я собрал сумку и уснул. Утром меня разбудил будильник, я как можно тише переоделся, оставалось только взять рюкзак с вещами. Но его не было на том месте, где я оставил его. Я перерыл всю комнату, но так и не нашел его. В итоге я решил наплевать на одежду и идти без него. Слава Богу, документы и деньги лежали в кармане надетой на мне куртки. Но когда я дернул дверную ручку, то понял, что заперт. Родители подслушали наш разговор и заперли меня. Я кричал и ломился, пытался выбить дверь, плакал, а мои родители стояли по ту сторону и приговаривали, что никуда я не пойду. Увидев, что время поджимает, я решил, что убегу через окно. Ты знаешь, что моя комната тоже находилась на втором этаже, но в отличие от твоей, под моим окном не росло деревьев. По щекам Луи текли слезы, пока он рассказывал мне это. Я плакал вместе с ним. Перед моими глазами выросла картина, где мой мальчик борется со всеми, чтобы успеть ко мне. Он знал, что я жду его, как я боялся, что он не придет, и рвался ко мне. Он не предавал меня. Ему просто не дали уйти. И пока я сгорал от охватившего меня ужаса, Луи продолжал. - До земли было около 6ти метров, но сила, которая двигала мной в ту минуту, побеждала страх и здравомыслие. Я должен был успеть к тебе. Ты ждал меня. 6 метров отделяло меня от тебя и нашей счастливой жизни на ферме у твоего деда. И я прыгнул. Сломал обе ноги. Тогда я даже не понимал, что случилось. Пытался встать и идти, но ноги подкашивались и я падал. Болевой шок не давал мне почувствовать боли, поэтому я страшно злился от того, что вот он я, снаружи, встань и беги к своему мальчику, но переломанные ноги не держали. И потом я увидел родителей. Они бежали ко мне, а я пытался ползти, чтобы они меня не догнали. Конечно же, они догнали меня. И ты улетел. Луи закончил и наконец, поднял на меня глаза, полные боли от воспоминаний. - Господи, любимый,- я прижал его к себе и позволил плакать на своем плече. Если бы я только знал, что он пережил в тот день. Луи обхватил меня обеими руками и содрогался от рыданий. - Я не могу жить без тебя, - всхлипнул он и резко отодвинулся от меня. Мне пришлось протереть глаза, чтобы убрать пелену слез и посмотреть на любимого. Луи шмыгнул носом и принялся закатывать рукава своей белоснежной рубашки, местами позеленевшей от травы. Я не сразу понял, что он делает, пока он робко не протянул ко мне свои руки. Помню, как меня охватили смешанные чувства от увиденных мною многочисленных шрамов на его запястьях. Это был ужас вперемешку с жалостью к моему любимому и негодованию по отношению ко всем тем людям, кто довел нас до такого. Я ничего не сказал, только заплакал сильнее и закатал рукава своего свитера, демонстрируя Луи такие же полоски на запястьях. Мы, два взрослых плачущих мужчины, сидели друг напротив друга, держась за руки и рассматривая ненавистные отметины- свидетельство нашей безумной любви, которую никто так и не смог разрушить. Я всегда буду помнить, как, позабыв о времени, мы сидели в опустевшем парке, и не переставая целовали запястья друг друга. Мы знали, что каждый раз, когда мы делали это с собой, мы думали друг о друге, ибо не могли переживать боль иначе. Два разбитых парня, до сумасшествия скучающих друг по другу. Что нам оставалось? Луи рассказывал мне о том, как его женили на Шейле. На тот момент они до сих пор были женаты, и, к счастью, у них не было детей. Луи профессионально занимался музыкой и делал это, как он тогда говорил, ради меня. Он делал все, чтобы стать достаточно знаменитым и чтобы я смог однажды увидеть его на афишах своего города и отыскать его. В итоге, мы встретились, и теперь никак не могли оторваться друг от друга. В ту ночь звезды стали свидетелями нашего воссоединения. Лежа на влажной от росы траве, мы занимались любовью так отчаянно, так любяще и так страстно, что у нас едва хватило сил вернуться в мою квартиру. Я бы мог бесконечно рассказывать о том, что было потом. Как Луи развелся с женой, как вернулся в наш родной американский городок, чтобы забрать свои вещи и заодно утереть нос своим родителям, войдя в дом со мной за руку. Его отец был стар, чтобы лезть на него с кулаками, да и я бы больше не позволил бы ему причинять боль моему мальчику. В итоге, мы вернулись в Лондон, где исполнились наши самые заветные мечты- мы жили в одной квартире только вдвоем. Просыпались вместе, вместе завтракали, вместе принимали ванную и душ, вместе ходили по магазинам, готовили ужин вместе, вместе смотрели телевизор и вместе засыпали. Все время в мире было только нашим, так надо ли говорить, как мы были счастливы и как счастливы мы сейчас? Я пишу эту историю будучи не тем маленьким мальчиком, не молодым парнем и даже не мужчиной в расцвете лет. Мне хочется умолчать свой возраст- да и какое он имеет значение? Просто знайте, что с того момента, как мы начали жить вместе, прошла уже уйма лет. Столько дней и часов, которые мы, наконец, получили за наши страдания. И сейчас, в эту самую секунду, я сижу за письменным столом в нашей спальне. Из гостиной на первом этаже до моих ушей доносится размеренная мелодия, которую играет мой любимый. Я могу поднять голову, выглянуть в окно и увидеть, как наши дети, наши близнецы Энтони и Харпер играют с волнами, звонко смеясь и визжа. Я могу посмотреть на свою руку и увидеть обручальное кольцо на своем безымянном пальце. И сейчас, смахивая слезу счастья с глаз, я могу с уверенностью сказать, что все наши мечты сбылись. Мы купили домик у моря, наконец, поженились, семь лет назад на свет появились наши сыновья, Луи стал знаменитым композитором, и каждый раз, когда я стою на балконе и наблюдаю звездопад в свой телескоп, мой любимый играет «Мелодию слез». Каждый раз. Несмотря ни на что. Как сильно бы он ни устал за день, как бы ему ни нездоровилось, как много бы у него ни было дел и сколько бы ни было времени ночи на часах, он все равно садится за свой фортепьяно и играет именно эту мелодию. Спустя столько времени. Так много лет прошло, а мы до сих пор вместе. И я до сих пор называю Луи своим мальчиком, несмотря на его морщинки и легкую отдышку. И я до сих пор люблю его так же безудержно сильно, как и в то время, когда мы были мальчишками… Мелодия внизу стихла. Кажется, мой мальчик собирается подняться ко мне. Что ж, пора завершать этот рассказ. Теперь Луи сидит рядом и умирает от желания прочитать все, что я написал, пока я умираю от желания поцеловать его. Это история завершается на бумаге, но наша же продолжается. И пока жива наша любовь, история останется вечной. «Навсегда в моем сердце Луи Томлинсон. Искренне твой, Гарри Стайлс»