***
Игорь приходит как раз в тот момент, когда у Артёма почти кончается выдержка, и пальцы тянутся к заднице. Брат заглядывает в спальню омеги, улыбается, присаживаясь на край кровати, и Тёма, смущённый собственной наготой, торопится спрятаться под одеялом. Игорь гладит юношу по влажным вихрастым волосам и вздыхает: – Когда же ты альфу себе найдёшь, маленький? – Когда перестану быть страшилищем, – бурчит Тёма тихо-тихо, но брат успевает услышать, и омега получает лёгкую затрещину. Он не спрашивает даже за что – Игорь ведь свято уверен в том, что его маленький брат красавец, каких свет не видывал. Вот только – Артём бросает тоскливый взгляд на зеркало – это совершенно не так. – Игорь, – шепчет он, облизывая пересохшие губы, и брат кивает, готовый слушать. – Выкинь, пожалуйста, это старое зеркало. Игорь не спрашивает ничего (за это Артём особенно его любит), только кивает и склоняет голову набок: – За мной чуть позже заедет Витя, я скажу ему вынести, – Витей зовут мужа Игоря, высокого, широкоплечего альфу двадцати восьми лет с короткой бородой и доброй улыбкой. Витя очень хорошо относится к Артёму и почему-то совершеннейше не реагирует на него в период течки. Видимо, так сильно любит Игоря. Омега смотрит в счастливые глаза брата, и ему отчаянно хочется разреветься. Игорь сидит с ним ещё полчаса, а потом уходит; Витя забегает в комнату лишь на минуту, приветливо качает головой Тёме, а после хватает зеркало и волочит его к выходу. Тёма молчит – у него совершенно нет сил, возбуждение такое острое, что об него, наверное, можно порезаться, а из задницы течёт на пушистый плед. Омега тихо всхлипывает, становясь на колени, выгибается, приставляя пальцы к анусу, и с хлюпаньем толкает один. Дискомфорта из-за течки почти нет, только вот желание проходить не собирается – лишь усиливается, и юноша обречённо скулит, трахая себя пальцами. Это видится ему таким мерзким… На четвёртый день течки Артём способен даже передвигаться по квартире. Правда, из задницы продолжает течь смазка, возбуждение не отпускает, и каждое движение приносит мучительную, выворачивающую боль, но по сравнению с другими эта течка проходит даже легко. У Артёма вместо подушки – рубашка, пропитанная запахом альфы, и он может заснуть (ненадолго – на пару часов всего) лишь уткнувшись в неё носом. Вся квартира пропахла ароматом течного омеги, и сам Артём захлёбывается в этом жарком запахе. Звонок в дверь прерывает юношу, когда он в очередной раз стоит под ледяным душем и остервенело дрочит. Омега кутается в огромный махровый халат и, шлёпая мокрыми босыми ногами по полу, идёт к двери; он, глупый, абсолютно точно уверен, что за дверью Игорь, а потому, даже не спросив, отпирает замок. И тут же делает шаг назад. На пороге его квартиры стоит Стас собственной персоной. Альфа подозрительно смотрит на омегу, делает глубокий вдох (юноша готов проклясть собственную природу и дрожащие ноги) и как-то скомканно проговаривает: – А я зашёл узнать, почему ты в школу не ходишь, а тут… – Узнал? Проваливай, – зло шипит омега, судорожно цепляясь пальцами за дверной косяк. Между ягодиц опять становится мокро и жарко, и вид альфы, чёртова альфы, которого Тёма так глупо любит, сводит с ума. Артёму хочется крикнуть, чтобы Стас проваливал к чертям, но язык почему-то не слушается, а потом альфа шагает к нему, и… Приходит в себя омега лишь тогда, когда чужие губы на его собственных становятся чем-то привычным, а ледяные пальцы принимаются развязывать пояс халата. Осознание того, чем, а главное, с кем он занимается, приводит юношу в себя, и он отталкивает альфу со всей силой, на какую только способен. Стас растерянно отступает на шаг, а Тёма прижимает ладонь к саднящим губам и шипит: – Пошёл вон. – Но я… – Пошёл вон! Как только за альфой захлопывается дверь, Артём обессиленно сползает на пол и снова плачет – это становится какой-то нехорошей привычкой. Кое-как успокоившись, омега закрывает дверь – и стягивает халат прямо здесь, в коридоре. Всё его тело горит, а губы саднят после поцелуя, и между ягодиц до омерзения мокро. Парень снова трахает себя пальцами, тихо всхлипывая, и, кончая в очередной раз за день, вытирает с лица слёзы. Ему так стыдно, что щеки пунцовеют. Сейчас Артём ненавидит омежью природу.***
В школу Артём приходит осунувшимся и вымотанным. Течка – впрочем, как и все остальные с тех самых пор, как в его жизни появился Стас – изнуряет юношу полностью. Его даже учителя не трогают, понимающе кивая головами. Артём заходит в класс биологии и плюхается на стул; Макса ещё нет, и, думается омеге, это даже к лучшему. Ему до сих пор стыдно смотреть кому-либо в глаза. Кажется, что каждый, кто посмотрит на Тёму, узнает его маленький грязный секрет. Стас кидает на омегу один ничего не выражающий взгляд и возвращается к разговору со своим другом, Андреем, а Тёме вдруг так обидно становится, что он решительно поднимается и, минуя столпотворение из омег его класса, выходит из кабинета. На улице очень холодно – конец зимы всё-таки, а он выскочил в одном свитере – и солнечно. Омеге требуется несколько минут, чтобы отдышаться, а потом он вздрагивает всем телом от резкого: – И какого чёрта ты куртку не надел? Артём даже не удивляется, увидев Стаса. Альфа выглядит разозлённым; он решительно стягивает пиджак и набрасывает его на замёршего Тёму, а тот бы и рад протестовать, да только сердце выделывает немыслимые кульбиты, а дыхание сбивается от близости этого невозможного альфы. Стас смотрит как-то чересчур добро, и Артём, не выдерживая, поворачивается к нему: – Почему ты поцеловал меня тогда? Стас смешно хмурится, приходит ему на ум, пока омега смотрит, как недовольно морщится альфа. Стас долго молчит, глядя куда-то вдаль, а затем, пожимая плечами, отвечает: – Потому что мне хотелось так. – Из-за течки, – уточняет омега, которому совершенно не хочется, чтобы у его бедного сердца была очередная пустая надежда. Почему-то эти слова злят альфу: он что-то шипит, а после разворачивается и уходит, оставляя омегу со своим пиджаком. Тёма прижимается щекой к плотной ткани, вдыхает аромат корицы и улыбается, как полнейший придурок. Он и сам не понимает, какого чёрта так до безобразия счастлив. Он стоит ещё пару минут, а потом раздаётся звонок, и омега торопится вернуться в кабинет. Он проходит мимо Стаса, вручая тому в руки пиджак, хотя, если честно, расставаться с этой вещью Тёме совершенно не хочется. Тем не менее, омега дежурно улыбается, садится рядом с Максом, сверлящим его подозрительным взглядом, и прикрывает глаза. – Друг, я, конечно, очень рад, что твоя течка прекратилась, и ты снова с нами, но с какой радости наш грозный Стас отдал тебе свой пиджак? – интересуется Макс, а Артём просто улыбается, как клинический дебил, и смотрит на друга. Макс сплёвывает, бурча что-то про влюблённого придурка, и отворачивается, утыкаясь в учебник. Тёма тоже пытается, но невольно так и сверлит затылок Стаса взглядом. Видимо, заметив это, альфа поворачивается, ловит взгляд омеги – и улыбается, а красный как рак Тёма спешит отвернуться. Макс, наблюдающий за их перемигиваниями, только фыркает, склоняется к уху друга и шепчет: – Когда ты успел захомутать Стаса? – Что? – Молодые люди! – недовольно кричит биологичка, немолодая омега Лидия Петровна, и парни, сконфузившись, бормочут извинения. Полностью удовлетворённая, женщина продолжает рассказывать что-то по теме. Артём не слушает – он старательно рисует что-то на листке бумаги, даже не замечая, что попросту раз за разом пишет «Стас». Макс, наблюдающий за этим, понимающе хмыкает – он и сам в своего парня без памяти влюблён. Биология заканчивается быстро, за ней пролетают и остальные уроки. Остаётся одна физкультура, и Артём мрачнеет. Он ненавидит этот предмет – за вечные насмешки над своим телом, над тем, как он сдаёт нормативы… Но Макс уверенно тянет юношу в сторону раздевалки, и тому не остаётся ничего кроме как переодеться поспешно под насмешливые взгляды худых пигалиц да выйти в зал. Тренер сидит на лавке и приветственно кивает омегам; где-то у входа опять маячит Никита, и Макс спешит к нему, а Артём остаётся в гордом одиночестве. Он садится на лавку, обнимая себя руками, и с тяжёлым вздохом прикрывает глаза. Альфы, которые только переоделись, мгновенно затевают игру в волейбол, а у омеги так кружится голова, что он почти ничего не соображает. И, наверное, даже не успевает удивиться, когда в него вдруг прилетает мяч, и сознание меркнет. Приходит в себя Артём урывками и тяжело. Просто осознав в один момент, что что-то не так, он вскакивает – и обнаруживает себя в медпункте на кушетке. Рядом сидит омега-врач, он, заметив, что юноша пришёл в себя, улыбается заговорщически: – Твой альфа мне все полы истоптал, пока ты в отключке был. – Какой мой альфа? – выгибает бровь Артём. – Нет у меня никакого альфы. – Значит, скоро будет, - отвечает кудрявый омега, даёт парню таблетку и совершенно ласково, совсем как папа, улыбается. – О простых одноклассниках так не заботятся, их не таскают на руках до медпункта, и за них уж точно не переживают так, чтобы рычать на каждого приблизившегося к такому… однокласснику. Артёма, совершенно изумлённого, выпихивают из медпункта – и он и впрямь видит прислонившегося к стене Стаса. Заметив омегу, альфа порывисто к нему приближается, сжимает подбородок Тёмы так, что тому почти больно, и шепчет что-то неразборчиво – а потом целует, и омеге кажется, что его сердце вот-вот разорвётся от сладкой боли. Артём теряет тот момент, когда сам начинает отвечать, прижавшись к телу альфы, и приходит в себя лишь тогда, когда Стас отстраняется, улыбаясь. Щёки мгновенно пунцовеют, и, не зная, куда деть смущение, омега ядовито интересуется: – Что же ты со страшилищем целуешься? – Ты хочешь узнать? – интересуется альфа и, дождавшись утвердительного кивка, слишком уж довольно улыбается. – С тебя свидание, тогда расскажу. От такой наглости у Артёма дар речи пропадает; он стоит, глупо хлопая ресницами и совершенно не умея осознать слова альфы. Стас широко улыбается, треплет омегу по щеке и шепчет ему на ухо, отчего тот снова заливается краской: – В таком случае сегодня в семь я за тобой зайду. Он уходит, а Артём остаётся один, совершенно обескураженный, но до такой степени счастливый, что кажется, будто всё и не с ним происходит. Если это сон, думается Тёме, пусть он продлится подольше.***
Перед Артёмом стоит неразрешимая дилемма: что надеть. Он перерыл уже половину шкафа, но по-прежнему остаётся недоволен своим внешним видом. Тёма бросает взгляд на часы – и сдавленно ругается. У него остаётся меньше пятнадцати минут. Приходится схватить первые попавшиеся вещи и надеть их. Вещами оказываются просторная футболка, доходящая юноше до середины бедра, и узкие джинсы (он давно не носил их, считая себя слишком толстым для такого, но сейчас элементарно времени нет переодеваться). Вскоре за ним заходит Стас, слишком красивый в простой толстовке и джинсах, чтобы быть настоящим. Он галантно проводит омегу до своей машины (недавно Стасу исполнилось восемнадцать, и родители на радостях подарили сыночку крутую тачку) и сажает на переднее сидение. Артёму неловко. Ему кажется, что он – в обыкновенных джинсах и простой футболке – выглядит замарашкой. Стас улыбается, отвешивает комплимент по поводу внешнего вида омеги, но тот только кривит губы. Артём более чем уверен, что выглядит отвратительно. Стас вздыхает и заводит машину. Свидание проходит в небольшом уютном кафе. Тёма постоянно нервничает и почти не притрагивается к своему десерту – ему кажется, что он непременно опозорится и повесит на футболке пятно мороженого. Стасу это явно не нравится; он закатывает глаза, подсаживаясь к вспыхнувшему омеге, и, зачерпнув растаявшее мороженое в ложку, подносит к губам Тёмы. Тот облизывает, нервно сжимая пальцами колени, а потом даже не успевает пискнуть, как оказывается вовлечён в поцелуй. Поцелуй выходит жутко сладким, с привкусом клубники, и Артёму это до такой степени нравится, что он готов позабыть о нескольких посетителях, смотрящих на парочку, о том, что они со Стасом даже не встречаются, что Стас столько раз его обижал, но… Но чужие губы слишком настойчивы, и у омеги попросту не хватает силы воли вырваться. – Так вот, – как ни в чём не бывало отстраняется Стас и лучезарно улыбается. – Когда я пришёл в самую обыкновенную школу в девятом классе, я даже предположить не мог, что окажусь в первые пять минут сбит с ног маленьким рыжеволосым ураганчиком, – Тёма краснеет, вспоминая, как и впрямь случайно налетел на новенького, – который к тому же оказался моим одноклассником. И я решил, что не дам ни одному альфе из школы даже приблизиться к этому омеге. Поскольку убедить всех без исключения кулаками я не мог, я предпочёл, пользуясь мгновенно завоёванным авторитетом, убедить всех в том, что этот омега – страшилище. Артём выгибает бровь. То есть целых три года он выслушивал эту обидную кличку лишь для того, чтобы к нему не приближались даже вообще альфы? Это звучит дико. – Мне это даже забавным казалось. Целых три года. А потом я случайно увидел этого омегу плачущим из-за моих слов, и… – Стас замолкает, а Тёма закрывает глаза ладонями, мотая головой так отчаянно, словно бы не хочет с чем-то соглашаться. – И понял, что меньше всего я желаю видеть слёзы на этом личике. – Стас, это не смешная шутка, – выдыхает Тёма. Неужели альфе так нравится смеяться над ним? – Хватит уже издева… Договорить он не успевает – Стас затыкает омегу своим собственным способом, попросту целуя. А затем, не давая юноше даже опомниться, шепчет тому на ухо, заставляя снова мучительно покраснеть и сделать глубокий вдох (и вовсе не для того, чтобы насладиться ароматом корицы!): – Ты будешь со мной встречаться? Артём бы точно отказался – вот ни за что бы не согласился встречаться с этим идиотом-альфой, но он смотрит в глаза, голубые-голубые, как небо, видит в них столько всего, и… И с губ как-то совершенно само собой срывается «Да».***
– Итак, – Артём, глядя на себя в новое, купленное два месяца назад зеркало, прерывисто выдыхает, – подведём итоги. Я встречаюсь со Стасом грёбаных пять месяцев, – пять чёртовых месяцев, мать вашу, он встречается с одним из самых красивых альф в школе (теперь они уже её закончили), – и за это время были только невинные поцелуи. Он даже на мою течку отказался приходить, аргументировав это тем, что не сумеет сдержаться. Значит, я ему совершенно не нравлюсь. Логично? – Дебил ты, – отвечает Макс, валяющийся в кровати Тёмы и поглаживающий котёнка, которого ему подарил Никита и которого омега теперь везде таскал с собой. – Он просто не хочет, чтобы это произошло в течку, под действием гормонов, а сам ты к нему не приходишь, соответственно, Стас думает, что тебе совершенно не хочется секса. – Да я ему намёки устал делать! – возмущённо вопит юноша, но удостаивается только хмыканья и скептического взгляда. – Слушай, просто заявись к Стасу домой и докажи ему, что хочешь этого, – зевает Макс. Артём тяжело вздыхает. Секса и впрямь хочется – он готов кончить от одного только вида полуголого Стаса, а тот, будто бы издеваясь и оправдываясь тем, что на дворе лето, часто щеголяет без рубашки. Тёма хрипло кашляет, дотягивается до лежащего на тумбочке телефона, набирает наизусть заученный номер и, когда Стас трубку снял, выдыхает: – Привет. – Привет, страшилище, – шутливо отзывается альфа, и омега не может сдержать усмешки. – Что-то случилось, или ты просто от большой любви мне звонишь? – Я приеду к тебе через час, – почти шепчет Тёма и, не дожидаясь ответа, сбрасывает вызов. Макс хмыкает и тащит омегу в ванную – в конце концов, тому нужно как следует подготовиться. Спустя полчаса вымытый и благоухающий гелем для душа Тёма бредёт к остановке, а ещё через двадцать пять минут стоит у такой знакомой двери, не решаясь нажать на звонок. Ему приходится собрать всю волю в кулак, чтобы это сделать, но всё окупается, когда Стас открывает дверь, притягивает омегу к себе, мягко целуя, и улыбается так, что у Артёма сердце готово остановиться. Они целуются яростно и отчаянно, до нехватки воздуха, и Тёма совсем даже не против, когда его вжимают в стену, а по телу, нагло задирая футболку, начинают блуждать горячие руки альфы. Но Стас – как всегда, раздражённо думается омеге – сразу отстраняется, несколько виновато смотрит на юношу и интересуется: – Ты будешь чай? У Артёма совсем другие планы, но он кивает; после, сидя с горячей чашкой в руках, он наблюдает за альфой, который увлечённо рассказывает что-то весёлое. Омега усмехается, а потом решительно отставляет чашку, встаёт, приближаясь к диванчику, на котором сидит альфа, и целует его. Стас мгновенно усаживает Тёму себе на колени, поглаживает по спине, улыбаясь в поцелуй, а после отстраняется. Тёме до обидного мало, и он, краснея, подаётся вперёд, снова целует альфу и шепчет: – Стас, я… Я хочу большего. Во взгляде альфы мелькает что-то странное, и он поднимается вместе с омегой на весу (Артёму хочется крикнуть, что он тяжёлый, но у юноши слишком голова кружится от обилия эмоций). Несколько метров – и Тёма оказывается на огромной кровати, а Стас, нависший над ним, снова целует мягкие губы, чуть покусывая, и лёгкая боль добавляет ощущениям остроты. Омега вплетает пальцы в волосы Стаса, притягивает его к себе, обнимая как можно крепче, и прикрывает глаза. Стас усмехается. Рубашка омеги летит на пол, а сам альфа скользит поцелуями по бледной коже шеи, ниже, к своду ключиц, оставляет пятна засосов, старательно выцеловывая метку (он поставил её парню совсем недавно, и омега краснеет отчаянно), поглаживает Тёму по животу, а потом поднимает глаза, сталкиваясь взглядом с Артёмом, и уточняет: – Ты уверен? – Если ты меня не трахнешь, я сам тебя трахну, – шипит зло омега, которым уже завладело возбуждение, и нетерпеливо двигает бёдрами. Стас усмехается, раздевает его и себя окончательно – это вызывает лихорадочный румянец и бешеное сердцебиение – и снова целует Артёма. У Стаса идеальное тело. Крепкое, поджарое, с отлично развитой мускулатурой и чуть загорелой кожей, оно одним своим видом сводит Тёму с ума. Омеге хочется захныкать, заскулить и поторопить альфу, но тот – намеренно, видимо – издевается, скользит губами вокруг соска, изредка покусывая его и оттягивая на себя, и Артём задыхается от ощущений, елозит по кровати, а в животе снова всё клубком сворачивается, и такой туман в голове… Наконец, альфа спускается ниже, выцеловывает напряжённый живот омеги, отчего тот невольно дрожит всем телом, скользит к маленькому, аккуратному члену, обхватывает его пальцами, начиная неспешно надрачивать, а Артём теряется в собственных эмоциях, утопает – без возможности на спасение, и, чёрт, как ему это нравится! Артём подготовлен и растянут – Макс буквально силком заставил парня это сделать, аргументировав тем, что у Стаса может сорвать крышу, и первый раз будет болезненным. Тёме совсем не хочется, чтобы что-то было испорчено. Он краснеет, когда на смену пальцам приходят губы и язык, и инстинктивно сдвигает ноги. Стас ласкает языком головку, одновременно растягивая парня, хотя тому это уже и не требуется, и, усмехаясь чему-то своему, неотрывно смотрит омеге в глаза. Тому стыдно, он весь краснеет, закрывает лицо руками… Стас отстраняется, подтягивается вверх, мягко целуя омегу, и шепчет, двигая в нём пальцами: – Не закрывайся от меня. У Артёма не хватает воли ему возразить. Пальцы задевают простату, и омега прогибается в спине, тихо всхлипывая от ощущений, кусает губы – и свои, и чужие, стонет… У него в голове туман, а в мышцах такая слабость, что, когда пальцы выскальзывают из него, омега только и может, что сдавленно и недовольно всхлипнуть да двинуть бёдрами. Стас входит в него медленно и осторожно; у него по вискам катятся капли пота, и омега, вдруг осознавая, как тяжело его возлюбленному сдерживаться, обнимает его за шею, поглаживает по волосам, перебирая короткие светлые пряди. Омега привыкает быстро, двигает бёдрами, побуждая Стаса двигаться, и спустя несколько минут медленных, размеренных толчков альфа изменяет угол проникновения, задевает простату – и омега почти кричит, оставляя ногтями яркие полосы на его спине. Медленные движения сводят с ума. Артёму приходится впиться полупоцелуем-полуукусом в губы альфы, выдохнуть: «Скорее», чтобы тот сорвался на быстрый темп, и… И этот темп – что-то невероятное. У Тёмы голова кругом идёт, он прижимает к себе альфу так крепко, как только может, хрипло вздыхает, стонет, всхлипывает… Ему так хорошо, что это кажется почти невозможным. Стас и сам тяжело дышит, сжимает бёдра омеги так, что у того наверняка останутся синяки, целует до звёздочек перед глазами, и весь он сейчас до чёртиков красивый, такой родной, что сердце рвётся, сбивается с ритма, с ума сходит, делая кульбиты в груди. Тёма не знает, сколько это продолжается – просто после очередного толчка становится мучительно хорошо, мир разлетается на цветные пятна перед глазами, и юноша изливается, пачкая свой живот. Стас выскальзывает из него, кончая через минуту, поднимает совершенно размякшего омегу и тащит в ванную. Артём приходит в себя только тогда, когда лежит уже в кровати, прижимаясь к парню. Стас думает о чём-то своём, хмурится, поглаживая юношу по спине, а тот, сдерживая мурчание, тихо шепчет: – Я… Мне понравилось. – Я люблю тебя, – совершенно неожиданно заявляет Стас, и у Артёма по лицу расползается дурацкая улыбка. Он прижимает ладони к загоревшимся алым щекам, прячет лицо на груди любимого и отвечает хрипло и с таким отчаянным счастьем, будто бы его сердце уже разлетелось на куски: – И я тебя люблю. – Моё прекрасное страшилище, – смеётся Стас, а Артём… А Артём смотрит на его улыбку, слушает его тихий, самый прекрасный на свете смех и понимает, что пропал. Окончательно и бесповоротно.