Познавая прекрасное

Придя на работу, Гермиона честно пыталась сосредоточиться на делах, но получалось у нее из рук вон плохо. Снова и снова она проигрывала в голове то, что случилось утром, и с каждой минутой все сильнее ругала себя за несдержанность. «Боже, какая же я идиотка! Так по-детски, так глупо и нелепо вела себя… Да понятно, что Нарцисса пыталась причинить мне боль, пыталась задеть, подколоть — и я не должна была поддаваться на эти провокации. Они с Люциусом поженились, когда меня еще на свете не было, так почему ж они не могут оставаться близкими людьми? Ведь он никогда не давал мне повода усомниться в своей искренности. И в том, что я нужна ему…» Она раз за разом вспоминала все, что сказал Люциус, и искала в его словах подтверждение того, что он не сердится на нее. Что эта отвратительная истерика не создаст проблем в их отношениях. И все равно тошнотворный страх заставлял скручиваться внутренности узлом, и Гермиона чувствовала себя ужасно несчастной. Ощутив мучительную боль, она потерла виски. «И что, спрашивается, он теперь должен обо мне думать?» Был еще один момент, заставлявший ее беспокоиться: Гермиона ужасно переживала, что сегодня утром дала понять, насколько она… младше Люциуса. Он действительно мог увидеть в ней молоденькую, излишне эмоциональную и не умеющую держать себя в руках особу. А ей так не хотелось этого! Люциус всегда общался с ней на равных, к чему Гермиона уже привыкла. Более того, ей безумно нравилось, что такой умный, гордый и умудренный опытом волшебник, как Люциус, уважает ее мнение и всегда прислушивается к нему. Как же не хотелось опускаться на ступеньку ниже! Но во время сегодняшней сцены она просто наглядно продемонстрировала свою… незрелость. «Черт! Ну почему я вела себя как глупая ревнивая девчонка? — Гермиона глубоко вздохнула и подумала о том, как они расстались. — Да, Люциус был нежен и спокоен со мной. Но я! Я была такой… обиженной, что, можно сказать, отвергала все, что он говорил или делал. А ведь Люциус всего лишь хотел успокоить меня!» Она вспомнила, как собралась и ушла, толком так ничего не выяснив с ним. Даже не попытавшись объяснить ему свои обиды и страхи. И этим еще больше продемонстрировала истинно ребяческую раздражительность. Ей вдруг ужасно захотелось вернуться в мэнор, увидеться с Малфоем и извиниться за свое поведение. «Я хочу обнять его. Прямо сейчас. Господи, как же он нужен мне! Хочу знать, что он не сердится, что по-прежнему хочет меня!» — Гермиона со стоном опустила голову на лежащие на столе руки и тоскливо вздохнула. Придти в себя ее заставил звук открывшейся двери. Гермиона слегка повернулась на этот шум и невольно приоткрыла рот от удивления. Вошедший в кабинет Люциус Малфой закрывал за собой дверь. Она не верила своим глазам. Голова тут же закружилась от радости, и Гермиона лишь еле слышно пролепетала: — Ты?.. Что ты здесь делаешь? По лицу Люциуса пробежала тень неловкости, и он слегка приподнял брови, будто не зная, что сказать. — Просто… решил зайти. Я беспокоился о тебе. Утром ты ушла так поспешно, и я… боялся, что ты все еще пережива… Он еще не успел договорить, когда Гермиона соскочила с кресла и бросилась ему на шею, потянувшись к лицу губами и увлекая Малфоя в глубокий, жадный и какой-то отчаянный поцелуй. Поцелуй, который был ей ужасно нужен, который избавил бы от всех страхов, мучений и угрызений совести, одолевавших сегодня, как никогда. Приоткрыв губы, она скользнула языком Люциусу в рот, сразу же сплетаясь с его собственным, и облегченно прижалась всем телом. Потом опустила руки и, уже снова расплакавшись, начала судорожно раздевать его, спеша и бормоча при этом: — Прости… прости меня. Боже, как же глупо я себя вела… Пожалуйста, Люциус, пожалуйста… скорее… И это жадное отчаяние словно заразило его: Малфой потянулся и одним движением стащил с ее плеч блузку, практически разорвав ту пополам. Затем резко опустил лямки бюстгальтера, заставив Гермиону застонать в предвкушении, и тут же наклонился к тяжело дышащей, вздымающейся груди. Она еще боролась с пуговицами его рубашки, когда Люциус уже опустил голову и с силой вобрал один из сосков в рот. И не было в эти мгновения ни капли нежности в его желании, лишь страшная жажда и страсть. Но Гермионе и этого было мало. Выгнув спину и подставив соски его губам, она умоляюще прошептала: — Ну же, Люциус… Ты знаешь, чего… чего я хочу… Прикуси их. Укуси же меня! Малфой послушно втянул один из сосков глубоко в рот, покручивая пальцами другой, а потом, чуть отстранившись, глухо прошептал: — Скажи… повтори это еще раз… И Гермиона умоляюще простонала в ответ: — Еще сильнее. Ты знаешь, как… Пожалуйста, Люциус. Хочу, чтоб ты прикусил их. Сделай же это… Нельзя было не откликнуться на эту мольбу, и, снова склонившись к соску, Малфой слегка сжал зубы. Боль, только усилившая возбуждение, красной вспышкой полыхнула по векам, и Гермиона невольно вскрикнула: — Да… О, Боже… да! Еще… Охваченная дурманом вожделения, она обхватила его голову, крепко прижимая к себе и впиваясь в кожу ногтями. Словно откликаясь, Люциус прикусил сосок еще крепче, с силой покручивая пальцами второй. С губ Гермионы сорвался резкий вздох, услышав который, Малфой прильнул к другой груди, делая с ней то же самое. А потом опустил руку и нашел пальцами горячее влажное влагалище, побуждая Гермиону тихо застонать и выгнуться ему навстречу. Но уже скоро и этого ей стало мало. — Люциус, прошу тебя, — еле проговорила она, отстраняя его голову. — Мне нужен ты сам. Хочу чувствовать внутри тебя, а не твои пальцы. Пожалуйста… Глухо рыкнув, Малфой толкнул ее куда-то назад, даже не обращая внимания, что толкает к самой двери, и начал приподнимать юбку, одновременно расстегивая свои брюки. Всего несколько мгновений и вот он уже в ней — жаркой и тесной. Обхватив ногой его бедро, Гермиона удовлетворенно выдохнула и откинула голову, с силой ударившись затылком о дверь. Но даже громкий стук не привел ее в себя. Ничего больше не осталось во всем мире — только этот мужчина. Единственный мужчина, нужный ей сейчас целиком и полностью. Нет, не сейчас. Всегда. Вся горечь сегодняшнего дня, вся ревность, все сомнения и чувство вины бесследно растворялись в жарком наслаждении тем, что Люциус рядом. Рядом его тело, губы, руки. Гермиона ощутила, как он приподнимает ее, заставляя обхватить себя ногами за поясницу и не прекращая поцелуя, куда-то неспешно движется. Наконец, почувствовав твердую поверхность, она смутно поняла, что сидит на своем столе, и тут же откинулась на столешницу. Все ее существо горело, будто в лихорадке. В беспорядке со стола слетали рабочие документы, перья, какие-то мелочи, но и на это Гермиона тоже не обращала никакого внимания. Ей было все равно… С силой схватив ее за бедра, Малфой спустил их чуть ниже, и Гермиона вцепилась одной рукой в край стола, сжимая его так, что костяшки пальцев побелели. Она коснулась одного из сосков, крепко потирая его, и неожиданно для себя проговорила: — Ну же… сильней, Люциус. Жестче. Так, как умеешь только ты. Я хочу… чтобы ты выебал из меня все, что было до тебя. Чтобы… из нас обоих выебал наше прошлое! Прошу тебя! И Малфой вдруг понял, что эта мольба, столь откровенная в своей вульгарной пошлости и столь искренняя в своей почти животной примитивности, опьяняет его сильнее, чем самое крепкое огневиски. Не в силах больше сдерживаться, он на мгновение выскользнул, а затем начал двигаться именно так, как она хотела. Как умоляла его. Резко, размеренно, глубоко. И каждый его толчок порождал желание сказать правду, которая бы успокоила ее. Услышав, как с губ Гермионы слетел тихий чувственный всхлип, Люциус наклонился к самому уху: — Прекрати ревновать, глупышка. Есть только ты… О, боги, какая же ты еще дурочка. Не смей сомневаться во мне, Гермиона. Слышишь? Не смей! Никого не может быть, кроме тебя… Только ты! — последние слова Люциус почти простонал, начав двигаться быстрее и приближая обоих к долгожданному финалу. И все вместе — его толчки, звук его голоса, слова, что он произнес, — все это словно опрокинуло ее в мучительную, но блаженную пропасть, казавшуюся бездонной. И Гермиона падала... Падала… Падала. Тело, дрожа в сладких конвульсиях, выгибалось на столе, неосознанно сбрасывая с его поверхности то, что было не сброшено до сих пор. И самым прекрасным аккордом, прозвучавшим в заключение, стал громкий удовлетворенный стон Малфоя, показавшийся ей музыкой. Они еще долго так и оставались слитыми, жадно улавливая остаточные спазмы тел после пережитого удовольствия. И наслаждаясь ими. Глубоко вдыхаемый обоими пьянящий воздух казался им переполненным ароматами вожделения и страсти. Наконец тяжело дышащий Малфой протянул руку и, подняв Гермиону, крепко прижал ее к себе. Все еще оставаясь в ней, он очистил сияющее лицо возлюбленной от прилипших, влажных ручейков волос. — Все-таки ты самая удивительная женщина на свете, — мягко произнес он, едва касаясь ее лба подушечками пальцев. — Самое необычное и изысканное существо, которое я встречал. Которое отдается мне целиком и полностью. Сказать по правде, я никогда не знал ничего подобного. Даже не думал, что такое возможно. И что оно будет моим. На секунду ошеломленная Гермиона зажмурилась: на этот раз Люциус Малфой говорил именно то, о чем она мечтала услышать с самого начала их отношений. То, что она не такая как все. То, что для него она — единственная. С трудом глотнув какой-то странный комок, застрявший в горле, она ощутила, как глаза снова щиплет от навернувшихся слез. А потом, наскоро проморгавшись, честно вернула комплимент сполна. — Неужели думаешь, я всегда была такой? Нет… Раньше все было по-другому. Это ты… сделал меня той, какая я есть сейчас. И мне кажется, только не смейся, что мы… оба влияем друг на друга… И вместе создаем новых себя… Они, эти новые ты и я, ужасно похожи на прежних нас. Но и совсем другие… И мне нравится это, Люциус. Очень нравится. Наклонившись, Малфой нежно поцеловал ее губы, потом постепенно опустился к шее, и Гермиона ощутила, как член его, до сих пор находящийся в ней, дрогнул и начал снова увеличиваться. Открыв глаза, она машинально обвела кабинет уже замутненным от вожделения взглядом: стены, покосившиеся плакаты, шкафы, дверь… «О, Боже! Дверь!» — Гермиона вздрогнула в панике. — Люциус! Мы забыли бросить на кабинет «Оглохни»! Поначалу Малфой выглядел абсолютно бесстрастным, и Гермиона даже подумала, что не дождется от него никакой реакции, но потом медленно протянул: — Твою ж мать… Это надо так опростоволоситься. Прости, я совсем забыл. И она чуть не рассмеялась, увидев его виноватые глаза, хотя, сказать по правде, до несчастной двери ей не было никакого дела. И ни до чего не было дела, потому что член Люциуса (уже снова твердый и большой) по-прежнему находился в ней. Малфой слегка пошевелился, и Гермиона ощутила, как новая волна желания прокатилась по телу. Застонав, она с силой провела ногтями по его спине, опускаясь к ягодицам и оставляя на коже красные царапины. Потом вдруг опять вспомнила про чары и нахмурилась. — Как ты думаешь, это может обернуться проблемами? Я имею в виду, что в приемной, наверное, кто-то слышал, как я кричала и… Черт! — закончить она не смогла, потому что в этот миг Люциус дотронулся до клитора, принявшись ритмично кружить по нему пальцами. Он кружил и кружил, пока Гермиона, неосознанно сжав мышцы влагалища, не заставила его самого громко застонать в пустоту кабинета. — Тихо! — зашипела она на него, тут же взяв в рот кулак, чтобы заглушить собственные крики. Малфой схватил ее за лодыжки и, быстро подняв ноги себе на плечи, резко погрузился, задев при этом клитор. Кулак Гермионы упал на стол, и теперь уже сама она не сдержалась и громко простонала: — О-о-о… как глубоко… как же хорошо, Люциус… Только не останавливайся! Продолжая двигаться, Малфой вкрадчиво задал вопрос: — Что вы сказали, мисс Грейнджер? Я не расслышал. Словно находясь в бреду, она повторила: — Не останавливайся! Никогда не останавливайся! — Не бойся. Я и не собирался. Он двигался все быстрее и быстрее, продолжая ласкать клитор подушечкой большого пальца. Уже совсем скоро тело Гермионы задрожало в конвульсиях удовольствия, и с губ слетел приглушенный, но все же хорошо различимый возглас: — Боже… Это невероятно, Люциус! Ты невероятен. Услышав это, Люциус не сдержался и сам, бурно излившись и прошептав: — Гермиона… Уже во второй раз за несколько минут они медленно остывали, не отводя друг от друга глаз. Пока Гермиона наконец не состроила смешную гримасу и не бросила ему: — Упс! Люциус выразительно приподнял брови, и она вдруг жутко смутилась. — Кажется, это можно назвать форменным хулиганством, да? — Согласен… «Хулиганство» звучит наиболее подходящим определением. Но это было… — довольно ухмыльнувшись, он не договорил. Поднявшись со стола, Гермиона чмокнула его в щеку и поначалу даже начала улыбаться, но потом вдруг остановилась. Ее охватили мрачные опасения. — Черт… У меня могут быть серьезные неприятности. Она быстро скользнула на ноги и осмотрелась вокруг. Зрелище оказалось неутешительным: на полу валялась почти разорванная в клочья блузка, неподалеку лежали уничтоженные Люциусом трусики, порванные чулки сползли и теперь свисали с ног. Приводя в порядок одежду, Гермиона оглядела себя. На груди и плечах виднелись потемневшие пятна — следы поцелуев Люциуса, который несколько смущенно поднял на нее глаза. — Я причинил тебе боль. Гермиона отмахнулась. — Не говори ерунду. Ты же знаешь, что я была абсолютно не против. — Потом будет болеть еще сильней. — И ладно. Зато будет напоминать о тебе. По губам Люциуса вновь скользнула довольная ухмылка, и он слегка качнул головой. Наконец Гермионе удалось починить одежду и привести себя в пристойный вид. Она огладила юбку и посмотрела на Малфоя. — Ну что… пора столкнуться с последствиями нашего хулиганства, — с этими словами она шагнула и смело распахнула дверь кабинета, сразу же столкнувшись взглядом с Присциллой, которая быстро опустила голову и уткнулась глазами в лежащий на столе пергамент. — У нас тут все в порядке, Присцилла? — Гермиона задала вопрос с нарочитой беспечностью. Та не подняла головы. — Да, мисс Грейнджер. Все в полном порядке, — она продолжала что-то строчить на пергаменте. — А у вас все хорошо? Гермиона внимательно посмотрела на нее и подумала, что отношения с секретаршей в последнее время стали гораздо теплей и, может быть, стоило рискнуть, втягивая ее в их маленькую интригу. — Конечно... У меня не просто все хорошо, а, сказать по правде, все очень хорошо, — прозвучал ее ответ, сопровождаемый многозначительной улыбкой. Присцилла взглянула и лукаво ухмыльнулась этой откровенности, столь неожиданной для чопорной мисс Грейнджер. — Я догадываюсь… — понимающе отозвалась она, изогнув аккуратно выщипанную бровку, и обе вполне себе искренне улыбнулись друг другу. Гермиона наклонилась к ней ближе. — Присцилла… — начала она, и девушка с готовностью придвинулась. — М-м-м… Я просто хотела спросить: много ли народу заходило в приемную… за последние полчаса? Та огляделась вокруг и негромко ответила: — Да не особенно. Ведь мистер Снипуорт все еще не вернулся из поездки. Так… один-два человека. Не больше. — А эти один-два… долго здесь… торчали? И слышали что-то… э-м-м… необычное? — Если честно, то кое-что, конечно, привлекло их внимание. Но поскольку это были всего лишь клерки из соседних служб, я не думаю, что кто-то должен отчитываться перед ними или объяснять что-то… Да и оставались они здесь недолго. — Это хорошо… — с заметным облегчением выдохнула Гермиона. Из кабинета показался Малфой, который подошел и встал с ней рядом. Присцилла тут же любезно улыбнулась ему. — Мистер Малфой, — вполне официально начала она, — надеюсь, ваш сегодняшний визит в министерство прошел успешно? Мисс Грейнджер смогла сделать его интересным и насыщенным? Глянув на нее с веселым любопытством, Люциус немного помолчал, прежде чем ответить, но не пропустил удар. — О, да… Благодарю, Присцилла. Мисс Грейнджер сегодня была очень любезна. Впрочем, как и всегда. Девушка хитро посмотрела на обоих и объявила, что рабочий день подошел к концу, поэтому она уходит домой. Гермиона взглянула на часы. — Уже больше пяти часов. Я тоже могу уйти. Собравшись, секретарша направилась к двери, но потом, приостановившись, напомнила Гермионе: — Не забывайте, что завтра мистер Снипуорт уже будет на месте. И слух у него гораздо более острый, чем у всех остальных работников Министерства магии. Особенно, когда это касается вас… — она многозначительно ухмыльнулась и вышла из приемной. Вернувшись с Люциусом в кабинет, Гермиона опустилась в кресло и, глубоко вздохнув, с облегчением выдохнула. — Ну что ж, кажется, на этот раз пронесло… и эта шалость сойдет нам с рук. Хотя она и была очень неразумной. На что Малфой лишь безмятежно улыбнулся ей через стол. — А тебя, как я погляжу, это совершенно не беспокоит, да? — снова вздохнула Гермиона. — Почему же? Не совсем так. Просто в тот момент такая мелочь и впрямь волновала меня мало. — Хм… ну в тот-то момент понятно… Хотя, конечно, мы чертовски глупо себя повели, согласись. Нам просто крупно повезло, что сегодня на месте не было Ормуса, который ясно дал мне понять, что в министерстве я должна работать, а не заниматься своими личными делами. Ты знаешь, как важна для меня эта работа. И я должна быть более осторожной. Не знаю, что на меня нашло… Люциус насмешливо приподнял бровь. — Только вот не надо иронии, ладно? — тут же вспыхнула Гермиона, заметив усмешку. — Если бы нас застукали здесь, это был бы кошмар… — Дорогая, не преувеличивай. С тех пор, как всему волшебному миру стало известно о наших отношениях, вряд ли кто-то рискнет вломиться к тебе в кабинет тогда, когда здесь нахожусь я. Тем более что ты по праву считаешься ценным сотрудником, а со мной… — Что «с тобой»? — Связываться со мной многие вообще сочтут… неразумным… — протянул Люциус так высокомерно, что Гермиона даже приоткрыла рот. Невероятная «малфоевская» самоуверенность до сих пор поражала ее, хотя уже и не возмущала как раньше. И все же, не поддразнить его она не смогла. — Ой, не зарекайся, дорогой. Твое чувство собственной значимости уже не раз создавало тебе большие проблемы. Слегка улыбнувшись, Люциус подошел к ней. — Не буду спорить. Ладно, пойдем домой. Он взмахнул палочкой, и разбросанные по кабинету пергаменты с перьями аккуратно вернулись на рабочий стол. Вздохнув, Гермиона поднялась с кресла. — И все же я опять здорово сглупила. Больше не позволю случиться такому. Люциус бросил на нее сверху вниз недовольный взгляд. — По-моему, ты забыла наш недавний разговор о моем отношении к тому, что ты работаешь. Его серьезный тон уже начинал раздражать, и Гермиона снова не сдержалась: — А мне-то казалось, что тебя восхищает моя ответственность? В том числе. — Восхищает. Когда лежит в пределах разумного. — А сейчас, значит, не лежит? Люциус, это моя работа! — она увидела, как тот состроил усталую гримасу, и продолжила: — Знаю, у тебя сей факт вызывает некоторое недовольство. Что ж… прости, но мне очень нравится то, чем я занимаюсь. И я не хочу потерять все это. — Ты и не потеряешь. Ничего ж не случилось. Расслабься уже, и пойдем домой, — он протянул Гермионе руку, и ей оставалось лишь сделать в ответ то же самое. «Действительно. И чего я разошлась? Это же здорово, что он пришел сюда сегодня. И восхитительно все то, что произошло после. А самое главное — ничего неприятного не случилось». Она позволила взять себя за руку и вывести из кабинета прочь. — Давай сегодня доберемся в мэнор через камин. В последний раз ты неважно перенесла аппарацию, — предложил Люциус, когда они уже шли по коридору. Гермиона благодарно сжала его руку, и тут же увидела, как он оглядывается на нее, а потом и останавливается. — Спасибо тебе за этот день. Как я уже сказал, ты самая удивительная женщина на свете, — Люциус продолжил путь дальше, но через пару секунд снова повернулся к ней и, ухмыльнувшись, добавил: — И что примечательно — на редкость ответственная женщина. Засмеявшись, Гермиона слегка шлепнула его по рукаву. — Давай-давай, иронизируй! — она тихонько прижалась к его плечу щекой и вздохнула. — На самом деле это я должна благодарить тебя. Люциус вопросительно посмотрел на нее, и Гермиона мягко закончила: — Спасибо, что пришел… Ты был так нужен мне… сегодня. Ничего не ответив, Малфой лишь прижал ее к себе, нежно поцеловал в макушку и уверенным шагом повлек к лифтам, чтобы направиться в Атриум с его многочисленными каминами. Уже скоро они оказались в гостиной Малфой-мэнора, и, сбросив туфли, Гермиона сразу же растянулась на диване. — Боже… Наконец-то завтра пятница! Какое счастье… Налив себе виски, а Гермионе «Чарующий свет», Люциус плюхнулся рядом и протянул ей бокал. Поблагодарив, она продолжила: — Даже не верится, что всего неделю назад случилось то происшествие… в парке. Столько всего произошло с тех пор… Кажется, прошла целая вечность. Оба помолчали, задумавшись о слушании, Драко, Роне, Нарциссе… — Неудивительно, что я так устала, — зевнула Гермиона. — Смею ли я скромно надеяться, что ты устала еще и по другой причине? — Малфой сделал глоток из своего стакана и пощекотал пальцем одну из ее босых подошв, лежащих у него на коленях, заставив Гермиону дернуться и захихикать. — Ай! Между прочим, я сейчас не о физической усталости, — потирая ступню о другую ногу, она продолжала смеяться. — Неужели ты никогда не устаешь морально… психологически? Просто никогда не слышала от тебя об этом. — Конечно, устаю. Но я много лет привык скрывать свои слабости. Подняв руку, она ласково убрала с лица упавшую белую прядь. — И напрасно… От меня ты можешь ничего не скрывать… И показать любую из них. Люциус наклонился и долго, внимательно смотрел на нее, а потом опустился еще ниже, легко коснулся губами лба и тихо-тихо прошептал: — Я бы, может, и хотел… Но, видишь ли, какая штука… Когда я с тобой, ты даришь мне столько сил… что я вообще не чувствую слабости…