Познавая прекрасное

После скромного ужина, к которому Гермиона едва прикоснулась, они улеглись спать, хотя уснули далеко не сразу, а еще долго лежали в постели и просто молчали. Понятно, что после пережитого за сегодняшний день, она и думать не могла о близости, но все же оказалась тронута тем, что Люциус даже не предпринял попытки, уважая и щадя ее чувства. Гермиона молчала и почти не шевелилась, а Малфой иногда тихонько поглаживал ее по руке, словно хотел безмолвно утешить и хоть как-то поддержать. И это тоже было безумно приятно и трогательно, и хотелось, чтобы эти ласковые и успокаивающие поглаживания не прекращались никогда. Никогда, пока бьется ее сердце. Наконец сознание начало туманиться, и она потихоньку провалилась в сон. Люциус заметил, что дыхание ее стало ровным и глубоким, и понял, что возлюбленная его уснула. Сам он еще долго не спал, по-прежнему крепко прижимая ее к себе и иногда поднимая голову и всматриваясь в уже расслабившееся спокойное лицо. В этот момент губы его беззвучно шевелились от ругательств, которыми он смачно награждал и Рона, и ее коллег, и весь остальной мир. Но потом и сам Люциус закрыл глаза и вскоре тоже заснул. _____________________________________________________________________ Пробудившись утром, Гермиона сразу же поняла, что Малфой еще спит. Крепко спит, даже во сне неосознанно прижимая ее к себе. И это казалось прекрасным… Не только прекрасным, но еще и успокаивающим и… даже чуточку забавным и приятным одновременно. Она долго лежала неподвижно, боясь потревожить его, и в то же время откровенно наслаждалась странным чувством облегчения, охватившим сейчас все ее существо. Потом глубоко вдохнула, наполнив легкие свежим утренним воздухом, и поняла, что именно сегодня готова по-настоящему радоваться жизни. Несмотря на страшную и мучительную боль, которую накануне она причинила Рону и испытала сама, несмотря даже на то, что эта боль останется где-то глубоко внутри очень и очень надолго, прошедшая ночь смогла притушить пламя агонии, исподволь и жадно пожиравшей ее вчера. И сейчас, в тусклом полумраке рассвета, Гермиона как никогда ясно понимала, что на самом деле вчерашний день помог сбросить с плеч самый тяжкий груз, возложенный на них за всю ее жизнь. Рон наконец-то обо всем знал. И Драко знал. И ее министерское руководство тоже… И всем им, хотят они этого или не хотят, придется смириться с фактом их с Люциусом отношений. Кому-то раньше, кому-то позже. Но еще… И это казалось ей сейчас самым главным: Люциус… Люциус Малфой, теплый и живой, с мерно поднимающейся и опускающейся во сне грудью, лежал рядом… и крепко прижимал ее к себе! Щекочущие и будоражащие пузырьки самой настоящей эйфории чуть заметно лопались этим утром в крови Гермионы, и она не удержалась от короткого счастливого смешка. Будто в ответ на это, Малфой глубоко вздохнул и слегка пошевелился, заставив тут же прижать ладошку ко рту (ей совсем не хотелось будить его). Скоро дыхание Люциуса снова стало спокойным и размеренным, только вот рука его неосознанно прижала ее к себе чуть крепче, чем раньше. И этим Гермиона тоже откровенно упивалась. Глянув на окно, она поняла, что проснулась очень рано, но все равно чувствовала себя отдохнувшей и выспавшейся как никогда. Гермиона повернулась на бок и какое-то время просто лежала, глядя на Люциуса, внимательно всматриваясь в черты его лица, которое было таким красивым и спокойным в эти минуты, когда он спал. Природа одарила этого мужчину удивительно длинными ресницами, обрамлявшими темным веером его глаза. Резкими, скульптурно очерченными скулами, крупным благородным носом. А его губы… эти губы, казавшиеся ей погибелью, не тонкие, но и не слишком пухлые для мужчины, были по-настоящему прекрасны. Заметив несколько светлых прядей, упавших на лицо, Гермиона подавила в себе желание убрать их, по-прежнему опасаясь разбудить спящего. Она подвинулась чуть ближе и глубоко вздохнула. «Боже… его запах, — не сдержав улыбки, волшебница вспомнила свою прежнюю реакцию на этот великолепный чувственный аромат, уже тогда будивший в ней неясные, но мучительные и почти убийственные по своей силе желания. — Теперь я просто не смогу жить без него…» Когда в комнате стало светлее, она поняла, что Люциус уже проснулся, хотя и не до конца. Сейчас он скорее сладко дремал, наслаждаясь безмятежностью этого утра точно так же, как и она сама. Не удержавшись, Гермиона осторожно приподняла с себя тяжелую мужскую руку, высвобождаясь из-под нее, и начала ласково покрывать его поцелуями. Перевернувшись и нависнув над дремлющим Люциусом, она медленно и нежно прокладывала дорожку из поцелуев по всему телу, по-прежнему стараясь не разбудить его. Поцеловав плечи, Гермиона спустилась к груди, пробежалась по ней легкими прикосновениями и скользнула губами к животу, потом еще ниже, сознательно обходя при этом пах. Наконец коснулась поцелуями его правой ноги, про себя восхищенно упиваясь тем, каким молодым и сильным выглядит это красивое мужское тело. Конечно, будучи волшебником, Люциус старел гораздо медленней своих ровесников-маглов, но все же ей было ужасно приятно, что выглядит он лет на десять моложе своего возраста. Нет, конечно же, разница в возрасте никогда не была для нее проблемой, но осознание, что они великолепно подходят друг другу не только интеллектуально, но и физически, казалось ей замечательным. Она продолжала неспешно опускаться все ниже и ниже, пока не достигла ступней. «Надо же! У него даже пальцы на ногах такие красивые…» — отметив это с довольной улыбкой, Гермиона переместилась и принялась целовать левую ногу, только теперь уже поднимаясь вверх. А когда коснулась губами бедра, то удивленно задохнулась, увидев, что на этот раз Люциус встречает ее если и не проснувшимся, то уж точно возбужденным. Гермиона тихонько подняла взгляд на лицо: глаза его по-прежнему были закрыты, но голова слегка качнулась на подушке. Он еще дремал, но уже начал просыпаться. Заставив себя проигнорировать великолепную эрекцию, она продолжила нежно целовать живот, а когда добралась до груди и языком пробежалась по соску, услышала, как Малфой резко втянул в себя воздух, слегка выгибаясь на кровати. Беззвучно рассмеявшись на это, Гермиона почувствовала, как собственное возбуждение тоже дает о себе знать: она уже давно ощущала, что стала влажной. Перебросив одну ногу через все еще неподвижное мужское тело, волшебница удобно расположилась на нем и принялась осторожно скользить по напряженному члену. Ощущения казались ей божественными, и Гермиона не сдержалась, тихонько застонав в тишину предрассветной спальни. Но скоро и этого стало казаться мало. Жажда полноценного слияния с каждым мгновением становилась все более и более нестерпимой. И Гермиона, приподнявшись и помогая себе рукой, опустилась, наконец, на него. Мучительно медленно, наслаждаясь каждой секундой этого первого, сладкого, хотя и слегка болезненного проникновения. Чувствуя, как стенки влагалища постепенно растягиваются, приспосабливаясь к величине возбужденного члена, как изначальная боль постепенно сменяется привычным вожделением, она запрокинула голову назад и снова застонала. На этот раз громко. Не сдерживаясь. А потом посмотрела вниз и увидела, что Люциус окончательно проснулся и открыл глаза. Заметив, как его губы расплываются в довольной и счастливой улыбке, Гермиона чуть приподнялась, почти соскальзывая с члена, и снова неспешно опустилась, при этом сладко и развратно промурлыкав: — Доброе утро, мистер Малфой. Как же славно, что вы наконец-то решили присоединиться ко мне. В ответ Люциус лишь глухо рыкнул и, потянувшись, крепко схватил ее за бедра. Наклонившись вперед и упершись ладошками ему в грудь, еще какое-то время Гермионе удавалось выдерживать мучительно медленный темп, принятый ею с самого начала. Она поднималась и опускалась, иногда еле заметно кружа бедрами, будто исполняла на обожаемой мужской плоти какой-то древний языческий танец. Но уже скоро желание разрядки стало мучительным, и, невольно впившись ногтями в гладкую безволосую кожу, Гермиона начала двигаться быстрее и быстрее. Чуть слышно зашипев от боли и толкаясь ей навстречу, Люциус прикрыл от удовольствия глаза и невнятно прохрипел: — Да-а… Это был последний шажок к чувственной пропасти, в которую уже начала проваливаться Гермиона. Запрокинув голову, она ускорилась еще больше и уже почти прокричала: — О боже, Люциус, да… Да! — тут же ощущая, как одной рукой он крепко защемил между пальцами сосок, а другой начал размеренно ласкать клитор. Дергаясь в сладких конвульсиях, она будто таяла, растворяясь в этих волшебных ощущениях. Лишь отмечала краем сознания, что и сам Люциус уже бесконтрольно и хаотично двигается ей навстречу, пытаясь проникнуть как можно глубже. Еще несколько толчков, и в комнате раздался ее последний выкрик, словно отвечая на который, Малфой выгнулся, запрокидывая на подушке голову, и громко застонал. Прошла целая вечность, когда тяжело дышащая Гермиона смогла, в конце концов, сфокусировать взгляд, чему сама оказалась бесконечно удивлена. А увидев, что на лице Люциуса застыло выражения какого-то необъяснимого счастья, она почти рухнула на него, сразу же потянувшись к губам поцелуем. Какое-то время они вкусно целовались, почти не отрывая друг от друга губ, а потом Малфой вдруг крепко сжал ее талию и резко перевернул на спину, подминая под себя. Застигнутая врасплох, Гермиона поначалу громко завизжала в притворном негодовании, но тут же рассмеялась, уже в который раз этим утром охваченная ощущением безмятежной радости. Люциус наклонился к ее рту, и уже в следующий миг их языки неспешно ласкали друг друга в кружащем голову танце. Потом они еще долго лежали и продолжали целоваться, пока не нахлынула новая волна вожделения, заставляя обоих погрузиться в горячечный бред. Заставляя теперь уже неспешно, будто подразнивающе, двигаться их тела навстречу друг другу. И они двигались. И Гермиона стонала и извивалась, выгибаясь навстречу его толчкам, каждый из которых так сладко задевал клитор, что уже скоро оба снова провалились в привычную бездну, охваченные блаженством. Так и не прерывая поцелуя… «Я… не могу представить свою жизнь без него… Теперь я не смогу жить без него…» — растерянно мелькнуло в голове, когда Гермиона немного пришла в себя после пережитых почти один за другим двух таких ярких и сильных оргазмов. На что почти сразу же услышала слегка насмешливый голос Малфоя, растягивающий слова: — Странно, что ты до сих пор лежишь подо мной и не дергаешься, как это обычно у нас происходит, страдальчески причитая, что вот-вот опоздаешь на свою драгоценную работу… Что с тобой сегодня? Неужели мне теперь можно смело плевать на твои потенциальные опоздания? В ответ на это Гермиона быстро подняла голову и довольно болезненно куснула его за мочку уха, которая была первым, что подвернулось. Люциус негромко ойкнул, но тут же нашелся и опустился к ее соску, с силой втягивая его в рот и даже чуть прикусывая. Заставляя ее резко вздохнуть, подумав, что их физическое притяжение друг к другу граничило бы с безумием, если бы оба не были на редкость приземленными и здравомыслящими людьми. Довольная, она заставила себя расслабиться и просто наслаждаться лаской, но, когда ощутила, что еще немного и Люциус будет готов к третьему раунду, открыла глаза и чуть приподнялась на подушке. — Прости… На этот раз я действительно должна встать. Оторвавшись от груди, он надменно глянул на нее сверху вниз и снова протянул: — Боюсь, вы опоздали, мисс Грейнджер. Поскольку я намереваюсь добиться цели еще раз. Громко рассмеявшись в ответ на эту наглую самоуверенность, Гермиона шутливо, но достаточно сильно шлепнула его по руке. — Ты просто невозможен! И боюсь, что этого уже не исправить. Люциус, вообще-то ты должен облегчать мне жизнь, а не усложнять! — Да неужели? И с какой же это стати? — Потому что у тебя врожденное чувство долга и ответственности перед теми, кто тебе дорог. Оно есть, пусть и несмотря на твое бурное красочное прошлое. И я знаю это. Потому что оно было очевидно всегда, и не могло не вызывать уважения и восхищения, даже с учетом категорического несогласия с твоими общими жизненными принципами. И может быть… именно оно стало одной из главных причин, почему меня так влекло к тебе… — хотя Гермиона и улыбалась, но в конце ее тон стал уже полностью серьезным. На что Малфой самодовольно улыбнулся и произнес с долей определенного лукавства: — Дорогая, по-моему, за это ты и вправду заслуживаешь еще одного оргазма. Гермиона снова засмеялась. — Может быть, но потом я должна буду отплатить тебе тем же и тогда точно опоздаю. А это создаст проблемы, потому что не попаду на совещание… О, черт, Люциус! Его язык тем временем уже кружил по клитору. Пока она разглагольствовала, Малфой стремительно спустился вниз, сразу же принявшись ласкать набухшую плоть, уже и так достаточно побалованную этим утром. И хотя Гермионе не верилось, что сейчас она готова к большему, он не останавливался, а наоборот: уже скоро аккуратно проник пальцами в анус и влагалище, лаская теперь и их. И это снова породило острое и болезненное желание, ничего больше не позволяя ощущать в потемневшем вдруг вокруг мире, кроме прикосновений, уже в который раз подводящих ее к блаженству. Не в силах сдержаться, с губ Гермионы слетел полустон-полукрик: — О-о-о… Ты… просто великолепен. Это чудесно. Чудесно, Люциус! В ожидании разрядки все тело напряглось так, что Гермионе казалось, будто ее парализовало. Но уже скоро роскошной чувственной дрожью на нее обрушился третий за сегодняшнее утро оргазм. И вскрикнув в последний раз, она могла лишь тяжело хватать ртом воздух, на какое-то время словно потерявшись, словно растворившись в испытанном только что наслаждении на мельчайшие частички. Еще какое-то время Люциус продолжал касаться ее, вот только теперь уже мягкими, успокаивающими поглаживаниями, и немного пришедшая в себя Гермиона улыбнулась и благодарно опустила ладонь на его затылок, путаясь пальцами в волосах. Но потом он вдруг резко поднялся, перевернул ее на живот, звонко шлепнув по хорошенькой ягодице, и повелительно приказал: — Вот теперь точно подъем! Вставай, а то Снипуорт начнет искать тебя по всем кабинетам. Ты же не хочешь подмочить свою репутацию еще сильнее? Давай же! Обернувшись, Гермиона притворно зарычала, а затем вдруг вспомнила об Ормусе и их вчерашнем разговоре. — Черт! Я забыла тебе рассказать… Вчера Ормус признался… гм… что испытывает ко мне какие-то чувства. Малфой приподнял бровь. — Милая, только не говори, что ты удивлена. По-моему, всему Министерству магии уже давно понятно, что этот мальчишка неровно дышит к тебе. Да и не скрывает этого особо. Прости, но я не могу его винить за это, — он наклонился и поцеловал ее грудь, еще раз легко захватывая сосок ртом. Гермиона засмеялась и оттолкнула его. — Но… неужели его отношение так очевидно? Я имею в виду, что… я подозревала, конечно, с недавних пор, но никогда по-настоящему не думала… — ее голос затих, но потом она закончила: — И ты не против, что мы с ним работаем так… тесно и постоянно контактируем? — А почему я должен быть против этого? Тем более что… хочешь ты меня, а не его. И… принадлежишь мне! — ухмылка Люциуса выглядела сейчас настолько самодовольной и высокомерной, что Гермиона не сдержалась и хлопнула его по груди, нарочно задевая сосок ногтем. Малфой сердито зашипел и перехватил ее руку. Решительно поднявшись, она уселась на кровати и легкомысленно ответила, даже не подумав поначалу: — Да, тебе… А ты — принадлежишь мне. Нравится тебе это или нет! — начав фразу на редкость беззаботным тоном, к ее окончанию Гермиона вдруг смутилась, почти ощущая физически, как слова ее повисли между ними в воздухе, и замерла, испуганно ожидая его реакции. А настороженно взглянув на Люциуса, увидела, что на лице его блуждает абсолютно непонятная и даже какая-то загадочная улыбка. — И?.. — на этот раз ее вопрос прозвучал совершенно серьезно. Малфой перевел на нее несколько недоуменный взгляд. — Эм-м… А что «и»? — Тебе это нравится или нет?.. Люциус слегка отвернулся и глубоко вздохнул, отчего Гермиону вдруг внезапно пронзило ощущение жуткого страха. «Что… если ему нечего ответить мне? И теперь он лежит и придумывает, что бы сказать и не обидеть меня… Или увильнуть от прямого ответа…» Сердце уже бешено колотилось, словно готово было вот-вот выпрыгнуть из груди. И когда Гермиона подумала, что в следующий миг не выдержит и разрыдается, Малфой приподнялся на локте и слегка тронул ее за подбородок, разворачивая к себе лицом. — Мне не просто нравится это… Все, что происходит между нами, нравится мне так сильно, что сейчас я даже не представляю, как существовал когда-то без тебя… И Гермиона разрыдалась, вот только теперь уже по совсем другой причине. Смущенная донельзя, она пыталась остановиться, но получалось у нее из рук вон плохо. Поэтому, выскользнув из постели, быстро прошла в ванную, не желая пугать его своей внезапной и необъяснимой истерикой. Быстро приняв душ, она вернулась в комнату и молча оделась, краем глаза замечая, что Люциус неотрывно следит за ней взглядом. А когда уже оказалась готова уйти, он поднялся с постели. — Ты будешь завтракать? Я спущусь с тобой. — О, нет. Только перехвачу на кухне тост. Мне действительно пора. Придя в себя, Гермиона уже была готова окунуться в привычные обязанности. На секунду ее кольнуло чувство стыда по отношению к Рону. Но лишь на секунду. Осознание любви к Люциусу Малфою и того, что никто и ничто не в силах изменить этого, придало сил. Приблизившись к нему, она поднялась на носочки и нежно коснулась губами щеки. — Я должна идти. Увидимся вечером. Чем ты планировал заняться сегодня? — С утра — увидеться с управляющим имением, а днем у меня назначена встреча с одним из партнеров по бизнесу. С партнером по бизнесу? На самом деле Гермиона была очень рада, что он чем-то занят и даже, похоже, увлечен, но вдруг поймала себя на мысли, что ничего не знает о том, чем занимается Люциус. Какие ведет дела. С кем общается. И поняла, что это ей тоже очень и очень интересно. Чмокнув его в щеку еще раз, она спустилась вниз и уже совсем скоро собралась уходить. Однако не успела подойти к входной двери, как Малфой появился на лестнице, уже полностью одетый, и даже в мантии. Гермиона замерла на пороге, не смея приблизиться и справедливо опасаясь, что в этом случае их прощание опять затянется надолго. — Ладно… Мне пора. До встречи! — она собралась с духом и, подойдя ближе, легонько поцеловала его в губы и уже хотела отстраниться, как оказалась крепко схвачена в кольцо мужских рук и прижата к его телу. С легкой надменностью Люциус взглянул на нее сверху вниз. — Не задерживайся сегодня с делами. Я заберу тебя после работы. Сердце радостно подпрыгнуло от этой его властности: спокойной, будто разумеющейся само собой. Гермиона широко улыбнулась: — Зачем? Люциус слегка поджал губы и задумался, словно сомневаясь, отвечать ей или нет. — Сначала поужинаем, а потом направимся в театр. — Да ну? Неужели в магловский? — не удержалась от иронии Гермиона, но, увидев с сарказмом приподнятую бровь, тут же осеклась. — Прости! Ты же знаешь, что на самом деле я очень радуюсь, когда ты… Слегка пристыженная, она не договорила и облегченно выдохнула, увидев у него на губах довольную улыбку. Отстранившись, волшебница уже подошла к двери, но не смогла удержаться от вопроса: — А что за спектакль будем смотреть? — Пьесу Шекспира, — идущий следом Малфой потянулся и открыл входную дверь. — Какую именно? — она уже вышла на крыльцо и слегка обернулась в ожидании ответа. Люциус наклонился, чтобы еще раз коснуться ее губ коротким поцелуем, потом многозначительно ухмыльнулся и снова взглянул на нее сверху вниз. — «Укрощение строптивой». Очень актуально для нас, не находишь? Гермиона приоткрыла рот в притворном возмущении. Увидев это, Малфой улыбнулся, высокомерно протянул: — Итак, до вечера, — и закрыл за нею дверь.