The truth beneath the rose (Истина под розой)

Уильям рассматривал под лупой найденные чётки. До этого он сказал Вацлаву, что отправляется на покой. На самом деле он и правда хотел спать, но находка заняла его мысли без остатка. Машину он оставил на стоянке перед гостиницей, оставив ключи швейцару. Чётки были необычными хотя бы потому, что на них еле заметно были выгравированы странные письмена. Уильям видел такие знаки не впервые, но каббалистические надписи редко где фигурировали. Кто же мог таким образом осквернить чётки? Вордсворт перерисовал в блокнот все символы, но, как оказалось, с каббалистическими знаками эти письмена имели мало общего по своему значению. Они едва поддавались расшифровке.       — Чтобы знать написанное, надо знать молитву. А её у нас нет, — пробормотал он вслух. — Было бы совсем просто. Впрочем, похоже ли, что это действительно шифр? А если я совмещу символы... Он разорвал несколько листков блокнота в клочки и быстро начертал на них срисованные символы. Совмещая их между собой, он понял, что составленные в цепочку фигуры обозначают некое замысловатое переплетение, которое, он между прочим, уже где-то видел... Где же?       — Какая-то схема, похожая на электронную... Словом, эти четки являются частью какого-то механизма. Интересно... Но в этот момент его потревожили, Уильям резким движением смешал клочки бумаги и впихнул их в свою записную книжку. Вацлав не мог успокоиться. Он был взволнован тем, что, возможно, богемская святыня скоро будет в их руках. Отец Гавел предпочел бы обнаружить Крест Святой Руфи самолично, но то, что его нашел альбионец, тоже было неплохо. Видел ли Профессор реликвию собственными глазами? А может, ему что-то наобещали и просто напросто обманули? Хотелось все выяснить. У Безликого уже целый список претензий накопился к Вордсворту. Он был недоволен некоторыми вещами, а вообще надо сказать, что с того момента, как Вацлав рассказал Уильяму о кресте, и был открыт этот список. Отец Гавел не считал себя человеком злопамятным, он просто не любил, когда с ним, по его мнению, поступали неподобающе. Ну, а в этот раз Вордсворт вообще отличился. Ученого спасало только то, что виновато в этом было разгильдяйство, характерное Профессору. Все же богемец был немного уязвлен. У него было ощущение, что его, так сказать, идеолога всей этой операции, оттеснили куда-то на задний план, и не он управляет всей ситуаций, а альбионец. Хотя сказать, что Вордсворт управляет ситуацией, Вацлав тоже не мог. Да, Уильям был умен, но его ум простирался в сфере разных точных наук. Ну не был он коварным политическим игроком и наверняка не мог здраво оценить всю степень важности происходящего. Соперничество? Вряд ли это можно так назвать. Вацлав всегда шел впереди со стягом своей Святой Веры, а Профессор вечно был чуть позади, так как любил ставить все догмы под вопрос. За что Безликий его мысленно осуждал, так как есть вещи, в которых нельзя сомневаться, ведь это аксиомы истины. После подобного потока размышлений Безликий решил, что не стоит затягивать с разговором. Конечно, Уильям сослался на то, что хотел бы отдохнуть, но Вацлав был уверен, что это было сказано лишь для того, чтобы от него отвязались. Для себя он решил, что изменит тактику прямого наезда на оппонента в беседе. И когда он постучался и зашел в комнату Профессора, то поинтересовался вначале его самочувствием, спросил слегка удивленно, почему тот не отдыхает, хоть и собирался. Уильям заморгал при виде Вацлава, как Базилик, пойманный возле щетки в расслабленной позе. Про чётки он забыл, и они лежали на самом виду, на столе. Впрочем, кому какая разница? Это его чётки!       — Ну, я на самом деле очень хотел спать, я устал, да еще плотно пообедал. Дело в том, что меня посетила одна мысль... Обо всем том, что мне довелось сегодня увидеть и услышать. Но я вижу, вы ко мне тоже зашли не просто так. Я вас внимательно слушаю. Присаживайтесь в кресло. Кресло в номере было одно, но довольно удобное. Вацлав сел. Взгляд богемца скользнул по лицу Профессора, и Безликий краем глаза заметил чётки на столе.       — Знаете, Уильям, вы правы, я не просто так зашел, — проговорил он. — Я вообще редко делаю что-то просто так. Однако вы упомянули, что вас посетила мысль о том, что вы сегодня увидели или услышали. Поделитесь ею со своим другом и коллегой? Священник ждал ответа. Сейчас он уже отмел подозрения в том, что Вордсворт мог что-то специально скрыть от него и тем более вести свою игру. Беда в том, что для этого ученого все, кроме науки и его технических игрушек, не столь важно.       — Видите ли... — Уильям начал издалека. — Не секрет, что мы с вами больше чем коллеги. Вы для меня наставник и друг, а я, как вы меня называете, вечный ребенок. И вы мне дороги. То, что я скажу, вам не понравится. Но беда в том, что не сказать я не могу. Я между молотом и наковальней. Уильям понимал, что уверять в чем-то Вацлава все равно, что разговаривать со стенкой. Она не сдвинется. Он машинально в волнении схватил четки и стал перебирать их пальцами, ощупывая каждую грань бусин.       — Я еще не видел крест, но настоятельница Лора Витез знает, где он находится. Даже если это не совсем так, она знает тех, кто имеет доступ к кресту. Завтра я должен с ней встретиться, — он подавил вздох. — Я имел честь познакомиться с настоятелем Ксаверием, и если честно, в моей голове сложилась четкая картина, что ему нужен этот крест. У меня странное подспудное ощущение, что он собрал коллекцию... все, кроме этого креста, но не просто так. Такое сосредоточие необычных вещей намекает на то, что владелец собирает их с какой-то целью. А монахи-вампиры? Видите ли, можно долго рассуждать о схожести природы человека и вампира, но сами посудите - будет ли вампир истово верить в свет так, как человек? Это ведь даже не в его природе, поклоняться свету. Да, его монастырь получил хорошую протекцию от Ватикана, но знаете, что я вам скажу? Что нет ни одного подтверждения о вампирах на территории монастыря. А они есть. Союзник, который нам врет, скорее враг, чем друг. Факт о вампирах, проживающих в монастыре, тщательно скрывают. Зачем? На это есть веские причины, я верю в это. И видите ли, как удачно все складывается - приезжают святые отцы из Ватикана, которым тоже понадобился крест. Так вот, мой дорогой друг, я очень боюсь идти завтра к Лоре. И я боюсь за неё. Вордсворт проникновенно посмотрел в темные глаза Вацлава.       — Я уверен, что Ксаверий не упустит возможности заполучить крест.       — Хм… — Вацлав нахмурился. — Я знаком с Франциском Ксаверием несколько лет, и у меня в голове не укладывается то, что он может собирать коллекцию артефактов для захвата мира. Только для того, чтобы сохранить и спрятать от других, но не более. С чего ты взял, что именно он угрожает Лоре? — отец Гавел и сам не заметил как внезапно перешел в разговоре на «ты». — Получается, что крест у нее? А ты молчал? Безликий и сам удивился тому, что замалчивание Вордсвортом важных и интересных фактов вроде и отметилось в сознании, но не вызвало праведного гнева, словно так и надо было. Он продолжал слушать Профессора, который всячески пытался донести до него, как опасен настоятель монастыря Апостола Фомы. «Да быть того не может» — пронеслось в голове богемца. — «Франциск никогда не продаст людей ради вампиров, и сам он не мафусаил…» Но и эти возражения гасли в душе Безликого словно лампочки, которые кто-то выключал незримой рукой.       — Так что вы намерены делать? — спросил он немного удивленно у альбионца. Такого вопроса Уильям от Вацлава не ожидал. Скорее, тот бы начал объяснять, что Ксаверия он знает лучше, чем себя самого, и хватит об этом. Но Уильям очень обрадовался тому, что его наконец услышали.       — Я думаю, что нам надо оттянуть момент получения креста так, чтобы наши враги потеряли бдительность в ожидании. Я предлагаю такую схему. Завтра и послезавтра, и, возможно, всю последующую неделю мы будем отдыхать. Одним словом, не рваться впереди паровоза, так, чтобы они решили, будто креста здесь и правда нет, либо мы не можем получить к нему доступ по каким-то причинам. Лично я хочу завтра навестить Лору и поработать с ней в монастыре. Я думаю, она не будет против. Как вам такая схема работы? Неожиданно для себя Вацлав Гавел согласился с Вордсвортом. Где-то там, в глубине души, он даже удивился собственному согласию. Почему эти не подкрепленные фактами доводы смогли его убедить? Безликий не мог ответить на это. Ему казалось, что все то, что озвучил альбионец, было его собственными мыслями. Богемец запутался в том, были ли мысли эти до того, как их озвучил Профессор или же они появились после? Священник нахмурился. Наверное, сказывалось напряжение этого дня в целом.       — Я не против, — произнес Безликий. — Делайте, как сочтете нужным. Почему-то у него даже не появилось желания сделать Профессору небольшую выволочку на будущее во избежание всяких тактических ошибок, которыми, по мнению Вацлава, так часто грешил Вордсворт.       — Ну что же, я очень рад, что мы пришли к согласию! — Уильям несказанно обрадовался и одарил Вацлава лучшей из своих улыбок. - Это тот редкий случай, когда торопиться смерти подобно. Особенно мне не нравится, что наш корабль уже заприметили. Боюсь, наш враг слишком хорошо информирован о том, кто мы такие. Это значит, что преимущество на его стороне. И я бы попросил вас, Вацлав, быть осторожнее. Мне кажется, в руках наших противников есть оружие, которое способно подавить работу вашего доспеха. Но оставим в стороне то, что еще существует на уровне гипотез и предположений. Вы ведь хотели мне что-то еще рассказать, не так ли? Вацлав задумался. Вообще-то он приходил не с целью что-либо рассказывать, а узнавать.       — Не припомню такого, — покачал он головой. — Может у вас какой-то вопрос ко мне назрел? Если так спрашивайте, пока я в настроении. «Настроение?» — пронеслось у него в голове. — «С каких это пор…».       — Я очень рад, что у вас отличное настроение! — Уильям и вовсе обрадовался, но ему все происходящее показалось странным Тут Вацлав решил свернуть с этой темы, чтобы профессор не воспользовался его рассеянным ответом.       — С чего вы взяли, что у наших врагов есть оружие, которое способно помешать работе моих доспехов? Чтобы Вацлав соглашался с мнением Профессора и тем более был в настроении - такое бывало, но изредка. Как правило, сначала должно было произойти что-то очень приятное для Верующего, чтобы он был довольный и радостный. Что же могло произойти сейчас? В душе Вордсворта шевельнулись самые отчаянные мысли, но он отбросил их, потому что ему меньше всего хотелось думать о своем друге как о предателе... Очередном предателе.       — Я видел одного из адептов Ордена сегодня. Это тот самый тип, который предложил нас подвезти. Пусть вас не удивляет, что он всего лишь мальчишка. Этот мальчик в очень раннем возрасте уничтожил своих родителей, которые решили поставить над ним жестокий эксперимент и в итоге убили его душу. Они не ведали, что сотворили. Теперь он больше не человек и не ребенок. Он одержим игрой человеческими чувствами, и я бы никому не пожелал оказаться в его руках. Ему подконтрольно все, даже сексуальное влечение. Он прекрасно управляется с техникой, и мальчик опасен еще и тем, что с собой мог привезти немало сюрпризов из прошлого. Подавление сигнала с корабля было настолько мощным, что может способствовать подавлению электросигналов в ваших доспехах. Это скажется на их своевременной работе. К тому же, если здесь высшие адепты Ордена, и они знают о непростой роли "Железной Девы", значит, они могут быть прекрасно осведомлены о других наших возможностях. Поэтому прежде всего я опасаюсь за Кейт и за вас, Вацлав. Ведь в случае опасности им будет проще разделаться со мной, чем с вами, и вас они попытаются убрать с особой жестокостью. По идее, Вацлав должен был взорваться праведным гневом. Естественно, не во внешних проявлениях. Однако он как-то вяло воспринял все, что рассказал ему Профессор. А ведь Вордсворт утаил столько информации! Интересно, с чем это было связано? Ведь он все же рассказал то, что было нужно, пусть и спустя какое-то время. Безликий прокручивал в голове все услышанное, но было ощущение, что он пассивный наблюдатель какого-то документального фильма. Даже возможный риск и опасность не заставили мобилизоваться его «я».       — Вы переживаете за меня? — отец Гавел то ли удивился, то ли констатировал факт. — Я думаю, что напрасно. Однако тут же где-то в подсознании он и сам подумал, что не напрасно, а еще Безликий понял, что обсуждать что-либо он просто не в состоянии.       — Вы знаете, Уильям, я вам благодарен за сообщенную информацию, но мне нужно все это обдумать наедине с собой, — Вацлав встал с кресла. — Если вы не против, я вас покину.       — Хорошего вам отдыха, — сказал ему вслед Уильям и тяжко задумался. Играть с Орденом в прятки при их-то техническом оснащении было безумием. Так мышь может долго не выходить из норы, у которой притаилась кошка, но в итоге когда-нибудь ей придется высунуть свой нос за крошками печенья, и вот тогда... Вордсворт взял снова в руки четки и почувствовал, что они странным образом нагрелись. Он стал ощупывать бусины, и каждая из них была одинаково теплой. Но ведь он сам не мог нагреть холодный камень до такой степени! Каждая руна на бусине подсвечивалась изнутри едва заметным серебристым светом, так что можно было подумать, что это всего лишь игра света и не более того. Уильям даже решил проверить нить на случай, если она является сильным накопителем статика, но нить была обычной, немного растянутой от долгой носки этих четок.       — Нет, этого не может быть! - воскликнул Профессор, когда монах, кубок с вином и согласный на все Вацлав сложились в его голове в единую мозаику. — Этого не может быть! — повторил он чуть тише, чтобы Вацлав его не услышал. Хотелось сделать что-нибудь грандиозное, ведь у него появилась слабая надежда надуть адептов. Тем временем слуги Ордена тихо препирались, как муж с женой, прожившие столь долго, что эти препинания заменяли им ласковые слова и комплименты. Их квартирка была хорошо потрепана временем, но двум техникам - мальчишке, который играл людьми как куклами, и Пигмалиону, который терпеть не мог живых людей и потому создавал своих собственных кукол - этим двоим не нужна была роскошь. Даже находясь в старинном готическом замке Ордена, они не замечали всего его богатства.       — Я не понимаю, что тебе мешает угробить "Железную Деву" и тем самым загнать агентов Ватикана в капкан? — Дитрих сердился, но Мельхиор не обращал на это внимания. Он был единственным в Ордене, кто не боялся Кукловода.       — Моя госпожа - женщина, — он с неохотой отвлекся от чтения газеты и поднял голову. Его глаза не менее сердито сверкнули из-под очков.       — И? — нетерпеливо спросил Дитрих. Мельхиор понял, что его фраза ничего не значит для глупого ребенка, и так же неохотно шевеля губами, объяснил:       — Госпожа Фогельвайде живет на воздушной платформе, которая удерживает её покои в небе. Если я разобью "Железную Деву" как графин с водой, госпожа может задуматься о собственной безопасности. Лучше иногда казаться слабее, чем ты есть. Женщина вроде Ледяной Ведьмы не потерпит возле себя подобного человека.       — А как же тогда Каин, которому она служит? Разве он не достаточно опасен для неё? — фыркнул Кукловод.       — Он Разрушитель, и не скрывает этого.       — Значит, я могу сообщить Исааку о том, что из-за тебя наша операция может провалиться?       — Сообщи, — все так же спокойно отвечал Мельхиор.       — И ты, наверное, догадываешься, что он с тобой сделает? Мельхиор от такой наглости даже забыл про газету.       — Что со мной может сделать человек, которому я не подчиняюсь? Дитрих обрадовался и решил, что имеет право заигрывать с вампиром.       — Ну... Это его дело, но ты ведь знаешь, что он имеет в своем арсенале. В конце концов, я могу толкнуть твой стул, и ты свалишься вот на этот клочок света на полу. Думаю, тебе будет очень неуютно в нем оказаться.       — Дитрих, — Мельхиор снял очки и уставился, как хищник, на своего оппонента, — тебе ли не знать, что при моей реакции и силе твоя жизнь оборвется быстрее, чем я получу ожоги. Не вынуждай меня. Ты еще можешь мне пригодиться. Например, почаще разведывать местность. Я уверен, что "Железная Дева" уже сменила свою стоянку. Ведь если я сообщу госпоже, что ты не выполняешь свои обязанности, тебе придется объясняться с Исааком. Я ведь не могу передвигаться днем, ты же это знаешь, - добавил он более ласково и снова углубился в чтение.