***
Драко Малфою тоже не спалось этой ночью. И не по причине какого-то физического дискомфорта, нет. Он вышагивал по своей спальне, размышляя обо всём, что случилось с ним за последние несколько часов. Вся эта ситуация, начиная с новости о своём скором отцовстве, и заканчивая срочным поиском приличного жилья в Париже, выбивала его из колеи. Он потерял покой, скинув с лица все маски, которые годами носил не снимая. Сейчас он не был наследником чистокровного рода волшебников — он был обычным парнем, которому девушка сообщила неожиданную весть. Молодой человек совершенно не был готов ни к чему подобному. Он всегда знал, что у него непременно будет ребёнок, сын, который продолжит род Малфоев. Но то должно было случиться ещё нескоро. Сначала необходимо было поднять свою семью с колен на ноги, удачно жениться на какой-нибудь чистокровной представительнице волшебников, показать свою состоятельность перед обществом, а потом, лет через пять, объявить всему миру о своём отцовстве. Сейчас же он попал в западню, из которой будет очень трудно выбраться. Его до мороза по коже пугало то, что матерью его ребёнка является Гермиона Грейнджер. Это рушило все его планы, которые он построил после того, как его оправдали на суде. Он не попал в Азкабан, и это стало поводом начать новую жизнь. И тут такая новость, которая ставила крест на всём том, о чём он размышлял ежедневно. Брак с Асторией ему не нравился, ведь он шёл с опережением его планов, но, тем не менее, всё это было весьма кстати. В отличие от ребёнка, которого носила лучшая подруга Гарри Поттера. При мысли об этом молодого человека начинала бить крупная дрожь. Он боялся становиться отцом. Боялся не потянуть, ведь ему всего двадцать. Это не тот возраст, когда глава рода может заводить детей. Он ещё слишком хлипко стоит на ногах. И вообще, как он может уже стать отцом? Представляя себя с малышом на руках, Драко приходил к неутешительному выводу — он и ребёнок не совместимы. Он органически не переносил маленьких существ, именуемых детьми. С таким настроением нельзя было подходить к решению данного вопроса, но это было именно то, что сейчас чувствовал слизеринец. Свою роль также играло взращенное с детства отторжение к магглорождённым волшебникам. Он не мог органически перенести то, что его ребёнок нечистокровен. Да, он долгое время боролся с этим, но, тем не менее, что-то внутри ставило заслоны. Он не мог в одно мгновение перестать думать, что они априори хуже чистокровных. Да, теперь, после победы в войне, их мир стал полностью равноправным. Но он к тому ещё не привык. равно, как и многие другие чистокровные, ведя свою жизнь по прежней дороге с оглядкой на новые правила. Малфой принимался расхаживать по своей спальне, вцепившись в волосы длинными тонкими пальцами. Он не представлял, что ему делать, не знал, как выкарабкиваться из сложившегося положения. Когда он увидел явный признак беременности Грейнджер, то потерял дар речи, оказавшись не готовым к подобному. Да, он предполагал, был наслышан, его предупредили, но, всё же, был настолько шокирован, что чуть не задохнулся, так как весь воздух в мгновение ока покинул его лёгкие. Всё, что происходило потом, Драко помнил смутно. Его словно обухом по голове огрели и он ходил, говорил, что-то делал совершенно отдельно от себя настоящего. Словно он стоял рядом и наблюдал за незнакомыми ему людьми. Будто он находился на одном из спектаклей, на которые так любила таскать его мать. И вот сейчас, на пороге рассвета, что был практически не заметен из-за тяжёлых низких туч, он вдруг осознал, что это на самом деле, что ещё немного и он станет отцом ребёнка магглорождённой волшебницы, подружки Гарри Поттера и по совместительству Героини Войны. Он открывал и закрывал рот, пытаясь что-то самому себе доказать, но единственное, что сейчас он мог, так это то просто взять и признать его. Избавиться от наследника он не мог. Нет, он почти не верил в проклятье, о котором говорила его бабка, мать Люциуса, но что-то подсказывало, что этого делать нельзя. Что, если и правда, Малфои могут родить лишь одного ребёнка за всю свою жизнь? Взять хотя бы его отца, он был единственным ребёнком, кто носил фамилию Малфой, в то время, как у сестры его матери было три сына и две дочери. Да и сам Драко не имел сестёр и братьев. Мать как-то раз проговорилась, что очень хотела дочку, но у них с отцом никак не выходило обзавестись ещё одним ребёнком. Отец, впрочем, оправдывал это тем, что каждый раз было не то время, когда можно было себе это позволить, но Драко всё чаще задумывался над тем, а не правда ли они всё прокляты? Потому-то он не мог отказаться от ребёнка Грейнджер, потому, что это может быть единственная возможность заиметь наследника. Да, придётся смириться с тем, кем он будет, но, что если никто не узнает, кто его мать? Что, если он провернёт это дело так, что его матерью можно будет записать ту пустышку Асторию. Быстренько оформить брак и уехать в ту же Францию. У них ведь так заведено — ребёнка представляют миру только тогда, когда ему исполнится год. Обставить всё так, будто его супруга очень плохо переносила беременность и родила раньше срока. Да и кто будет считать, или определять сколько его ребёнку лет, ведь не разобрать когда ребёнку год, а когда полтора. Идея была неплоха, оставалось лишь всё это обсудить с матерью, Асторией и, самое сложное, с Грейнджер. Тут вставала настоящая дилемма. Драко прекрасно помнил, как повела себя с ним гриффиндорка, что она говорила в отношении своего ребёнка. Она вовсе не была намерена с ним расставаться. Это станет большой проблемой во всём его отличном плане. Она обязательно будет брыкаться и пытаться отстоять свою правоту, и ведь отстоит. Малфой осознавал, что общественность, стоит ей всё вынести на обсуждение, встанет на её сторону. Кто он? Бывший Пожиратель смерти. А кто она? Она Героиня Войны. Конечно же, в таком случае ему вообще не придётся даже видеться со своим ребёнком, не то, что ввести его в свою семью. Впрочем, если Грейнджер не объявила о своём положении магическому миру, было ему только на руку. Он мог заставить её замолчать, и никто не встанет на её сторону, просто по той причине, что никто не будет знать настоящего положения дел. Но как это сделать он пока не знал. Глядя на светлеющий горизонт, Драко потирал переносицу указательным пальцем, и нервно постукивал ногой по полу. Он был на взводе, потому что никак не мог решить эту проблему. Это было почти, как тогда, когда он пытался убить Дамблдора. Глупый мальчишка — для него это было совершенно не реально. Неужели, это такая же неразрешимая проблема?Глава 32. Размышления
14 января 2018 г. в 02:28
Сегодня Гермиона не сомкнула глаз. Начались новые особенности беременности. Её мучила дикая изжога, хотя она не ела ничего жирного. Всю ночь она вставала с постели и принималась расхаживать по комнате. Надо признать, эта комната была куда больше предыдущей и можно было свободно передвигаться, не боясь что-нибудь задеть. Впрочем, это не помогало. Спать было невозможно ещё и из-за новой кровати. Раньше Гермиона никогда не жаловалась на то, где ей приходилось спать. Она и в лесу, когда они прятались от егерей с Гарри и Роном, довольно быстро засыпала и спала настолько крепко, насколько это было возможно в их ситуации.
Но эта кровать казалась слишком огромной, слишком мягкой, слишком не такой. Девушка долго пыталась понять, что её так не устраивает, так напрягает. В итоге она решила, что просто не может спать в такой вот комнате, в которой всё кричало о богатстве. Она не привыкла к подобной роскоши, но не ругаться же из-за этого с Малфоем. Мало ли, что ещё ему может взбрести в голову. Так она отделалась малой кровью, согласившись поселиться в трёх кварталах от входа в Академию права. Да, не так близко и удобно, как было раньше, но ведь в её положении полезны пешие прогулки. Кроме того, ей удалось удержаться на своём месте без потерь, так что стоит ли придираться?
Вообще гриффиндорка не ожидала, что слизеринец начнет такую активную деятельность. Это и умиляло, и пугало. Хотя слово «умиляло» тоже пугает в какой-то степени. Может быть она сошла с ума? Или это Малфой спятил окончательно? Или он так усыпляет её бдительность? Не зря же Нарцисса расписывала все прелести будущего Гермионы, когда малыш родится. Будет ли ей место в этом шикарном мире её крохи? Одно девушка знала точно — она ни за что не отдаст своё дитя, и это чистокровное семейство ничего сделать не сможет.
Всё это в итоге совершенно прогнало сон, сделав девушку нервной и злой. Рассвет уже занимался, когда Грейнджер присела на краешек широченной кровати, устав ходить. Ноги гудели, а шея ныла. Она совсем оказалась не готова к тому, что произошло, хоть и сама собиралась найти бывшего школьного врага и рассказать ему всё. Глупо с её стороны изводить себя, надо думать прежде всего о здоровье ребенка, но мозг отказывался успокаиваться, паникуя беспрерывно.
Гермиона взмахнула палочкой, открывая окно. Тут же ворвался прохладный утренний ветерок. Было непривычно вдыхать наполненный ароматами цветов воздух, не дрожа от холода, тогда как в далеком Лондоне сейчас самая пора проливных холодных дождей. Печаль накинула на плечи тяжесть, возвращая девушку в далёкое прошлое, которое, казалось, совсем и не существовало. В том времени она была сильной, самостоятельной и самодостаточной личностью, готовой к любому повороту жизни. И тогда, окруженная любовью родителей и друзей, она не чувствовала себя одинокой. Сейчас же она была одна во всем мире. И единственное, что хоть как-то удерживало её от дикой истерики, — которая, впрочем, не была так уж ей свойственна, — это осознание своего положения. Она была не одна, внутри неё росла новая жизнь. И всё же до чего странно быть вдали ото всех, в доме, который снимает Драко Малфой. Если бы ей кто-нибудь сказал бы об этом в прошлом году, она сочла бы того человека невменяемым. Ведь ситуация абсурдна.
Гермиона не заметила, как сон сморил её и она легонько повалилась на бок, заворачиваясь в плед, который накинула на плечи для тепла, словно в кокон. Мозг, наконец, решил дать своей хозяйке чуть-чуть передохнуть. Ровно до того момента, когда дитя под сердцем не начнет давить на мочевой пузырь, согнав ту в туалет. Собственно, пока ещё давил не сам малыш, а лишь увеличившаяся матка, но то ведь никого не волнует, когда нестерпимо хочется в туалет.