Твоя корона — моя победа.

      Я беспечно приподнимал уголки губ, заслышав в течение прошедших пятнадцати минут гулкие взрывы и стоны разбомбардированных обломков Монархического сооружения: королевство, в итоге, столкнулось своими «лохмотьями» с платиновыми ружьями чужеземцев, которым удалось лишить великую Германию всего ее господства в какие-то считанные часы; надежда Димитрия Фойгта Пройсса окончательно канула в бездну отчаяния, а он сам, без малейшего содрогания созерцая струйки алой крови, кои принялись вытекать из потолочных трещин темницы, обреченно прыснул: — Тч... Нас так затопят... — Или мы элементарно отдадим концы от здешней вони, — усмехнувшись, я также поднял взор кверху, чувствуя, как вязкая жидкость, каплями рухнув мне на чело, принялась лениво пробегаться хладными тропинками вниз – от скул к шее и ключицам, от плеч к груди и торсу. — Мерзость.       В знак одобрения блондин кивнул, оперевшись ладонями о булыжники и, кое-как, да приблизившись ко мне: его тяжелое, отрывистое дыхание, подобно огненному торнадо, прожгло каждую из моих венозных жилок. Я вздрогнул, осознав, что светловолосый навис надо мной, кровожадно щурясь: пальцы его, щелкнув, потянулись к моим бедрам, подле которых был туго обмотан пиджак — еще мгновение, и губы Димитрия оказались поверх моих, ласково теребя их кончиком языка. «Чего..?!» — пронеслось средь бурного потока мыслей, будто молния, однако, как ни странно, сопротивлению я не поддался: я весь готов был отдаться майору, лишь бы в его душе зародилось малейшее подобие надежды на лучшее будущее, на то, что любящие его люди ни в коем случае не посмеют изменить ему со злом, на то, что... — «Госпожа... Бернхард...»       И воспоминания с привкусом поцелуев полностью сразили меня, вынудив заорать чрез прикосновения блондина – его лицо, исказившись в шоке, помрачнело, а сам Фойгт понимающе склонил голову мне на плечо, оперевшись о него лбом: он всегда был способен, буквально, «слышать» мои мысли, и, без страха прогадать, точно выстреливал в мишень – достойный человек. — Тоскуешь по ней, ведь так..? — еле слышно шепнул он мне на ухо, стискивая в конвульсиях зубы с такой силой, что желваки его начали выступать под скулами: наверное, это был первый и последний раз, когда я застал Димитрия плакавшим навзрыд от нагрянувших эмоций, и какие-либо шорохи да скрипы на тот момент угасли, словно хрупкое пламя потушенной свечи.       Мотнув головой, я приподнял его лицо, придерживая изрезанными пальцами его острый подбородок и отчаянно приулыбаясь: все, что осталось и сопровождало нас в те часы – так это исключительно горькие ухмылки и втоптанная в могильную почву мечта о возрождении былого цвета Германии в самое ближайшее время.       Белокурый нервозно сглотнул, давясь с собственных слез и срывая с уст жалкие хрипы подавленной безнадеги: его болезненная улыбка напомнила мне, как мерк небосвод до появления ночного светила на его просторах — какая мгла б ни царила в мире, лунное мерцание продолжало поддерживать в нем гармонию истины, блеск правдивости и надежды. Вот, какой являлась та самая улыбка Германского майора, кой, будучи готовым пожертвовать жизнью и всем на свете ради того, что наша Госпожа созидала на протяжении стольких лет, в те минуты бился в бессмысленности всего происходящего. — Аделина была самой лучшей правительницей, и, несмотря на то, что ее разгульный характер сам же и явился ей причиной гибели, она, все-таки..!!       Договорить я ему не позволил: в глубине моего существования я, в коем-то веке, пожалел, что связал свою жизнь с жизнью того, кто когда-то творил беспредельности в области нескончаемого самолюбия и горделивости — и тогда, внезапно, мне все стало ясно, как никогда раньше. — Ты любил ее, правда?.. — слегка наивно поинтересовался я, ожидая и без всякого понятного мне ответа: Пройсс потупил взор куда-то в сторону, поджимая губы и чуть заметно кивая. — Она даже была беременна от меня, да и аборт делать не собиралась, но... «Но ее истинной любовью был тот самый Король Чешского королевства, ведь так?..» — Принц Олдрич... — окончил темноглазый с досадой в гласе: стало очень интересно, какие же последствия послужили причиной его заточения в сих бездушных стенах, хотя... – стены, возможно-таки, очень даже и с душой, ибо многие клятвы, обещания и проклятия заключенных сопровождали их уже долгие и протяжные годы. — Говорили, вроде бы, что его подставили, а госпоже Бернхард ничего не осталось, как согласиться с окружавшим ее мнением. — И когда же они познакомились? — Еще в гимназии для чистокровных преемников, — он ответил с той же присущей его басу прискорбной интонацией, после чего нервозно дернул плечом, отстранившись от меня и присев на корточки рядом. — С тех пор они встретились лишь на дне ее восемнадцатилетия, где юный наследник и лишил королеву чести. — Ты был самым близким для нее человеком? — я задал очередной вопрос, с печалью во взоре выслушивая краткие рассказы Фойгта. — Думаю, даже ближе, чем сам Олдрич. — А затем что? — Ничего. Зачем она скончалась от СПИД-а, расколов мое сердце вдребезги.

***

      В лучах прожекторов, располагавшихся в каждом из углов шестиугольного построения, слабо светилась вытянутая колба, заполненная горючей, быстро–воспламенявшейся жидкостью: на дне сосуда виднелась брошь ручной работы, заостренные выделки которой были прикреплены к оголенным проводам и примыкали к ячейкам внутри пуленепробиваемого хрусталя. Общая конструкция, будучи помещенной в механический «воскреситель», на предпоследней фазе должна была быть подключенной к общей электро-возрождавшей панели. — Ваше Высочество, Вы... — установив предохранение, дабы проект не смог явиться порождением взрыва, юная шатенка скосила рот, надеясь, что план ее господина пройдет без единого промаха. — Британия уже захватила Германский Королевский Двор с прилегавшими к нему двумя землями, — донеслось издалека, когда лаборантка, сурово восприняв сии слова, как команду к старту, на полный ход переменила положение всех рычагов. — И даже, если мой брат озлобился когда-то на свою возлюбленную, скончался он со счастливой улыбкой на лице о том, что, да – он единственный, кто приходился госпоже Бернхард вечной любовью. В своем роде, эти чувства его и погубили. Вот только духовно, а не физически. — Я осведомлена, Ваше Преосвященство, — вновь поддакнула девчушка, натягивая на лицо сенсорные светозащитные очки. — Прошу покинуть помещение, так как возможность провала достигает 68, 47%. — Что будет, если эта, вот уже третья, попытка, попрет против задуманного? — Тогда и третья подопытная, претворяющая данный план в жизнь, отправится вслед за бывшими.       На этой ноте сероглазый юноша, хмыкнув, покинул лабораторию, откидывая подол королевского шлейфа и вышвыривая напоследок корону в дальний угол — в глазах его блеснул оскал Увядания, что тихо шептало уже долгий срок: «Верни его... Верни его... Верни..!!» «Эшфорд, ты повержен», — подумалось правителю, когда он, стиснув пальцы в кулаки и столбом вытянувшись подле стены, кою украшал величественный портрет улыбчивого, добродушного юноши, чьи очи, хоть и изображенные на полотне, но так и сверкали желанием жить и быть любимым, вздохнул: — «Я, Принц Любомир, верну Чехии былую славу, и ты, братишка... Ты воскреснешь сегодня же, сейчас же..!! Даю слово..!!»       В то же мгновение его мысли сопроводил грандиозный раскат грома, после чего, обернувшись, Король безмолвно, однако в сопровождении взволнованного взгляда, шагнул во тьму, которую покинул несколькими минутами ранее: его взору предстали обугленные потолочные развалины, разгоревшиеся бурым пламенем шторы, кружево коих погибло в коварных помыслах жгучих языков, замыкавшие секунду от секунды провода и сенсоры, а также... — Анастасия!!.. Ответь, Анастасия!!.. — заслонившись широким рукавом от столь ярко вспыхнувшего зла, Любомир в отчаянии метнулся к девушке, чье тело, пока еще, да содрогалось в истерических порывах смерти: ловко подхватив ее на руки, пепельноволосый подключился к мысленно-управлявшимися датчикам, что сообщали о тревоге, и, скоротечно покинув лабораторию, кинулся к лазарету при Королевском замке. — Анастасия, это...       Девушка, обессиленно подняв свинцовые веки, слабо приподняла уголок пухлых, окровавленных губ: с ресниц ее слетела незаметная оку слезинка, и шатенка, чуть плотнее прильнув к своему господину, нерешительно коснулась устами его ледяной ланиты. — Проект... Осуществлен... ~       Принцы Любомир и Олдрич приходились друг другу близнецами, которых отличал лишь цвет волос и черты характера: одного из наследников интересовали бурные королевские замашки, которые полноправно были связаны со всяческими забавами, возможностями командовать над всеми подданными, да и вообще – управлять целой Монархией, а также иметь возможность, или, можно сказать, даже, обязанность, связать свою жизнь с представительницей знатного рода – иначе говоря, с королевой или герцогиней.       Другой же, окончательный бунтарь, в чьих жилах кипела жажда к приключениям и сверх-новым открытиям, вечно подтрунивал над братом и, находя всевозможные причины для того, чтобы пожелать тому позора на всеобщее обозрение, важничал не по-естественному: в конце концов, в качестве наследника избрали именно этого сорванца, навеки обрушив обломки стараний на мечты опечаленного Любомира, с личностью коего всем нам уже довелось ознакомиться некоторыми строками выше.       Знакомство с госпожой Бернхард также явилось самым незабываемым событием в жизни братьев-блищнецов, когда они, будучи принятыми на прием к бывшему руководителю САМ (Союза Абсолютных Монархий), столкнулись с косолапой малышкой, чьи локоны, торча в разные стороны, безмятежно колыхались на юрком весеннем сквозняке, а огромные, янтарно-изумрудные очи излучали собой лишь гревшие души заботу и наивность.

«— Новенькие? — поинтересовалась она тогда, на что оба, еще четырнадцатилетних мальчугана, смущенно ответили: — Да...»

      И кто бы мог подумать, что стол жизнерадостные дети, на чьих плечах не покоились горы забот, в конце концов станут жертвами безжалостного гангстера, чье господство уж более таковым не являлось — стоило ему переступить черту дозволяемого, как в мире начинал царить террор. ~ — Ты слышишь меня, Анастасия?!.. Прошу, ответь!!.. — но боле от верной лаборантки так и не последовало ни одного невесомого словечка, из-за чего непроизвольные слезы, предательски окропив собой скулы Принца, выдали всю его горечь от пережитых утрат: быть может, эта темноволосая подданная значила для него намного больше, нежели все остальные, но и ее покорный дух рассеялся в воздухе, как растворяются мгновения беспредельных мечтаний в муках реальности, но...       Стоило молодому правителю склонить голову девушке на грудь и взреветь о том, как же подло он опять-таки поступил, его слуха коснулся настолько родной, настолько ласковый полушепот, что поток ледяных капель Любомира в последний раз обрушил свои струи на порочный кварцевый пол, лишив того малейшего шанса на полноценный вздох: — Не грусти ж ты так, братец Мир. Я... «Это..?»