The truth beneath the rose (Истина под розой)

В иллюминаторах каюты громоздились башни белых облаков, солнечный свет пронзал помещение лучами, словно клинками. Тем не менее, полет на Железной Деве был достаточно комфортным, чему и радовался в душе Уильям, не привыкший терпеть материальные лишения. Его выматывал угрюмый вид Вацлава - тот почти отказался лететь в Иштван, узнав, что сопровождать их обоих будет сестра Кейт. Чего стоило воззвать к рассудку этого принципиального человека! Но тот согласился в конце концов, потому что Крест ему был важнее интриг своих коллег. На "Железной Деве", так на "Железной Деве". Но своему коллеге Вацлав устроил настоящий эмоциональный террор, он не разговаривал с ним, и при любой попытке обменяться хотя бы жестами Вацлав строго хмурился. Уильям нарушил свое обещание, и доверия ему не будет ближайшие два-три дня. Уильям не мог находиться с ним в одной каюте, поэтому вышел в коридор прогуляться и в одиночестве посмотреть на проплывающие под кораблем разноцветные лоскутки поселений. Когда Вордсворт покинул каюту, Вацлав взял в руки Евангелие. Ему нужно было успокоиться. Полистав страницы и так и не найдя там себе утешение, отец Гавел предпринял попытку обдумывать план действий по прибытии в Иштван. К сожалению и это удавалось с трудом, все мысли Безликого крутились вокруг этой альбионской парочки. Профессор клялся, что сестра Скотт ничего не знает, что предложение шло от Катерины и он не осмелился перечить Сфорце, дабы не вызвать ее неудовольствия или, хуже того, подозрения. И богемец сделал вид, что поверил. Действительно глаза у Вордсворта в тот момент так и лучились честностью, настолько, что Вацлав решил, что ему говорят правду. Однако потом его опять обуяли сомнения и подозрения. Да, он понимал, что возможно так лучше. Но с момента, как у него появилось желание найти Богемский Крест во чтобы то ни стало, священник и сам замечал за собой неприятные странности. Некоторые качества характера высветились в очень неприглядном виде. Тот Вацлав, что стремился к совершенству в вере, корил его, намекая, что такими темпами он скорее уходит от Бога, нежели приближается. Но упрямец, жаждущий отыскать святыню, отвечал на это тем, что когда Крест найдется, душа запоет совсем иные псалмы, и тогда уже будет неважно, кого он там обидел подозрением. И эти противоречия в нем особо яро вскипали в присутствии Вордсворта или Кейт Скотт, хотя последнюю он почти и не видел. Но теперь ему даже это казалось почему-то подозрительным. Поэтому практически все время он выглядел редкостным букой, отчего, видимо, из каюты и сбежал Вордсворт. А Уильяму было о чем подумать. Он вспоминал события, которые были так свежи в его памяти, как будто все это произошло только вчера. А прошло уже больше десяти лет. Тайну его имени знали немногие, только Кейт, Авель и Катерина. Это действительно было немного для королевской тайны. Всего три человека, которые ничего не могли с этим поделать в случае чего. Как он будет себя вести, если увидит спасенную королевскую дочь в Иштване? Что он сможет ей сказать? Вордсворт потряс головой, желая выбросить прочь все глупые вопросы. Это был тот случай, когда нужно было смотреть по ситуации, но никак не размышлять над тем, что и случиться не могло, находясь на борту воздушного судна. Уильяму захотелось присесть, и он снова вспомнил о Вацлаве. "Он ведь пришел ко мне сам, я не тащил его за руку. Почти все его условия я выполнил. По крайней мере, Франческо об этом точно не знает. Значит, он должен быть доволен. Да, именно так, доволен!" Уильям вернулся в каюту и тихо уселся на свое место возле иллюминатора, углубившись в чтение газеты с научно-занимательными материалам. Вацлав уже успокоился, как вернулся Вордсворт и, словно ни в чем не бывало, уселся читать газету. Его явно не волновало то, что так заботило отца Гавела. Безликий смотрел на него, и в нем опять нарастало возмущение. Со стороны это сложно было разглядеть. Лицо у богемца было практически каменным, даже мускул не дрогнул. Однако его подмывало высказаться. С одной стороны это было глупо, конечно, но все же альбионца надлежало вразумить. Мягко, но однозначно, чтобы он впредь таких ошибок не допускал.       — Вы, я как посмотрю, довольны нашим путешествием на «Железной Деве», — сказал Вацлав. — Правда, мне интересно, как вы планируете отчитываться перед капитаном данного корабля в дальнейших действиях? У вас заготовлена на случай успешной операции какая-то альтернативная версия реальности? Уильям заметно вздрогнул от звука его голоса и тем самым выдал свое волнение. Ему действительно было небезразлично, как себя чувствует Вацлав. Его улыбка была виноватой.       — Я понимаю, что вы хотели несколько иного, но поверьте, мне было бы труднее отчитываться перед человеком посторонним, нежели перед Кейт. Дело в том, что она мне доверяет во многих вопросах, хоть и не показывает этого. И если я о чем-то умолчу, она не станет докапываться до сути. Вам не о чем беспокоиться, а ваши вопросы меня расстраивают. Вам не кажется, что мы как-то нехорошо начали наш путь? Я бы очень хотел избавиться от недопонимания между нами. «Дружба – это хорошо» - подумал Безликий, — « у Христа тоже были друзья, но только один из этих так называемых друзей его продал за тридцать серебренников!». Он открыл рот, чтобы напомнить Ворсдсворту то, о чем так явно вещало Слово Божие, но тут его сразила одна мысль. А именно, что альбионец заявит, что Вацлав себя с Сыном Божием сравнивать начал! Поэтому отец Гавел ничего не стал говорить, решив, что лучше он понаблюдает, сделает выводы. Еще представится момент прочитать мораль, как пить дать, а сейчас Безликий и сам понял, что он чуть не перегнул палку и мог подарить своему оппоненту козырь в виду укора в мании величия.       — Ладно, Уильям, я не хочу ссориться с Вами, тем более у нас общее дело, — произнес священник, — надеюсь, что это пока единственная черная кошка, пробежавшая между нами. Тон Вацлав выбрал доброжелательный, однако сам себе он бы не поверил, почувствовав скрытые нотки угрозы. Но вряд ли Вордсворт был настолько чувствителен к чужому настроению.       — Я ожидал от вас именно такого ответа, — Уильям заметно повеселел и обрадовался. — Я могу понять ваше негодование, я тоже человек с принципами, но я объяснил вам, что будет лучше для нас обоих. Объясняться с незнакомыми агентами мне было бы тяжелее, да и вам тоже. Не будем же омрачать наше путешествие неприязнью. Надеюсь, вы не сожалеете, что обратились ко мне за помощью?       — Нет смысла сожалеть о чем-либо, — ответил Вацлав, он отдавал себе отчет в том, что больше ему не к кому было обратиться за помощью. И действительно, не к Инквизиторам же идти с рассказом о Богемском Кресте. На секунду он представил, как рассказывает брату Петру о чудодейственном свойстве Креста Святой Руфи. Представил он это довольно живо, так живо, что лицо у него вытянулось. В принципе, «Железная дева» - это то зло, с которым он мог смириться. "Да что же за человек такой!" - мысленно чертыхнулся Уильям, зло засопел и снова взялся за газету. Вацлав говорил так, как будто он был прижат Сциллой и Харибдой к танку инквизиторов под прицелом инквизиторского линкора. Вот уж действительно, тут не было ни малейшего шанса! Вордсворт еще немного понегодовал и успокоился. Все-таки Вацлав был воспитанным спутником, не то что, к примеру, Авель - тот постоянно хотел есть, ковырялся в носу и ушах и вел грустные беседы о том, что у него не получилось в жизни. Конечно, делал он так не каждую миссию, но все попытки научить его пользоваться водой и мылом и есть по расписанию разбивались об его склероз. Конечно, на самого Уильяма смотрели с жалостью, что ему приходится находиться в обществе такого невоспитанного человека, но этого Вордсворт не видел и всерьез считал, что ему приписывали те же самые огрехи, которыми грешил Авель. Авель же в его компании страдал от неумения понять какие-то общеизвестные истины и использовать их. Пока Вацлав и Уильям пытались прийти к взаимопониманию и хотя бы мысленно отпустить грехи друг другу, Кейт вела корабль, размышляя о том, какое она сама примет участие в миссии. Естественно, она не планировала быть лишь наблюдателем. Она уже представила, как совершенно случайно именно она указала мужчинам на крест, который оказался тем самым Крестом! Профессор радостно вскрикивает, а Вацлав смотрит на нее благодарным взглядом, явно раскаиваясь в том, что сопротивлялся лететь на «Железной Деве». Она же скромно пожимает плечами, ей ведь лавры не нужны, она просто любит быть полезной… Тут Кейт включила голограмму. Нужно было сообщить священникам о том, что они уже приближаются к Иштвану. В пути Уильям успел задремать, и ему снился цветной абсурдный сон о разумных растениях, вампирах и космических путешествиях - обо всем том, про что он имел честь прочитать в самой газете. Поэтому любой звук и любое событие в каюте он воспринимал как часть своего сна, поскольку вовсе не мог проснуться, так уютно ему было спать в его кресле.       — Ммм? — он беспокойно зашевелился под газетой, услышав неразборчивый голос Кейт сквозь жестокие реалии своего сна. — Кукуруза, я тебе говорю, опусти пистолет! Иначе я убью тебя лопатой...       — Что? — голограмма услышала про пистолет и про лопату, после чего прямо-таки рявкнула: — Вордсворт, просыпайся, мы уже подлетаем! — тут она повернулась к Вацлаву, который сидел с постным лицом, — отец Гавел, простите, что отвлеклась. Просто была немного обескуражена такой реакцией на свои слова. Безликий посмотрел на Кейт и кивнул. В этот момент он уже думал не об альбионцах, которые ему не так давно досадили, спутав карты. Теперь он думал только о поиске реликвии.       — Ох... — Уильям очнулся наконец от рабства среди растений и виновато посмотрел на друзей. — Простите меня ради бога, надеюсь, я не издавал лишних звуков, пока дремал. Я на самом деле не рассчитывал спать в пути. Он достал один из своих многочисленных платков и вытер лицо.       — Мягкой посадки, Кейт! — он улыбнулся голограмме, вопреки тому, что Кейт выглядела по-боевому. Посадка была делом ответственным. Кейт улыбнулась.       — Да уж, задремал, так задремал, — сказала она. — Болтун – находка для шпиона. Сестра Скотт отключила голограмму. Через некоторое время пассажиры ее корабля ступили на землю Иштвана.