Познавая прекрасное

Они спокойно шагали по улице, и Гермиона изо всех сил старалась избавиться от гнетущего чувства незащищенности, довлевшего над нею, к счастью, уже скоро снова ощутив себя рядом с Малфоем очень и очень спокойно. А так как больше никто и ничто не нарушало их с Люциусом уединения, она почувствовала самое настоящее облегчение. Перед спектаклем они наскоро перекусили в небольшом, но очень уютном ресторанчике, где Гермиона уже в который раз обратила внимание, насколько непринужденно держится Малфой, когда рядом нет громкой и навязчивой толпы маглов. Направившись к театру, они по-прежнему молчали, но в какой-то момент Гермиона прислонилась головой к его плечу и украдкой поцеловала ткань пиджака. И не увидела, как по губам Люциуса скользнула ласковая улыбка. Добравшись до театра, расположенного в старинном викторианском особнячке, они купили программку и заняли свои места. В предвкушении любимой пьесы Гермиона не могла сдержать волнения, пузырящегося в крови, словно глоток шампанского. Она наклонилась вперед, начала что-то оживленно рассказывать Люциусу об актрисе, играющей главную роль, и тихонько радовалась, видя его искреннюю заинтересованность. Уже скоро спектакль начался и оказался по-настоящему великолепным — остроумный и захватывающий, он поглотил внимание обоих. Во время антракта Люциус снова позволил ей без умолку болтать о пьесе и слушал с явным интересом, изредка вставляя что-то. Когда же спектакль окончился, Гермиона взволнованно зааплодировала и повернулась к нему с сияющими глазами. Слегка улыбнувшись, Малфой тихо спросил: — Тебе понравилось? — Очень… А ты что скажешь? — Гермиона наклонилась и поцеловала его. Выйдя из театра, они снова зашагали по вечерним лондонским улицам. — Да я, честно сказать, несколько удивлен, что ты восхищаешься пьесой, в которой мужчина так явно доминирует, я б даже сказал, господствует над женщиной. — А ты, значит, именно так видишь этот сюжет, да? Люциус не ответил, ожидая, когда она проглотит приманку. И Гермиона действительно продолжила: — Мне кажется, что заключительный монолог Катарины полон иронии. Она развлекается сама и развлекает мужа. Льстит его эго, зная, что когда они останутся вдвоем, ситуация тут же изменится. Такая женщина никогда не подчинится полностью, Люциус. Да и сомневаюсь, что Петруччо нужна от нее полная покорность, ему самому нравятся их пикировки, я уверена в этом. — Милая, может, оно так и есть, но эту точку зрения легко принять в наши дни. Не думаю, что шекспировская аудитория видела этот сюжет подобным образом. — Ну, может быть. Шекспир тем и прекрасен, что актуален во все времена. — По крайней мере, теперь я знаю, что мне делать с тобой, когда ты… — Когда я что? — «Коварна, раздражительна, угрюма и кисла, и не послушна доброй моей воле», — Малфой озорно приподнял бровь. Гермиона засмеялась, услышав, как точно он процитировал пьесу и, повернувшись, легонько шлепнула его по груди. — Эй! Когда это я была такой? Люциус усмехнулся. — Было дело, помню один-два момента… Она прижалась к нему вплотную. — Ах, так… Тогда ты должен помнить, что они сделали сразу после этого монолога. Направились в постель! Вот оно — решение всех проблем! — ее ладошка скользнула вниз по животу Малфоя и нежно обхватила его между ног. Люциус резко вздохнул, и Гермиона сразу же почувствовала, как член его дернулся от этого прикосновения. Теперь настал ее черед цитировать: — «Нет в гневе пользы нам. К ногам мужей склонитесь, жены! Я ж пред своим готова исполнить долг, лишь он промолвит слово». Гермиона дразняще улыбнулась, чего Люциус не выдержал и, качнув головой, ухмыльнулся ей в ответ. — Гм-м… Не уверен, что она имела в виду именно этот долг. — О, а я как раз думаю, что именно это Катарина и имела в виду. — «К ногам мужей склонитесь, жены!» Что-то мне подсказывает, что твоя рука склонилась отнюдь не к моим ногам. — Ну так, а ты… и не мой муж… — она повернулась и направилась дальше, осознавая, что сегодня они впервые коснулись этой щекотливой темы. Оба продолжили путь молча, однако, в молчании их не чувствовалось ни капли неловкости, казалось, они просто обдумывают сказанное. И Гермиона осмелилась спросить себя: а готова ли она на самом деле выйти за него замуж? Хочет ли провести всю свою жизнь с ним? Хочет ли оказаться связанной с Люциусом навсегда? Ответ пришел на ум почти сразу, и это было: «Да». Да! Несмотря на разницу в возрасте, невероятную историю их знакомства, несмотря на его прошлое, непростой характер и прочие трудности, Люциус Малфой был единственным мужчиной, с которым она хотела бы прожить жизнь. «Но… что думает об этом он? Может ли представить меня своей женой? Хочет ли?» — с тяжелым сердцем Гермиона осознала, что не имеет об этом ни малейшего понятия. Да, он не скрывает своей жажды и плотского желания, своей преданности ей, но… он, казалось, живет исключительно настоящим. Нет, конечно же, Люциус проделал долгий путь и уже преодолел в себе очень многое. Но ведь он так ни разу и не сказал, что любит ее. И скажет ли когда-нибудь? Сможет ли полюбить ее? Гермиону снова охватила мучительная тревога, и она почувствовала облегчение лишь, когда ощутила, как большая и теплая рука Малфоя обвивает ее пальцы своими. Они продолжали неспешно брести по городу, но неприятный червячок сомнения по-прежнему копошился у нее в голове, пока, в конце концов, не свернули в тихий переулок и не аппарировали в Малфой-мэнор. Сегодняшнюю аппарацию Гермиона перенесла хуже чем обычно и, оказавшись в доме, невольно опустилась на подкосившихся ногах прямо в холле. На какую-то секунду ей даже показалось, что она вот-вот потеряет сознание. Люциус присел рядом на колени и поддержал ее за спину. — С тобой все в порядке? Гермиона медленно кивнула, прикосновение его рук и впрямь придало ей сил. Затем глубоко вздохнула, чувствуя, как головокружение постепенно проходит, и, улыбнувшись, посмотрела на Люциуса. — Может, нам пора приобрести автомобиль? Малфой вскинул брови в явном неодобрении. — Дорогая, я, конечно, сильно изменился в последнее время, но боюсь, что настолько далеко все же зайти не смогу. — Да я и сама сомневаюсь в этом… — ухмыльнулась Гермиона. Он помог ей подняться и, поддерживая, провел в гостиную. — Присядь, тебе нужно выпить чего-нибудь. Не будучи в этом уверенной, Гермиона присела. Она была счастлива, что может сидеть здесь с ним, и не желала заканчивать этот чудесный вечер. Просто устроилась на диване и тихонько наблюдала, как Люциус наливает себе виски, причем, не огневиски, а старый односолодовый Гленливет. — Тебе тоже его? Или чего-то другого? — спросил он Гермиону от бара. Она улыбнулась. — Другого. Попробуй удивить меня чем-нибудь. Малфой бросил на нее взгляд, в котором явно читалось: о, девочка моя, это я могу сделать легко. А потом потянулся за графином с какой-то янтарной жидкостью и плеснул в бокал именно оттуда. Он медленно приблизился и подал его Гермионе, наблюдая за ее реакцией. Та понюхала принесенное, сразу ощутив, как глубокий медовый аромат изгоняет прочь усталость и даже тревогу. Она с удовольствием вдохнула еще раз, а потом поднесла стакан к губам и сделала глоток. Насыщенный, глубокий, сладкий вкус спелых яблок, корицы и меда заполнил рот вместе с чем-то еще, чего разобрать не получилось. Предложенный Люциусом напиток оказался не просто вкусен, а невероятен в своем великолепии. И Гермиона почти сразу почувствовала, как успокаивается от неожиданно охватившей ее безмятежности. Она невольно вздохнула и прикрыла глаза от наслаждения. — Что это? — Этот рецепт известен только моей семье. Гермиона слегка насторожилась. Бесконечно доверяя Люциусу, она все же с трудом могла доверять череде его предков. Он присел рядом. — Один из Малфоев был великолепным виноделом и зельеваром. Он объединил свои познания сразу в двух областях, чтобы придумать этот напиток. И назвал его «Чарующий свет». И Гермиона не могла не согласиться, что это название и в самом деле удивительно подходит чудесной жидкости. Она прямо чувствовала, как кровь побежала по жилам быстрее, порождая в теле восхитительное ощущение радости. — Как здорово у него получилось… Это какой-то удивительный напиток, — мечтательно произнесла она. — Соглашусь. Он и вправду удивительный. — Я чувствую себя сейчас… очень… — протянула Гермиона, уже прилегшая к нему на колени, — и очень счастливой… — Вот и славно, — Малфой положил руку ей на бедро и начал медленно, ласково проводить по нему ладонью вверх и вниз. — Люциус... — Да? — Ты счастлив со мной? Поначалу между ними повисла пауза, но потом он ответил: — Да. — Счастливей, чем был раньше? Малфой глубоко вдохнул и снова отозвался: — Да. — Тебя это удивляет? — Нет. — И не пугает? Его рука на мгновение замерла. — Нет, — он снова ласково провел по бедру. Глаза Гермионы начали закрываться, а дыхание замедлилось. — Просто… ты заставляешь меня чувствовать себя такой счастливой… Какой я никогда раньше не была. И я хочу… — она зевнула, — хочу прожить с тобой всю свою жизнь. Уже проваливаясь в сон, Гермиона тихо закончила: — А ты хочешь… прожить со мной оставшуюся жизнь? Совсем скоро она уснула. Малфой же долго не отводил от нее глаз, и во взгляде его светилась неприкрытая нежность к этому уязвимому, умному, сильному и прекрасному существу, так доверчиво прикорнувшему у него на коленях. А потом проговорил в тишину комнаты: — Очень хочу… Еще целый час она так и спала, пока Люциус не закончил пить свой виски. Огонь в камине начал гаснуть, и старинные часы пробили час ночи. Снова посмотрев на спящую Гермиону, он поднял ее на руки и понес наверх. В спальню. ______________________________________________________________________ Проснулась она от громко щебечущих за окном птиц и почти сразу же подумала, что в воздухе уже чувствуется приближение осени. Глубоко вдохнув витавшие в спальне ароматы, Гермиона почувствовала себя на удивление спокойно и безмятежно. Она обернулась в ту сторону, где обычно спал Люциус, и, не найдя его там, слегка нахмурилась от разочарования. А взглянув на часы, поняла, что уже достаточно поздно. На какой-то миг ее кольнула паническая мысль об опоздании, но, вспомнив, что сегодня можно чуточку задержаться, обрадовалась и снова откинулась на подушку. Настроение было чудесным. Восстановив в памяти вчерашний разговор, случившийся перед тем, как ей уснуть, она поняла, что получила от Люциуса ответы практически на все вопросы, не дающие покоя. И эти ответы… доставили ей радость. Гермионе казалось, что мягкое тепло вчерашнего напитка до сих бежит по ее жилам, заставляя чувствовать себя красивой, полной сил и… счастливой. Она мечтательно улыбнулась и, проведя рукой по пышным шелкам и бархату постели, поднялась с кровати. Наскоро приняв душ, Гермиона оделась, подошла к окну и распахнула его настежь, с удовольствием вдыхая полной грудью богатый аромат росистой травы, пьянивший ее почти так же, как вчера вечером пьянил «Чарующий свет». И невольно засмеялась от радости. Поймав себя на мысли, что ей ужасно хочется скорее увидеться с Люциусом, она быстро скользнула в легкие туфельки и направилась вниз. А когда добралась до нижней площадки лестницы, услышала в прихожей какой-то шум, и сердце ее радостно подпрыгнуло от предвкушения. «Боже, как же я хочу увидеть его скорей…» Она побежала вниз по лестнице и повернула за угол, чтобы тут же остановиться, словно вкопанной, натолкнувшись взглядом на стройную подтянутую фигуру, стоящую возле входной двери. Это была… Нарцисса Малфой. Услышав шум, бывшая миссис Малфой обернулась и посмотрела на Гермиону застывшими на мгновение глазами, однако особо удивленной или шокированной она при этом не выглядела. Какое-то время обе молчали, не отводя взглядов, и Гермиона понимала, что с каждой секундой ее охватывает какой-то необъяснимый ужас. Но затем Нарцисса медленно отвернулась и громко прокричала куда-то в глубину дома: — Тибби! — не получив ответа, она фыркнула и громко выразила неодобрение: — Где эта проклятая домовиха? Вечно ее нет, когда нужна… Снедаемая жутким любопытством, Гермиона спустилась по лестнице, не имея никакого понятия, что вообще эта женщина делает здесь, и как они будут вести себя друг с другом. Нарцисса же снова нетерпеливо прокричала в тишину холла: — Тибби! Где твой хозяин? — а затем, не дождавшись ответа, повернулась к Гермионе и коротко взглянула на нее. — Может быть, вы сможете сказать, где сейчас мой муж? Фраза кольнула Гермиону и, несмотря на то, что он больше не был мужем Нарциссы, которую вообще следовало бы спросить, как именно она оказалась здесь, смогла лишь негромко пробормотать: — Я… и сама не знаю. Нарцисса недовольно сморщила нос и прошла мимо нее в столовую. Гермионе же ничего не оставалось, как, словно привязанной, шагнуть следом. Подойдя к комоду, Нарцисса вытащила из верхнего ящика сигарету, которую тут же и прикурила при помощи собственной палочки. Она глубоко вдохнула, и комнату сразу же наполнили клубы дыма. Гермиона сомневалась, что бывшая миссис Малфой сделала бы это, если б Люциус находился рядом, но сам факт, что ей известно в этой комнате все, порождал ощущение мучительной и противной тошноты. Тем временем Нарцисса подошла к обеденному столу и пробежалась по нему тонкими пальцами. — Хм-м… Не похож на наш последний, тот смотрелся намного лучше. Жаль лишь, что напоминал о многих мерзостях… — ее голос вдруг наполнился горечью и затих. — Плохо, что Люциус никогда не мог ценить вещи… И всегда расставался с ними, не утруждая себя сожалениями. Ее голос звучал холодно и абсолютно без выражения. Она бросила взгляд на вазу с цветами, стоящую на столе. — Интересное решение, — повернулась к Гермионе. — Ваше? Та кивнула. Нарцисса еще раз затянулась сигаретой и безжалостно выдохнула дым прямо на цветы. — Смотрится неплохо, но не идеально. Вам не кажется? И это словно вывело Гермиону из ступора. — Что вы здесь делаете? — Пришла, чтобы увидеть собственного мужа, знаете ли, — Нарцисса усмехнулась. — И обговорить с ним… кое-что. — Что обговорить? И, насколько мне известно, он больше вам не муж. Нарцисса повернулась в ее сторону снова. — Я не собираюсь обсуждать с вами свои личные дела. И уж тем более свой брак с Люциусом Малфоем. Брак, который значил гораздо больше, чем развод, полученный чуть ли не по законам глупых маглов. Мало что может аннулировать чистокровный союз, скрепленной кровью. Возможно, номинально все и закончилось, но мы с Люциусом останемся связанными навсегда, — она пренебрежительно глянула на Гермиону и закончила: — Зря вы тратите на него время, девушка. Жаль, что сами не понимаете этого. От ее слов и тона Гермиону снова начало тошнить, но она решила не попадаться на удочку. — Юридически ваш брак расторгнут, а самое главное, он расторгнут в глазах Люциуса. И это все, что имеет для меня значение. Тем более что, насколько я помню, именно вам принадлежала инициатива этого развода. — Хм… да, мне… Потому что мой муж перестал быть человеком, за которого я вышла замуж. Все изменилось, и мы с ним тоже. Тем не менее, некоторые вещи более важны, чем наши эмоции. Вам не понять, о чем я. — О, думаю, что у меня получится, если постараюсь. Нарцисса повернулась еще раз, чтобы кинуть на нее заинтересованный, но недобрый взгляд. Затем, так и продолжая держать сигарету в руке, подошла совсем близко. Глянув ей в лицо, Гермиона подумала, что эта женщина, безусловно, по-прежнему очень красива. И была бы еще красивей, если б эти черты, эту холодную, почти замораживающую красоту не портило выражение какой-то странной злобной горечи. Делающей ее почти уродливой. Надменно поджав губы, Нарцисса неспешно осмотрела Гермиону с ног до головы. — Мда… я понимаю, что именно привлекло в вас Люциуса Малфоя. Уверена, вы безбожно льстите ему. А Люциус никогда не мог устоять перед поглаживаниями своего драгоценного эго. И все же… учтите — прелесть новизны надоест ему очень скоро. И он безжалостно выкинет вас из своей жизни, как выкидывает все. Гермиона почувствовала, как внутренности болезненно скручиваются, как хочется бежать из этой комнаты и больше никогда не видеть и не слышать Нарциссу. Которая, заметив, как изменилось ее лицо, довольно ухмыльнулась. — Конечно, я вас понимаю… Люциус очень хорош в постели, этого у него не отнять. Вот только… не обольщайтесь, милочка, думая, что вы первая или единственная, которую он осчастливит своими ласками. Жизнь штука длинная. А мужская верность — редкая. И когда мужчина не может получить желаемого у себя дома, он ищет этого на стороне… — ее лицо затуманилось и исказилось, словно от боли. Чувствуя себя разбитой и опустошенной, Гермиона собралась с силами и проговорила: — Я не знаю, где сейчас Люциус, возможно, он куда-то вышел. Думаю, что вам лучше уйти и договориться с ним о следующей встрече заранее. Нарцисса Малфой рассмеялась. — Мерлин! Вы сейчас говорите, словно его секретарь, а не любовница, как пишут о вас почти на каждой странице «Придиры»! — Я не читаю этот журнал. — И напрасно, дорогая. Узнаете о себе много интересного. — Может быть. Я лишь немного удивлена, что это так интересно вам. Улыбка Нарциссы исчезла, а Гермиону вдруг охватила бесшабашная смелость. — И, пожалуйста, потушите сигарету. Нам с Люциусом не нравится, когда курят в доме. Во взгляде бывшей миссис Малфой появилась нарочитая циничность. — Нам? В доме?.. И в чьем же это доме? Неужели в вашем? О, нет… Дорогая, мне кажется, вы забываете, что именно я прожила здесь больше двадцати лет. — Почему же? Я это прекрасно помню. Так же, как и то, что вы пользовались любым предлогом, чтобы не жить здесь. Поскольку не очень любили Малфой-мэнор. Нарцисса выглядела оскорбленной. — Это Люциус вам рассказал? Да… Как я погляжу, он достаточно откровенен с вами… в подробностях нашей частной жизни. Она повернулась, чтобы выйти из комнаты, но Гермиона окликнула ее: — Нарцисса. Та медленно повернулась от двери и с любопытством взглянула на молоденькую соперницу. — У меня не было возможности поблагодарить вас за то, что вы сделали для Гарри. Это было очень смело. И благородно. Спасибо! На лице Нарциссы появилось выражение недоумения, но она быстро взяла себя в руки. — Я сделала это ради своего сына, ради своей семьи… И гляньте, куда это меня привело. Надо же, какая ирония. Я помогла спасти вашего друга, а может, и вас — для чего? Чтобы подарить вам собственного мужа! Гермиона вдруг услышала в е голосе странное необъяснимое сожаление, которое звучало очень похоже на извинение. Но вот только ей было не понятно, за что извиняется или о чем сожалеет Нарцисса. Та же уже было направилась к двери, но потом вдруг снова остановилась и повернулась к Гермионе. — Не обманывай себя, девочка, думая, что завоевала его любовь. Такой мужчина, как Люциус Малфой… не знает, что такое любовь. Ему этого не дано. Гермионе показалось, что вот-вот она рухнет от страшной боли, охватившей все ее существо, или зайдется звериным криком прямо на глазах этой женщины, когда в дверях столовой появился Люциус. — Нарцисса… Что привело тебя сюда? Это имя на устах Люциуса причинило ей новую боль, но Гермиона удержалась на ногах, наблюдая за бывшими супругами и ни в коем случае не желая показывать свою слабость кому-то из них. Происходящее казалось ей отталкивающим и увлекательным одновременно. Гермионе было неприятно смотреть на них, стоящих рядом и находящимся в одной комнате, но это позволяло увидеть, как они общаются. Убедиться — правду ли сказала ей Нарцисса или же ее слова оказались продиктованы банальной женской ревностью к молодой сопернице. Нарцисса быстро обернулась и увидела своего бывшего мужа. — А-а-а… вот, наконец, и ты, Люциус. Где же ты был в такую рань? — Отлучался по делам. — А я тут зову и зову, но ни тебя, ни твоей жалкой эльфийки и в помине нет. Зря ты закрываешь глаза на ее нерасторопность и лень. На редкость бесполезное существо. — Не ожидал тебя увидеть. Однако хочу заметить, что ни мои дела, ни мои домовые эльфы больше не имеют к тебе никакого отношения. Нарцисса картинно вздохнула, но продолжила: — Ну что ж, пойдем, мне нужно обсудить с тобой кое-что, касающееся… — явно колеблясь, она замолчала. — Касающееся чего? Она вздохнула снова, стараясь придумать причину, способную задеть Гермиону как можно больней, но потом передумала и ответила правду: — Речь идет о ежемесячных выплатах для Драко. И Гермиона не удержалась от облегченного выдоха. По недовольному лицу Нарциссы было заметно, что она ответила искренне. Люциус коротко взглянул на Гермиону, потом на свою бывшую жену, и лицо его посуровело. — Пойдем, у меня есть минут десять. Но на будущее я бы попросил тебя предупреждать о своих визитах заранее и не приходить в мой дом без предупреждения. Позволь напомнить тебе, что это больше не твой дом. Кстати, как ты попала сюда сегодня? — Аппарировала, как обычно, — легко и даже чуть довольно отозвалась Нарцисса. Люциус отвернулся, и по лицу его скользнуло раздражение от собственной недальновидности. Он и впрямь забыл сменить охранные заклинания после ее ухода. — Идем. И покончим, наконец, с этим. Малфой поднял руку, чтобы вывести бывшую жену из комнаты, слегка дотронулся до ее локтя, и Гермиона снова почувствовала, как задыхается от боли. По коридору они прошли в кабинет, а уже скоро она услышала, как Люциус закрыл за ними дверь. Больше не в силах сдерживаться, Гермиона разрыдалась и рухнула на пол. Страдание, охватившее ее мысли и чувства, казалось невыносимым. «Неужели их встреча и вправду связана с делами? Что они говорят там друг другу? Почему Люциус дотронулся до нее?» Она вспомнила все слова, сказанные Нарциссой, и заплакала еще горше. Нет, конечно же, Гермиона понимала, что та сказала их специально, нарочно желая причинить ей боль. Желая разрушить доверие между Гермионой и Люциусом, в котором ей пришлось убедиться. И у нее почти получилось это! Потому что после того безмятежного счастья, которое охватывало Гермиону вчерашним вечером и сегодняшним утром, сейчас она оказалась погруженной в пучину страшного и мучительного отчаяния, от которого задыхалась, не в состоянии набрать в грудь воздуха. А богатое воображение тем временем подбрасывало все новые, все более страшные картинки. «Что происходит сейчас между ними? Там, в кабинете… Что, если Нарцисса одумалась и решила вернуть Люциуса? Ведь раньше он был так предан ей. Да и сейчас наверняка еще осталась былая привязанность, которую при желании можно легко возродить…» Гермиона знала, что ведет себя на редкость глупо, но ничего не могла поделать с собой. «Десять минут… Это слишком много… Я… я не переживу эти десять минут. Я же… умру прямо здесь!» Она поднялась с пола и начала нервно мерить шагами столовую, заставив себя остаться в ней, хотя и сгорала от желания метнуться к кабинету и попытаться услышать хоть что-нибудь. От этого ее удерживало лишь чувство собственного достоинства. И хотя по часам было заметно, что прошло даже меньше десяти минут, ей показалось, что прошла целая вечность, когда дверь кабинета, наконец, приоткрылась, и до нее донесся низкий голос Люциуса. — Думаю, этого будет вполне достаточно. Как же она обрадовалась, услышав, что он по-прежнему сух и спокоен. И тут же напряглась снова, ожидая ответа Нарциссы. — Надеюсь, его это устроит. Тебе бы стоило научиться быть более щедрым к единственному сыну. Тем более что у Драко сейчас непростые времена. Он и без того слишком много работает, чтобы сохранить уровень жизни, к которому привык, — в ее голосе звучала явная обида. — Хорошо. Я попробую, — флегматично отозвался Люциус. Нарцисса снова скривилась. — Если Драко не устроит эта сумма, я опять пожалую к тебе. Уж не обессудь. — Нет. Пусть приходит сам. — О-о, Люциус, я тебя умоляю. Думаю, ты прекрасно знаешь, что он не в настроении видеть тебя… после того… скажем так — в данный момент. — А я тебя умоляю запомнить: если нашему сыну что-то нужно от меня, пусть приходит и просит об этом сам! — твердо повторил Малфой. — Ладно. Поживем — увидим. Не думаю, что Драко захочет прийти сюда в ближайшее время. Гермиона услышала направляющиеся к входной двери шаги. — Я аппарирую снаружи. Это всегда легче. — До свидания, Нарцисса. Она помолчала. — Как все странно теперь… Не правда ли? — Что именно? — Мы общаемся как чужие. В нашем же собственном доме. — Извини, но это больше не твой дом. — Ты очарователен в своем вежливом хамстве, Люциус, впрочем, как и всегда, — она снова ненадолго замолчала. — Ладно. Прощай! Дверь, наконец, закрылась. Гермиона осталась стоять там же, где и стояла, и уже скоро услышала его приближающиеся шаги. Лицо вошедшего в комнату Малфоя казалось напряженным. — Ушла. Стараясь не показать, насколько она расстроена, Гермиона просто кивнула. — Нарцисса не должна была являться сюда без предупреждения. Извини. Я больше не допущу этого. Хотя тебе и придется смириться с тем, что иногда мне нужно будет видеться с ней. Гермиона снова кивнула, а затем, сама не ожидая от себя, выпалила то, что сводило ее с ума. — Ты дотронулся до нее! Люциус смотрел в явном замешательстве. — Я — что? — Ты коснулся ее руки. Зачем? — Неужели? Не помню… — Да, Люциус! Между ними повисло напряженное молчание. — Даже если и так… И что? — Почему ты это сделал? Разве обязательно было дотрагиваться до нее? Если она, конечно, ничего не значит для тебя… Слегка нахмурившись, Малфой пристально глядел на нее с явным любопытством. — Послушай, я даже не помню, что коснулся ее. Если я и сделал это, то всего лишь потому, что прожил с этой женщиной почти половину своей жизни. Потому что она мать моего ребенка. Потому что я, черт возьми, привык к ней, привык к тому, что она рядом. Это было абсолютно неосознанной реакцией на обстоятельства. И его слова заставили ее разрыдаться вслух. Даже понимая, что ведет себя сейчас глупо и смешно, Гермиона не могла остановиться: боль оказалась слишком велика. — А я не хочу! Не хочу, чтобы ты проявлял эти «неосознанные реакции»! — она уже горько плакала, всхлипывая как ребенок. Теперь Люциус уже выглядел откровенно раздраженным. — Ну, дорогая, вот сейчас ты действительно ведешь себя, словно капризный младенец. Попробуй отнестись к этому более зрело и рационально. Его голос был полон спокойного пренебрежения и чувства превосходства так заметно, что Гермиона ощутила себя школьницей, получающей выговор от преподавателя, а их разница в возрасте вдруг показалась ей огромной. И это словно стало толчком высказать ему все, что наболело сегодняшним утром. Мучения, вызванные словами Нарциссы, оказались слишком велики. — Да? Рационально? А разве ее ты не пытался обманывать? — Что?!! — в голосе Малфоя прозвучал откровенный шок. — Она… она сказала, что ты изменял ей… — Значит, изменял? — так холодно переспросил Люциус, что Гермиона даже слегка вздрогнула. — Да! Она… сказала, что… когда ты не получаешь дома того, чего хочешь, то… получаешь это в другом месте… — голос ее окончательно сорвался, и слезы уже бежали по щекам в три ручья. Видимым усилием воли, Люциус взял себя в руки, хотя лицо его страшно напряглось и окаменело. — Ты не можешь комментировать мой брак. — Да, но я хочу знать. — Ничего тебе не нужно знать. — Нет, Люциус… — Гермиона увидела, как он начал отворачиваться и, не выдержав, прокричала, захлебываясь от слез: — Я должна быть готовой к этому, если когда-нибудь ты соберешься сделать то же самое и со мной! Малфой замер и снова повернулся к ней, а уже в следующую секунду лицо его исказилось от жалости. Решив поначалу потребовать, чтобы она взяла себя в руки, и отказаться вести разговор в подобном тоне, сейчас он не мог понять, что ему делать. Ее бурная и искренняя реакция привела его почти в замешательство, а Гермиона все плакала и плакала, дрожа от рыданий всем телом. Шагнув к ней, Люциус обхватил заплаканное лицо обеими руками и поднял голову вверх, заставляя посмотреть себе в глаза. — Посмотри на меня, Гермиона… Посмотри на меня! Неужели ты не понимаешь, что и зачем она сделала? Она попыталась сделать тебе больно, и у нее получилось это! Попыталась посеять семена сомнения, которые приведут нас к ссоре. И у нее это тоже получилось, черт возьми! Что еще она пыталась сделать за эти несколько минут? Что? Я тебя спрашиваю. Гермиона опустила голову, но Малфой еще раз с силой приподнял ее, заставляя смотреть на себя. — Запомни! Я никогда не изменял жене… Никогда! Даже, когда встретил тебя, честно ждал начала бракоразводного процесса. И ты знаешь об этом. Немного успокоившись, она наконец-то смогла начать рассуждать здраво, и дыхание ее несколько затихло. — Но тогда… почему? Почему она думает, что ты был неверен ей? Она сказала, что не могла дать тебе того, что ты хотел… Люциус выглядел ошеломленным. — Гермиона, я старался не вдаваться в подробности нашего разрыва с Нарциссой. Это было бы слишком болезненно для нас обоих. Но вспомни, кем я был тогда. Под чьим влиянием находился несколько лет подряд. И оно поглощало всего меня! Ничего не имело значения больше, чем его благосклонность. Неужели ты думаешь, Нарциссе нравилось это? Нравилось то, что милости Лорда имеют для меня большее значение, чем наша семья, наш ребенок и она сама? Нет! И она была права, не простив меня. Нарси прожила со мной слишком благополучную и уютную жизнь, чтобы потерпеть соперничество с кем бы то ни было. Возможно, если бы она оказалась в состоянии разглядеть изменения, начавшие происходить во мне, открыть глаза на какие-то вещи, прислушаться к чему-то… Но этого Нарцисса уже не захотела. И это стало нашим с ней концом, как мужа и жены, как семьи. Положив голову ему на плечо, Гермиона глубоко вздохнула, понимая, что лучше будет изгнать этих демонов навсегда. И принять его слова, как данность. Тем более что они и впрямь объясняли многое. Но было еще кое-что, что мучило ее, заставляя снова и снова сходить с ума. И она должна была спросить Люциуса об этом! — Она сказала, что ты… не знаешь, что такое любовь… — лицо Малфоя исказилось от боли, но уткнувшаяся ему в плечо Гермиона не увидела этого и продолжила: — Ты… любил ее, Люциус? Продолжая крепко прижимать ее к себе, он долго молчал, но потом просто и откровенно ответил: — Думаю, да. Гермиона закрыла глаза, из которых снова потекли слезы. Страшная и болезненная ревность, как ни странно, смешалась в ее душе с необъяснимым облегчением. Потому что Люциус Малфой мог любить! Он был способен чувствовать любовь… И она задала вопрос, ответа на который боялась больше всего на свете: — А сейчас… ты… все еще любишь ее? Люциус глубоко вздохнул, не отвечая ничего так долго, что ей уже стало страшно. Казалось, что сердце вот-вот разобьется на миллионы мельчайших осколков и перестанет существовать. Но потом она услышала голос Малфоя, звучавший так, будто он задумался и разговаривает с самим собой. — Долгое время я понимал, что еще очень привязан к ней… Даже после того, как она ушла. Оставалось что-то вроде уважения, какой-то близости, даже привычки. Это всегда происходит, когда много лет люди живут вместе, когда их связывает… целая жизнь. И неважно, плохая или хорошая… Но любить… — он вздохнул еще раз, и Гермиона затаила дыхание в ожидании правды. Люциус слегка приподнял ее голову и снова заглянул в лицо. — Знаешь, когда я понял, что больше не люблю ее? Что ничего не осталось… Когда увидел тебя в опере. А потом еще раз убедился, когда через неделю впервые пришел к тебе в кабинет. Так что, нет, Гермиона… Я больше не люблю ее. Все прошло. Снова заплакав, она уткнулась лицом в его рубашку, а Малфой, больше не говоря ни слова, молча прижимал ее к себе, лишь ласково поглаживая по волосам. Так они и сидели еще долго, пока наконец он не поднялся и не потянул ее за собой. — Пойдем, хватит плакать. Тебе нужно успокоиться и съесть чего-нибудь, — Люциус повел ее на кухню, инстинктивно уводя из столовой, в которой до сих пор стоял запах сигаретного дыма. За завтраком, поданным услужливой Тибби, он попытался было разговорить Гермиону, но, видя, что попытки безуспешны, оставил в покое. И только внимательно поглядывал, следя за ее состоянием. Наскоро пожевав чего-то, она быстро переоделась и спустилась вниз, чтобы уйти на работу. Застенчиво улыбнулась и, уже стыдясь своей ревности, несмело приблизилась к Люциусу, чтобы, приподнявшись на цыпочки, чмокнуть в щеку. И уже собралась направиться к камину, когда почувствовала, как его пальцы мягко касаются запястья. — Гермиона… Она обернулась, но глаз так и не подняла. — Все в порядке. И Нарцисса… просто несчастная женщина, к тому же ревнующая. Чего еще можно было от нее ожидать? — Я пойду… Мне уже пора, — выдавила из себя Гермиона, не в силах посмотреть на него. А потом подошла к камину, взяла немного порошка и исчезла в зеленом пламени, направляясь в Министерство магии. Примечание: строки из пьесы У. Шекспира «Укрощение строптивой» взяты в переводе И. Курошевой.