Антигравитация (Antigravity)

6. Когда Спок пересекает порог их каюты спустя пару минут после окончания смены, Джим, сидящий на краю кровати, улыбается ему из-за книжки. - «Как прошел твой день», – спрашивает он. Горящий синий огонек на генераторе голоса, прицепленного ему на ухо как старинный Bluetooth, мигает с каждым монотонным созданным компьютером словом. - Адекватно, – отвечает Спок, наклоняясь к нему для быстрого поцелуя. – Хотя я ожидаю, что ситуация существенно улучшится, когда ты вернешься на службу. Джим фыркает, выпуская воздух через уголок рта. - «Я тоже», – он рукой обводит комнату. – «Я свихнусь, если мне придется остаться тут слишком надолго». - Инструкции доктора МакКоя советуют тебе быть тут, пока не окончатся нервные процедуры. Джим поводит плечами. - «Знаю. Просто я чувствую себя так, будто плюю на свои обязанности». Спок позволяет себе секундное удовольствие от того, как его пара слегка оседает под его строгим взглядом. - Джим, ты пережил обширный инсульт от лобной доли вплоть до стволовой части мозга. Полагаю, точными словами доктора МакКоя были: «Ему чертовски повезло, что он не стал хреновым овощем». В свете этого взять некоторое время на отдых и восстановление является самым логичным решением. Джим отводит взгляд в сторону, он немного сутулится. - «Да, ты прав», – короткая пауза. – «Просто… после афазии и идеокинетической апраксии [1] я чувствую себя таким, мать их, беспомощным». Спок не в силах сдержать дрожь в уголках губ – Джим уже умудрился настроить программу генератора на воспроизведение ругательных выражений. Однако веселье быстро угасает, когда он вспоминает первые дни после того, как Джима выпустили из лазарета: его срывающиеся попытки говорить, то, что он не мог выполнить даже самые простые вещи, например, набрать что-то на ПАДДе или почистить зубы. Сейчас он немного более скоординирован и, усиленно сконцентрировавшись, может передвигать фигурки самостоятельно, когда они со Споком играют в шахматы, но Спок может лишь представлять себе досаду Джима. Для него, человека, который постоянно лучился энергией, никогда не сидел на месте, всегда двигался, всегда смотрел вперед, такая внезапная замедленность в жизни должна была быть более мучительной, чем пытки клингонов. Подавшись вперед, он берет руку Джима в свою, успокаивающе пробегая пальцами по его ладони. - Доктор МакКой проинформировал меня, что осталось всего три процедуры, – произносит он. – Две, если регенерация твоих нейронов будет продолжаться в текущем темпе. Это еще всего несколько недель, Джим. Ты не останешься таким навсегда. - «Я знаю», – Джим слегка улыбается, переплетая их руки. – «И причина была стоящая, так ведь?» - Совершенно верно. - «Ваали мне охрененно задолжали минимум десять изготовленных на заказ Скайнет для…» – огонек на генераторе внезапно становится красным, и Джим вздрагивает, это едва заметное движение его века. Спок воспринимает это как крик боли. - Твой прибор достиг предельной нагрузки, – хмурится он и тянется к наушнику, но Джим отодвигается. - «Я протяну еще немного». - Нет, – потому что после того, что случилось со Скайнет, Спок больше не будет рисковать, когда к мозгу Джима подключены какие-либо устройства. Но когда он поднимает руку, а Джим снова уклоняется, Спок вздыхает: – Я смогу слышать твой голос, Джим. Даже если у тебя не будет слов. Это не ложь. Но хотя еще не прошло недели после ваали и инсульта Джима, Споку не хватает его голоса как ампутированной конечности. За все то время, что Спок знает его, Джим никогда не был таким тихим: он всегда говорил, смеялся, улыбался, шутил, и Спок ненавидит то, что Джим не может делать всего этого сейчас. Он ненавидит это настолько сильно, что неоднократно хотел схватить генератор и швырнуть его в стену, и все, что останавливало его, это то, что маленький прибор был единственным, что давало Джиму какую-то отдушину в сложившейся ситуации, в которой он был абсолютно беспомощен. Джим поджимает губы и смотрит в сторону, несчастный, но позволяет Споку отсоединить устройство, больше не протестуя. Спок делает так, что извинение ясно слышится в его голосе, спрашивая: - Насколько велика боль сейчас? - Эм… – на лице Джима появляется выражение глубокой сосредоточенности, когда он пытается найти нужное слово в лингвистической паутине, которая рассыпалась после ваали неделю назад. – Эм… Луч, – снова поиски, и короткий всплеск раздражения. – Лучше, – наконец отвечает он. Его голос тихий и хриплый от долгого отсутствия нагрузки, но это все равно самый прекрасный звук, который Спок когда-либо слышал. Он кивает, воодушевленный, и гладит ладонь Джима. - Хочешь сыграть в шахматы? Джим качает головой, морщится, указывая на висок, и бормочет: - Эм… м… Больно. Мигрени, как сообщил им ранее МакКой, являются естественным следствием нейронной регенерации и поэтому не могут быть напрямую устранены лекарствами. Наполовину Спок все равно хочет ввести Джиму обезболивающее, особенно теперь, когда он знает, что боль должна быть крайне сильной, раз Джим признает это. Он этого не делает. Вместо этого он наклоняет голову и предлагает идею, над которой к этому моменту уже раздумывал не один раз. - Возможно, мы могли бы провести слияние разумов. Джим моргает, разумеется, удивленный. С момента их знакомства слияние разумов происходило только дважды и лишь поверхностно, в случае крайней необходимости. Спок уже долго хотел большего, особенно после получения за эти годы нескольких намеков на то, каким невероятным являлся интеллект Джима. Его сознание совершенно определенно должно было быть просто прекрасным, и Спок хотел побывать там, исследовать все его потрясающие тонкости и грани. Однако же, каждый раз как он просил об этом, Джим колебался. Спок не был уверен, почему – но он подозревал, что это было связано со значительной передачей эмоций, которую Джим испытал, когда объединил свой разум с разумом старшего двойника Спока в ледяных пустынях Дельта Веги; этот факт до сих пор вызывает у Спока безоговорочную и нелогичную ревность – однако он постарался не настаивать, постарался подарить Джиму эту крохотную часть покоя во вселенной, где Джеймс Кирк почти никогда не просит что-то для себя. Это его долг как пары Джима, как его близкого друга, как его второй половинки во всех бесчисленных мирах. И хотя Споку хочется большего, чем просто пройтись по, без сомнения, захватывающим просторам сознания Джима, он никогда не сделает этого без полного доверия со стороны Джима, без его на то согласия. В этот раз Джим, кажется, воспринимает эту идею менее неохотно. Возможно, это из-за боли или из-за неудобства и раздражения по причине невозможности говорить привычным образом, но Джим, похоже, действительно думает над тем, чтобы разрешить это. И эта мысль дает Споку надежду, поэтому он продолжает: - Это позволит мне некоторым образом уменьшить боль, и ты сможешь общаться, не произнося слов. Он чувствует поднимающееся в его теле ожидание – предвкушение – и едва сдерживает вздох облегчения, когда, наконец, Джим кивает. Они перемещаются на кровать, устраиваясь поудобнее, ложатся рядом, лицом друг к другу. Спок тянется к нему, мягко опуская пальцы на пси-точки Джима, и начинает. Процесс слияния разумов многими часто описывался как прыжок с высокого утеса в глубокое озеро. И действительно, во время редких случаев, когда Спок соединялся с сознаниями других, это было тем, что он испытывал. Но предыдущими ощущениями никак нельзя описать то, каким является слияние с Джимом. Вместо погружения в воду Споку кажется, что он провел всю свою жизнь как полуслепое подземное существо, жалко копавшееся в темноте, прежде чем неожиданно вырваться через слабое место в почве над ним, выпадая из полного мрака в яркий солнечный свет. И… о, этот свет. Спок всегда знал, что разум Джима будет ярким – его гений просочился даже сквозь те предыдущие, короткие, поверхностные слияния, как магма, изо всех сил выплескивающаяся через трещины в земной коре, – но при первом ощущении полноты этого великолепия, от всей этой красоты Спок едва может дышать. Он будто стоит на самом краю сверхновой, на вечно растущем сиянии жара и блеска, и Спок упивается ими, стоит в благоговении, преклоняясь будто перед величием бога. Да, он знает, он всегда знал, и он протягивает собственные нити, чтобы коснуться сознания Джима, почувствовать, как ему отвечают пульсирующей теплотой и чувством, поначалу призрачным, но постепенно обретающим форму, превращающимся в… Спок? Я здесь, Джим. Пятнышками плывут цвета растерянности – ему не неуютно, просто это для него ново. Ух ты… Это довольно странно - даже как будто ты не в моей голове, а ты везде. Да. И это так. Спок уже ощущает, как его разум инстинктивно отзывается на прикосновения разума Джима, сплетая сами их существа в единое цельное полотно; его собственное, спокойное, прохладное накладывается на просторы сознания Джима – небо к прекрасному солнцу. Всплеск любопытства, короткая золотая вспышка. Так всегда бывает? Никогда. И это правда, потому что все разумы, которые Спок видел за все эти годы, теперь кажутся лишь зыбкими тенями, мимолетными и ничтожными. Только с тобой. Мысленно Джим протяжно хмыкает, и Спок ловит проблеск его мысли. Она личная, хотя Джим сам того не желает, камень скачет над озером их объединенных разумов, когда Джим коротко задумывается о том, насколько сильно это слияние отличается от предыдущего, от слияния с ним. Споку уже известно, о ком вспоминает Джим. Темная грозовая туча, горячая и собственническая, появляется, прежде чем он останавливает себя, и он скорее чувствует, а не слышит смех Джима. Ревнуем? С некоторым усилием Спок заставляет это облако исчезнуть, но он не пытается солгать. Здесь это совершенно бессмысленно. Да. После еще одного короткого мысленного хмыканья Джим отвечает: Ты ведь знаешь, что тебе не о чем волноваться, да? И за этим следует немедленное: Вот, дай я тебе покажу. И правда, думает Спок как раз перед тем, как Джим находит бесплотную дверь и распахивает ее настежь, он не должен быть удивлен тому, что Джим уже научился, как перемещаться и управлять его сознанием с легкостью и ловкостью, на постижение которых у вулканцев уходят многие-многие годы. Оно ударяет его как настоящая волна, цунами разрозненных образов, мыслей и чувств: он видит себя, входящего на мостик «Энтерпрайз», ощущает прилив облегчения-теплоты-радости, когда Джим принимает его в качестве своего первого офицера. Он наблюдает за самим собой за шахматной доской, сопровождаемый тихой уверенностью Джима в их дружбе. Он смотрит, как он получает еду у репликатора в столовой после смены – долгий, будто магнитом притянутый взгляд, прежде чем Джим опускает глаза в свою тарелку, борясь с натиском глубокой привязанности и печальной тоски, потому что этого никогда не случится, Спок не может чувствовать то же, что и я. Он видит свое собственное лицо на смятых и мокрых от пота подушках, с прилившей к коже кровью и расслабленное от наслаждения, и шатается под потоком жара, и желания, и любви, которая разрывает ему сердце, саму его сущность, потому что у него наконец это есть, ему даровали это, и он скорее станет свидетелем того, как вселенная взорвется, обращаясь в пыль, чем выпустит то бесценное и великолепное, что у них есть, из своих рук. Волна затихает, рассыпается по пляжу и теперь отступает, и Спок спотыкается, приходя в себя, ошеломленный всей силой, глубиной чувств Джима. Ему почти нечем дышать, он дрожит, и его следующие слова говорит не его осознанный разум; нет, они исходят из недр его сознания, более первобытных, той половины его души, которая всегда боролась за преимущество. Объединись со мной узами. Мириады эмоций проносятся по бескрайним равнинам, всплески цветов как короткие искривленные фейерверки. Эм… что? Объединись со мной узами, повторяет Спок, напористей, тверже, собирая всю свою решимость и выпуская ее как молнию по залитому солнцем небу. Даже если у него были сомнения в том, чего он желал, теперь их больше нет. Он хотел, чтобы Джим был с ним, единый телом, разумом и душой так долго, как им осталось, и даже дольше после этого. Ты… Здесь невозможно моргнуть, но Джим каким-то образом умудряется изобразить мысленное подобие этого. Ты делаешь мне предложение, Спок? Это вулканский эквивалент данного действия, да. Короткое молчание. А затем, внезапно, Джим смеется. Его разум сияет и трещит от его веселья, окрашенный отчетливыми тонами теплоты и счастья, которые заставляют Спока улыбнуться. Я так понимаю, что ответ положителен? Еще один взрыв смеха, яркий от радости. Мой ответ, мистер Спок, в том, что великие умы мыслят одинаково. Спок видит цепочку быстро сменяющих друг друга образов: отправление на Корин II после их последней увольнительной; доктор МакКой, ворчащий всю дорогу, но покорно помогающий торговаться с мастером художественной ковки; и, наконец, простое серебряное кольцо, покоящееся в бархатной коробочке в нижнем ящике комода Джима, которое он собирался достать, как только они вернулись бы после заключения того дурацкого дипломатического соглашения с ваали. На мгновение он слишком поражен, чтобы ответить, и затем, когда он находит в себе силы, то говорит единственное, на что способен его мозг, находящийся по большей части не в состоянии сформировать нечто более связное. По-видимому, наши мнения касательно будущего наших отношений идентичны. Да, Спок, отзывается Джим, мягко и умиротворенно. Очень-очень идентичны. Еще одна рябь радости прокатывается по разуму Джима, тихая и довольная, и Спок посылает в ответ свой небольшой всплеск, теплый и полный любви, который прокатывается по небу как ветерок. Джим вздыхает. Спок? Да, Джим? Ты когда-нибудь думал, когда мы только встретились, что все закончится именно так? Это честный вопрос, любопытство Джима льется золотыми лучами, и Спок честно отвечает: Да. Правда? Почему? Это трудно объяснить. Спок воскрешает в памяти каждый миг их общения за прошедшие годы, от вызова высокомерного кадета в Адмиралтейство по обвинению в нечестности и мошенничестве до шагов на мостик «Энтерпрайз» навстречу синим глазам и яркой улыбке; до побегов от самых разных инопланетных неприятностей на миссиях; до многочисленных враждебных миров; до тех редких случаев, когда побег был недостаточно быстрым, и ему приходилось лицезреть искаженный паникой взгляд Джима, когда его руки окрашивались зеленым, и он выдыхал: Спок, ради всего святого, не смей умирать, это приказ. От чопорных дипломатических заданий до того незабываемого неудачного покушения на Бета Ламбент; от легкой улыбки Джима за шахматами и прикосновении его пальцев и губ до того, как он порой смотрит на Спока и будто видит все сквозь его многочисленные хрупкие вулканские маски до самой глубины его человеческой души. И до той мягкости в его глазах, которая говорит Споку, что ему нравится то, что оказывается перед ним. Спок хмыкает – мысленное волнение сквозь не-воздух разума Джима – и говорит: Я всегда знал, Джим. Он ощущает скептицизм Джима и понимает, что если б он мог, то фыркнул бы. Предчувствие, да? Никогда бы не принял тебя за того, кто верит не фактам, Спок. Так и было, соглашается Спок и вкладывает все, что он есть, все, чем он когда-либо хотел быть, и все, что Джим дал ему за это время, в свои следующие слова. Пока я не встретил тебя. От улыбки Джима загораются огни всей вселенной. [1] Афазия (aphasia) – потеря речи, возникающая в результате перенесенного инсульта или травмы головного мозга; она связана с трудностями в восприятии и воспроизведении речи. Просто интересный факт: насколько нам объясняли на лекциях, афазия - это полная потеря речи (от приставки «а» - означающую «no»: полное отсутствие), а дисфазия (dysphasia) - трудности с речью, частичная ее потеря (от приставки «dys» - означающую «difficulty with»: трудности с). Поэтому я бы сказала, что у Джима раньше (до того, как МакКой его подлатал) была афазия, а сейчас у него дисфазия, поскольку разговаривать он все же может. Идеокинетическая апраксия – утрата способности к целенаправленному выполнению простых действий.