Сверхъестественные однострочники и драбблы

      Бэн боялся многого – оказаться голым перед толпой в метро, забыть выпускную речь, быть похороненным заживо или съеденным муравьями. Но сегодня он понял, что все его страхи – полнейшая ерунда.       Бэн любил фильмы ужасов – напряжённые сцены, громкие звуки, панические атаки и внезапные крики. Как и любой тинэйджер, он наслаждался адреналином, выплёскивающимся в кровь на неожиданных кадрах. Но сегодня он понял, что все фильмы ужасов пресные и ненатуральные.       Хотя бы потому, что чудовище, разгуливающее по первому этажу его дома, было реальнее всех ужастиков вместе взятых.       И самое страшное было то, что Бэн знал имя этого чудовища. Знал, любил и не мог отделить его от слова «отец».       Дин пришёл ночью, одним ударом, мерзкого на вид, ножа рассёк горло открывшей дверь заспанной Лизе, и взглянул на него – на Бэна, застывшего на пороге гостиной. Под ногами Дина расплывалась лужа крови из рассечённой трахеи Лизы, и Бэн не мог отвести от неё взгляд – она была слишком алой, не как в его любимых ужастиках, слишком алой, чтобы быть ненастоящей.       А когда Дин, ухмыляясь и щуря чёрные глаза, пошёл к нему, Бэн закричал. И опять совсем не так, как кричали герои фильмов – не громко и надрывно, а глухо, хрипло, булькающе. Потому, что понимание неминуемой смерти подарило не адреналин, а ужас. Оставалось только бежать по лестнице, хватаясь руками за перила и задыхаться слезами – бесконтрольными и резкими.       Фильмы ужасов никогда не показывали правды. Бэн понял и это, пытаясь запереть дверь своей комнаты и слыша шаги Дина. Ничерта не правдой. Потому что правда – вот она: холодная, белая, непоколебимая, не дающая объяснения.       Такая же, как смерть.