Стыдно вспомнить

— Да что тебе… — начала говорить Грейнджер, но договорить ей было не суждено, потому как во время разговора она имела неосторожность бросить мимолётный взгляд на ухоженные тонкие губы Малфоя. В тот же миг в голове закрутился калейдоскоп картинок, вселяя в девушку настоящий ужас. Вот она целуется с Малфоем. Вот они обнимаются, лёжа под сенью густого кустарника. А вот она извивается в его руках, издавая весьма непристойные звуки. От ужаса Гермиона не смогла сдержать крика. — А-а-а!!!       Она вскочила с места и уставилась на Драко широко распахнутыми глазами, полными вселенского ужаса. — Фу, Грейнджер, как мерзко, — Малфой наигранно передёрнул плечами и поморщился, тем не менее весьма внимательно глядя в лицо гриффиндорке, оценивая те эмоции, что отражались на её лице. — Твои вокальные данные оставляют желать лучшего. И уж прости, ни капельки меня не впечатлили.       Гермиона продолжала смотреть на него с открытым ртом, усиленно стараясь вернуть себе былое хладнокровие. Но, по всей видимости, в виду её теперешнего состояния и крайне неустойчивого самочувствия, это сделать было невозможно. — Грейнджер, это мы должны орать в ужасе, при виде такого убожества, как ты, — фыркнула Паркинсон.       Малфой криво усмехнулся словам своей бывшей сокурсницы и развернулся, чтобы уйти. И тут Гермиона поняла, что напрягало её всё это время. Этот блондинистый слизеринец и бровью не повёл в её сторону, а значит либо он невероятно хороший актер, — что вряд ли, — либо он ничего о прошлой ночи не помнит. В тот же момент как камень с души свалился, и даже голова перестала так сильно кружиться. — Паркинсон, я просто забыла, что вы тоже в этом поезде едете, — пожала плечами Гермиона. — Вот и опешила немного. Надеюсь это последний момент, когда я вижу твою рожу, она так напоминает мне морду собачки моих соседей.       Джинни за спиной Грейнджер захихикала, а слизеринка ещё некоторое время тупо стояла, пытаясь осмыслить сказанное. По всей видимости, она была менее сообразительна, чем того ожидала Гермиона. Когда же до неё дошёл смысл сказанных слов, кулаками махать было уже поздно, потому что гриффиндорки запечатали дверь и расположились на диванчиках в ожидании расслабляющей последней поездки на Хогвартс-экспрессе. — Кстати, — заговорила через некоторое время Джиневра, когда Гермиона уже распласталась на мягком сиденье. — Меня тебе не провести, как этих тупых слизеринцев. Что такое случилось с тобой, когда ты увидела Малфоя? — Ой, Джин, просто у меня вдруг случился желудочный спазм, — нехотя пробормотала та, пытаясь не заснуть, так как знала, что потом будет только хуже. — Я испугалась, что опозорюсь перед этой слизеринской компанией. — Хм… — по виду мисс Уизли было видно, что она ни на йоту не поверила лучшей подруге Гарри Поттера. Но вдаваться в подробности та всё же не стала, решив поразмышлять об этом на досуге. Кроме того, она отлично знала, что если продолжать в том же духе, то можно добиться лишь обратного эффекта. А уж она ждать умела, потому и добивалась успеха почти всегда. — А-а-а, — вдруг закричала Джинни, подпрыгнув на месте и вперив взгляд в Гермиону. — Я поняла! Ох, вот же… — Девушка потёрла ладошки и уселась поудобнее, поняв, что её ждёт нечто весьма увлекательное. — Гермиона, ты ведь с Малфоем напилась? — Что?! — поперхнулась Грейнджер, краснея до корней волос, чем, естественно, выдала себя с потрохами.       Мисс Уизли, видя подобную реакцию аж захлопала в ладоши. Сама же Гермиона пребывала в весьма скверном настроении, понимая, чем грозит ей подобной знание. И как назло в этот момент голова заболела ещё сильнее, вернув все до единого признаки похмелья. Ну что, спрашивается, за подстава? — И как? Было прикольно? Он ведь совсем другим стал, — Джинни защебетала, как сумасшедшая, заставляя Грейнджер медленно закипать. — Хотя он, конечно, не сахар. Да и прошлое у него тёмное. Но согласись он вполне себе привлекателен. — Джин у тебя есть Гарри, ты не забыла? — выдавила-таки из себя Гермиона, пытаясь вернуть разговор в более спокойное русло. А лучше вообще увести куда подальше от неприятных воспоминаний. Хотя, она не могла не признать, что совсем неприятными назвать их нельзя. Особенно если вспомнить, какими горячими были его поцелуи, как сильно от сжимал её в своих объятиях. Стоп! О чём это она только что подумала? Что за бред творится в её голове? Нужно срочно что-то сделать с этим мерзким похмельем, а иначе она просто сойдёт с ума от боли и бредовых мыслей. — Да помню я о нём, — отмахнулась рыжая бестия. — Просто мне интересно, каким образом ты его охмурила. Одно дело, мой пустоголовый братец, и другое — сам Драко Малфой. — Сделай одолжение, не упоминай лишний раз об этом, — поморщилась Грейнджер. — Пока ты мне не расскажешь, то ни за что на свете не отстану, — хитро ухмыльнулась Уизли. — Ну, так каков Драко Малфой на вкус? — Что за бред творится в твоей голове? — закатила глаза Гермиона, хотя могла со всей отчетливостью вспомнить влажный привкус огневиски на гладких губах слизеринца. — Мы просто сидели и пили огневиски. — Девушка решила, что лучше дать какую-то информацию этой упрямой девчонке, чтобы она наконец от неё отстала. — Сначала пили в Большом Зале, потом на крыльце главных дверей. Потом я почувствовала себя нехорошо, и ушла спать. Всё. — Что-то ты темнишь, подруга, — подмигнула Джиневра, на что Грейнджер лишь закрыла глаза ладонью и попыталась забыться сном.

***

      Возвращаясь к этому разговору в своих воспоминаниях, Гермиона пыталась осмыслить: был ли у неё шанс оставить всё в тайне? И приходила к весьма неутешительным выводам — нет, не было. С другой стороны, Джинни можно было доверять, уж она-то никому об этом не расскажет, тем более рассказывать, собственно, больно-то не о чем. Самое главное так и осталось спрятано глубоко в памяти Гермионы.       С той злополучной ночи прошло уже несколько недель, во время которых Гермиона спешно рассказала Гарри и Рону о своём отъезде во Францию, собрала вещи и порталом переместилась к Академии. Ей не терпелось погрузиться в изучение права магического мира, чтобы начать исправлять в нём несправедливости по отношению ко многим расам. Кроме того, за учёбой всегда лучше было прятаться от проблем. Посему она записалась на вступительные курсы, что должны были закончиться прямо перед началом учебного года. Это как нельзя лучше подходило ей в данной ситуации.       Дни шли за днями, сначала она часто получала сов от Джинни, реже — от Гарри и миссис Уизли, от Рона — вообще всего несколько раз. А потом они стали постепенно сходить на нет, сокращаясь и в размерах. Не сказать, что Гермиона была сильно расстроена, ведь должны были скоро начаться курсы авроров, но что-то задевало её за живое. От одиночества и невозможности найти таких же хороших друзей, девушка стала впадать в уныние, всё чаще ловя себя на мысли, что зря, может, она сорвалась в такую даль. Ночами было особенно тоскливо, и она позволяла себе поплакать в подушку. Утром же она вставала такая разбитая, с жуткой слабостью и головной болью, что еще до самого обеда ругала себя на чём свет стоит за подобные слабости. А ночью всё повторялось с начала.       От того, что по утрам она была чаще в плохом настроении и с постоянной головной болью, с которой не справлялись простые обезболивающие зелья, она и питаться не могла нормально. Дошло до того, что почти весь день её с голода тошнило, а еще это вызывало мучительные желудочные спазмы. От недосыпа и постоянных слёз начала кружиться голова, и она пару раз поймала себя на том, что заснула во время лекций одного известного профессора, что специально прилетел к ним, чтобы провести несколько поучительных занятий. Гермиона Грейнджер постепенно переставала быть той самой Гермионой, которая помогала Гарри Поттеру сражаться с Волан-де-Мортом. Девушка была истощена и морально, и физически, превратившись почти в свою тень, что не выделялась уже из общей массы студентов. Но, как бы это странно ни звучало, она никак не могла побороть это в себе. На неё всё чаще стала нападать гнетущая апатия, порождавшая ещё большее отчаяние потом, когда ослабевало её влияние. Это бесило и выводило из себя, но Гермиона уже почти пала духом, став серой незаметной мышью. Возможно, всё так бы и длилось дальше, если бы однажды девушка не грохнулась в обморок прямо посреди аудитории, чем перепугала профессора и других студентов.